Отправь их в Ад!

Канцлер замер, ожидая ответа, но его не последовало.

— Брось, Рихтер! Ты ведь понимаешь, что убивать меня бессмысленно. Дело не во мне или Кроу, отдельные личности ни на что не влияют. Увы, к худу или к добру, но такова Система. Сама жизнь устроена таким образом, что к власти приходят люди, подобные мне. Прочие же отсеиваются еще на дальних подходах. Разве ты не видишь в этом закономерности?

Нергал молчал, ладонь убийцы обхватила рукоять пулевика, взгляд нетерпеливо блуждал по гостиной.

— Ты не можешь меня убить! — повысил голос Вейсман, — Я — властелин Пруссии! В моих руках вся полнота власти! Никто в стране не может и шагу ступить без моего разрешения! Законодательная, исполнительная, судебная — вся власть у меня! Давно уже нет никакой Республики! Есть я! Верховный канцлер! Так было и так будет всегда!

Убийца молчал, не проявляя агрессивности, и Вейсман слегка успокоился. Он заговорил чуть более вкрадчиво, словно с капризным ребенком.

— Взглянем на ситуацию с другой стороны. Ты мог бы поработать на меня, а взамен я готов предложить…

Бах! Пулевик дернулся, гром выстрела разнесся под потолком, пуля разнесла голову канцлера в мелкую труху. Труп еще некоторое время болтался, удерживаясь в сидячем положении, потом шумно завалился под стол.

— Вот черт, палец дрогнул, — сокрушенно покачал головой Нергал, — Так и не узнал, чем он собирался меня купить…

Рихтер поднялся, кинувшись собирать вещи. Через несколько секунд хлопнула дверь, мокрая свежесть пахнула в лицо убийце. Мгновение он постоял у крыльца, будто в нерешительности. Ветер раздувал полы темного плаща, дождь накрыл водной пеленой. Нергал быстро пошел прочь, без следа растворившись в сгущающихся вечерних сумерках.

Глава № 44

Центральный вокзал Берлина жил своей жизнью, не засыпая ни на секунду даже ночью. Высокое здание из стекла и железа, лоснящееся желто-фиолетовым огнем фонарей, вмещало в себя тысячи пассажиров, как только что прибывших на широкий перрон, так и ожидающих рейса.

Ночной зал ожидания представлял из себя довольно мрачное зрелище. Помещение, наполовину утонувшее во мраке, почти целиком занимали длинные деревянные скамьи с высокими спинками. По периметру располагались всевозможные ларьки с едой, выпивкой, газетами, сувенирами и прочей ерундой, совершенно необходимой в дороге. Освещение присутствовало только у торговых точек, в дальнем конце зала мигала одинокой лампой витрина задрипанного кафе. Все остальные углы погрузились в тень, скрывающую грязь, запустение и страх.

Почти ни одна лавка не пустовала. Толпы пассажиров с баулами и чемоданами всех мастей сновали взад и вперед, частично оседая на скамьях, частично разбредаясь между ларьками. Из темных углов угрюмо поглядывали кучки неблагонадежных элементов, выискивая наивную жертву для своих афер.

Взгляду предстает забавный срез общества всех мастей: от богатеев до нищих, от аристократов до плебеев, от замкнутых интровертов до крикливых возбужденных говорунов. Со всех сторон слышится говор, крики, шум толпы, хлопанье дверей, далекий перестук и гудки поездов, голоса дикторов и торговцев. В нос бросаются запахи жира, грязи, крепкого чая, легкого алкоголя и курева.

Среди этой суеты и толчеи, почти в центре зала ожидания сидел человек, занимая длинную скамью целиком. Мрачная фигура в темном плаще и шляпе отпугивала как среднестатистических обывателей, так и мелкую шпану — никто не рисковал усесться рядом. В руке мужчины болтались ручки небольшого саквояжа, серые глаза смотрели на окружающих без какой-либо явно выраженной эмоции. Он не проявлял никакой враждебности или агрессии, но аура смертельной опасности, расходящаяся от напряженного силуэта, казалась почти осязаемой.

Из людского потока отделилась стройная фигура в щегольском плаще и не менее модной шляпе. Молодой парень подошел, держа руки в карманах, спокойно уселся на расстоянии метра от мрачного пассажира. Секунду ничего не происходило, потом оба повернулись, встретившись взглядами.

— Неужели я так предсказуем? — спросил Нергал.

— Чуть меньше, чем другие, но все же… — Ханс позволил себе тень улыбки, — Машина разбита, воздушные порты закрыты… Куда же еще деваться?

Убийца сверлил собеседника взглядом, напряжение в воздухе возросло до максимума.

— И что теперь? — мрачно поинтересовался Рихтер.

— А что ты планируешь? — вопросом ответил Краузе.

— Я уезжаю.

— Далеко?

— Да.

— И надолго?

— Навсегда.

Дознаватель поежился, сжавшись поплотнее под тонкой тканью плаща.

— Слишком долгое слово… Но пусть так. Не вижу смысла задерживать.

Посидели, Нергал отвернулся, ощущение опасности несколько спало.

— Ладно, можешь думать, что все прошло по твоему плану, — с иронией бросил убийца.

— А ты волен думать, что действовал целиком и полностью самостоятельно, — парировал Ханс.

Оба сдержанно улыбнулись, Краузе скосил взгляд на мрачную фигуру.

— Думаю, предлагать вступить в команду даже не стоит…

— Не стоит, — подтвердил Рихтер, — У меня свой путь. Хадо…

— Знаю-знаю. Хадо-хито, весьма занимательная концепция. Впрочем, совсем не оригинальная. Связка «призвание» — «цель» — «смысл» встречается во многих источниках, как древних, так и относительно свежих.

Нергал пожал плечами, не видя смысла что-то пояснять. Каждый верит в то, во что ему нравится верить, и не иначе.

— Ты выполнил текущую миссию, — осторожно проговорил Ханс, — Какая следующая?

— Время покажет… — мечтательно ответил Рихтер, — Возможно, пришла пора взять отпуск…

Краузе поднялся, не глядя на собеседника. Он запнулся, будто собираясь что-то сказать, но в последний момент передумал.

— Счастливого пути, — пробормотал дознаватель, шагая в сторону.

Не дожидаясь ответа, он отступил, моментально растворившись в толпе.

Нергал смотрел вслед парню, не зная, что и думать. Этот молодой Краузе — внешне не особо впечатляющий хлыщ, и в то же время — достойный соперник и страшный враг. К собственному удивлению, Рихтер обрадовался, что они расстались на хорошей ноте.

Будто две грозовые тучи сошлись на темном небе, сверкая молниями, и, после непродолжительного противостояния, также мрачно разбрелись по сторонам, в противоположные части горизонта.

Часы пробили одиннадцать, Рихтер встал, подхватив саквояж. Толпа расступилась, выпуская темную фигуру на широкий перрон.