Отправь их в Ад!

Лицо прямоугольное, с жесткими чертами. Уши большие, мясистые. Лоб высокий, выдающийся вперед. Большой нос картошкой. Суровый рот с великолепными зубами. Мужественный квадратный подбородок, впалые щеки. Глаза небольшие, цепкие, серьезные. Ежик темных волос, полностью гармонирующий с жесткой щетиной.

Здоровяк прикоснулся к плечу убийцы, кожу тут же ожгло невыносимой вспышкой боли. Рихтер скосил взгляд — глубокая рана затягивалась бурой коркой. Почему сам не догадался прихватить такую штуковину? Армейский заживляющий амулет, правда в миниатюрном спец-исполнении, вещь дорогая, но не сказать чтобы уж такая редкая. Хватает на несколько ран, а после использования на теле остаются жуткие шрамы. Ну да уж шрамами убийцу не испугать.

Что же это за спаситель отыскался? Давненько Нергал не видел подобных гигантов, а потому сразу насторожился. В очередной раз сработали инстинкты охотника, по неведомым признакам легко выделяющие нечеловека.

«Волчок, ты-то тут откуда?» — то ли прошептал, то ли подумал Рихтер.

Оборотень брезгливо отер перепачканные кровью руки, безжалостный взгляд скользнул по закрывшимся ранам, оценивая транспортабельность пациента.

Нергал слабо улыбнулся.

Жить будет, а остальное не так уж важно.

Здоровяк поднял убийцу на ноги, тот с трудом удержался в стоячем положении. Оборотень нашел пулевик, тесак, вещи заняли законное место под плащем Рихтера.

Дальнейшие события остались в голове Нергала чередой включений и выключений, словно какой-то шалун баловался кнопкой света. Вольф поволок к выходу, ни мало не заботясь об адской боли, то и дело пронзающей закупоренные магией раны. Кровотечение прекратилось, однако при каждом движении в голове Рихтера будто вспыхивала молния с началом в груди, а концом на болевых рецепторах мозга.

Нергал потерял сознание, едва они дотащились до двери. Ненадолго очнулся, лежа в каком-то длинном коридоре, пока оборотень разбирался с постом охраны. Мимолетные включения сознания высвечивали череду комнат и проходов, светящихся ламп и темных углов, тихих закоулков и яростных схваток.

Глаза открылись, среагировав на надоедливое жужжание. Оказалось, они едут в лифте, светящемся, как новогодняя елка. Поднимались очень долго, Нергал потерял счет времени. Едва двери раскрылись, оборотень рванул убийцу вперед, вспышка невыносимой боли в очередной раз оборвала поток мыслей.

Вода плескалась по лицу освежающим эликсиром, придавая сил и бодрости. Рихтер открыл глаза, с облегчением ощущая леденящее дуновение свежего ветра. Он стоял на улице, прислонившись плечом к фонарному столбу. Потоки дождя вмиг вымочили насквозь, промыли мозги, помогая мыслям собраться в удобоваримую кучу.

Рядом оборотень возился с дверьми видавшего виды мехмобиля. Едва щелкнул запор, как он запихнул прибалдевшего убийцу на пассажирское сиденье, сам через секунду уселся за руль. Машина взревела и тронулась с места, разбрызгивая фонтаны грязи из глубоких луж.

Какое-то время Нергал смотрел в окно, на унылые пейзажи, проносящиеся мимо. Но очень скоро это занятие ему наскучило: слишком серо и однообразно. Грязь, крючкообразные деревья, редкие огоньки обшарпанных домов, бескрайние просторы непроглядной тьмы — все слилось в нагоняющую тоску беспросветную картину. Дождь барабанил по стеклу, добавляя размытости и без того не впечатляющим четкостью видениям.

Мехмобиль петлял по дорогам, сворачивая то вправо, то влево. Рихтера укачало, он тихонько задремал, сжавшись калачиком на мокром сиденье.

Нергал резко проснулся, стоило лишь мехмобилю остановиться. Убийца закрутил головой, стараясь сообразить, где же он находится. Машина застыла не небольшой освещенной остановке, рядом находилась крохотная будка, кое-как защищающая пассажиров от дождя и пронизывающего ветра. Только что укатил мрачный омнибус, где-то неподалеку громыхал по рельсам красно-белый трамвай.

— Тебе есть, куда пойти? — вопрос оборотня вывел Рихтера из раздумий.

— Да… — слабо прохрипел убийца.

— Подвезти?

— Нет…

— Почему?

— Тебя… убьют…

Здоровяк понимающе кивнул головой. Есть такие места, где законников совсем не ценят. И, возможно, не зря.

— Сам доберешься?

В ответ — кивок, старающийся быть уверенным.

— Точно доберешься?

Взгляд полный презрения.

Скрипнула дверь, Рихтер едва не вывалился на тротуар, с трудом удерживаясь руками от падения. Здоровяк выбрался из-за руля, чтобы помочь убийце добраться до остановки.

— Ты знаешь, как добраться?

— Да… Трамвай…

Поскрипывая колесами, двухвагонный состав медленно остановился в положенном месте. Двери ухнули, распахнувшись; на перрон выскочили юная девушка и бодрый старичок. Неужели самая востребованная трамвайная аудитория?

Оборотень помог Нергалу взобраться по ступеням, убийца тяжело опустился на сидуху возле окна. Едва здоровяк успел спрыгнуть, как двери с грохотом захлопнулись, грянул истошный гудок, и трамвай двинулся в путь по изъезженному десятилетиями маршруту.

«Мог бы хоть спасибо сказать, — подумал Вольф, глядя вслед удаляющемуся транспорту, — Хотя… Может, это я должен благодарить за то, что он взял грязную работу на себя…»

Нергал долго крепился, упершись лбом в холодное грязное стекло. Глаза то закрывались, то судорожно распахивались, тяжелое дыхание натужно вырывалось из легких. Он с трудом осознавал, где находится, куда едет и зачем, вообще, это вот все. Когда трамвай покачивало на поворотах, Рихтер болтался всем телом, сначала с трудом удерживаясь от падения, а потом больно стукаясь головой в окно. На остановках судорожно оглядывался, стараясь узнать места, увидеть хоть какие-то знакомые приметы. Но их не было. Убийца словно попал в неизвестный город, заблудился в трех соснах и теперь не имел возможности даже вернуться по собственным следам.

На длинном перегоне глаза мужчины закрылись, голова расслабленно откинулась назад. Был ли это сон, или Нергал в очередной раз лишился сознания — не известно, никто из пассажиров не решился побеспокоить страшного чудаковатого попутчика. Бессознательное тело продолжало путь, слегка покачиваясь в такт убаюкивающему стуку колес.

Глава № 37

Разбитый трамвай ковылял через ночь, оглашая окрестности стуком колес да редкими оглушительными гудками. Просторный обшарпанный вагон, исхоженный тысячами пассажиров, мог похвастаться только грязными окнами и жесткими сиденьями. Внутреннее освещение давно отсутствовало, свет проникал вглубь только от редких встреченных фонарей. В салоне царили холод и сырость, пахло протекающей смазкой.