Отпуск по уходу
Шрифт:
«Ты у меня получишь!» — посылал ей Андрей грозный взгляд и был вынужден признаться Анне Дмитриевне, что в биологии он — пень пнем и дуб дубом. Дуб — это из ботаники? Не надо ботаники, я и в ней не силен. Пойду-ка носки стирать…
Андрей позвонил Марине и велел собирать Петьку, они возвращаются на старые квартиры.
Марина сразу, по хитрому блеску глаз Андрея, поняла: что-то произошло. Последние дни в его глазах была озабоченность и напряжение, а теперь плясали веселые чертики.
— Что случилось?
— Новость сногсшибательная! — расхохотался наконец Андрей. — Семен Алексеевич Марию Ивановну совратил! Они переспали! То есть уже три дня кувыркаются старички на моем собственном диване!
— Откуда ты знаешь?
— Дедушка сам признался.
— Я тебе говорила, говорила? Не верил! Подставляй лоб! — Марина отпустила Андрею щелбан. — Зачем тебе Семен Алексеевич признался? Мужская склонность хвастаться своими победами?
— Ничего подобного! Разве мы хвастаемся? Так, иногда вырвется… С нашими старичками особая ситуация. Во-первых, Мариванна была монашески девственна. Во-вторых, Семен Алексеевич только жену похоронил, а посему пребывал в жестоких нравственных терзаниях. Требовался совет авторитетного человека.
— Это кого?
— Меня, естественно!
— И что ты посоветовал?
— Догадайся с трех раз.
— Андрей! Мариванна заслуживает простого человеческого счастья! И Семен Алексеевич тоже!
— Не петушись. Я посоветовал Семену Алексеевичу жениться на нашей няне. Все породнимся до бесконечности. Крестный отец Петьки, он же дедушка, женится на крестной матери. Кажется, религия это запрещает?
— При чем здесь религия! Кто у нас верующий?
— Никто, и все по потребности.
Мария Ивановна сгорела бы от стыда, узнай, что» подробности ее интимной жизни обсуждаются, вызывают улыбки и беззлобную иронию. Да и в изложении Семена Алексеевича все выглядело примитивно и по-мужски просто. А на самом деле — почти романтично и проникновенно.
Они сидели на диване, Марию Ивановну била мелкая дрожь, терзали фантастические страхи, рисовались страшные картины… Сейчас снова в квартиру ворвется милиция, но уже не два парня, а целый отряд в черных масках, с автоматами — как в кино…
Семен Алексеевич держал ее руки, успокаивал… Как всегда, его прикосновения вызвали волнение… Одна дрожь накладывалась на другую, и Марию Ивановну уже колотило вовсю. Ей было сладко, а разбушевавшееся воображение предсказывало кошмары: бойцы с автоматами скрутят им руки за спиной и велят назвать адрес Марины, где скрывают Петечку…
— Да что же, Маша, тебя так колдобит? — Семен Алексеевич ласково и ловко обнял ее, пристроил у себя на груди. — Успокойтесь!
Он путался — называл ее то на «ты», то на «вы», то по имени, то с отчеством.
Дрожь достигла максимальной амплитуды и на пике погасла, как затихает волна, сколь бы высоко ни поднялась. Минуты (секунды, часы?) на груди у Семена Алексеевича — высшее блаженство, испытанное Марией Ивановной. А последующее…
Его поцелуи и неловкое стаскивание через голову сарафана под лихорадочные бормотания: «Маша! Машенька! Маша!»… и все дальнейшие манипуляции над ее телом…Правы подруги — эта сторона жизни привлекает только мужчин. Наивные, они еще спрашивают: тебе понравилось? тебе было хорошо? И все женщины, отвечая положительно, лукавят, а мужчины, точно дети, верят лжи во спасение.
Но ведь было и райское наслаждение! Когда Семен брал ее за руки и обнимал! А без продолжения вполне обошлась бы…
Судьбоносные перемены не повлияли на Марию Ивановну особым образом. Она не порхала стрекозой, не прыгала зайчиком, не веселилась и не улыбалась постоянно. Она пережила опустошение, которое бывает, когда достигнешь цели, а новой еще не имеешь.
«Теперь и я, как все, подруги и остальные женщины земли, — думала Мария Ивановна. — Вот и свершилось. Почему-то грустно. Я люблю Семена — это без сомнения. Но может Сеня испытывать ко мне хоть десятую долю того, что испытывал к покойной жене? Мне бы хватило и сотой доли…»
Андрей и Марина, исподволь изучавшие Марию Ивановну, никаких внешних перемен не обнаружили. Она была, как прежде, ровна и доброжелательна. Но зоркий глаз Марины все-таки отметил, что ко всегдашней кротости Мари-ванны прибавились оттенки печали и женского смирения.
— Судя по всему, — поделилась Марина с Андреем, — Семен Алексеевич не проявил геройства в постели. Бедная Мариванна! В ее годы решиться на секс и не получить главного удовольствия!
— Только не вздумай уговаривать меня провести с дедушкой курс обучения сексуальным приемам!
— А что, если Мариванне книжку о половой жизни подсунуть? Няня у нас любит черпать знания из авторитетных источников: готовит по книге, за Петькой присматривает — по книге.
— Мариванна решит, что ты распутная особа.
— Случайно подложу на видное место. У тебя есть книга о здоровом сексе?
— Нет. Я практик, а не теоретик.
— Завтра обязательно куплю. Как ты можешь спокойно относиться к тому, что Мариванна не узнает оргазма?
— Могу. Менее всего меня волнуют оргазмы Мариванны. Квартирный вопрос, например, беспокоит. Старички поженятся и у меня будут обитать? Или переедут к Семену Алексеевичу? А Петька? Кстати, его надо прописать. Завтра позвоню в паспортный стол, узнаю, какие нужны документы.
— Мне кажется, правильнее было бы прописать Петечку у дедушки и оформить на него собственность. Иначе квартира достанется этой… твоей… бывшей…
— Семен Алексеевич помирать не собирается, напротив — жениться.
— Береженого Бог бережет.
Не только квартирная проблема беспокоила Андрея. Квартирная даже во вторую очередь…
Когда Семен Алексеевич, получив благословение на брак с Мариванной, воскликнул: «Спасибо, сынок!» — в груди Андрея точно лопнула с коротким «дзень!» струна. Сынок… мама… его мама…