Отравление в шутку

Склонившись вперед, Росситер протянул руку в тень.

— Лучше выходите, миссис Куэйл, — сказал он. — Ваша работа окончена.

Эпилог ЧАСЫ ЗАКАНЧИВАЮТ БИТЬ

Часы пробили восемь. Эхо замирало на тихих венских улицах. В голове у меня на мгновение ожили зловещие образы из написанных мной страниц, которые теперь лежали под рукой у Росситера. Хотя бой часов прекратился, воздух еще трепетал, словно от чего-то давно минувшего и проклятого…

— …Например, — продолжал Росситер, глубоко затянувшись сигаретой, — когда вы говорили, что судья Куэйл мог отравить себя с целью отвести подозрения, вы должны были понимать, что вероятность этого ничтожна. Гиосцин действует почти моментально. Только безумец мог принять его, надеясь, что кто-то это обнаружит и спасет его. Более того, судья не стал бы отравлять сифон, рискуя убить ни в чем не повинного гостя — вас, — что бы произошло, если бы вы выпили содовую. И даже если бы убийцу не останавливали соображения морали, он бы воздержался от этого, так как нуждался в присутствии постороннего, который поднял бы тревогу и спас его от действия принятой им дозы.

С другой стороны, — продолжал Росситер, — вполне вероятно, что старуха могла принять мышьяк, дабы отвести от себя подозрения. Этот яд действует медленно, его симптомы безошибочны, а поскольку Туиллс постоянно наблюдал за ее состоянием, она бы практически ничем не рисковала. Но обратите внимание, что миссис Куэйл вовсе не шла на риск, сразу заявив Туиллсу, что ее отравили. Это выглядело не слишком естественно и впервые привлекло к ней мое внимание.

Он глотнул кюммель.

— Я знаю, что она страдала периферическим невритом. Мы перейдем к этому вскоре. А сейчас, хотя я не ясновидящий, попробуем взглянуть на мышьяк и гиосцин с точки зрения отравителя. Если у вас имеется шесть гран быстродействующего, смертельного и труднораспознаваемого яда, зачем связываться с таким сомнительным средством, как мышьяк? Гиосцин был бы куда надежнее. Нам известно, что убийца должен был знать все это, подслушав разговор судьи Куэйла и Туиллса. Туиллс упомянул, что мышьяк — «самый болезненный, но наименее опасный» из всех ядов. Зачем же убийце было использовать его, если он действительно намеревался избавиться от того, кому дал мышьяк? Более того, украв достаточное количество гиосцина, чтобы убить всех в доме, зачем идти на риск, воруя мышьяк из буфетной, где кто-то находится почти целый день, который трудно спрятать и который даже вполовину не так эффективен, как гиосцин?

Росситер развел руками при свете, падающем на мраморную крышку нашего столика. Я не мог видеть его лицо, но буквально ощущал морщинку между его бровями.

— И к чему действовать так непоследовательно, давая двоим людям гиосцин и одному мышьяк? Гиосцин подмешали во второй половине дня, прежде чем кто-то был отравлен. Значит, дело было не в том, что мышьяк не подействовал. (Кстати, в случае с судьей Куэйлом гиосцин тоже оказался недостаточно эффективным.) Понимаете, мне многое известно об отравителях. У них одна общая черта: они всегда используют один и тот же яд, независимо от того, скольких людей пытаются убить или сколько других ядов у них под рукой. Взгляните на перечень — Бьюкенан, Армстронг, Хох, Луиза Вермилья, Бауэрс, Уэйт, Берта Гиффорд, миссис Арчер и другие современные образцы отравителей, отнявших или пытавшихся отнять не одну жизнь, использовали одно и то же токсическое вещество и…

— Откуда, черт возьми, вы взяли все эти сведения? — прервал его я.

— От одного парня из Скотленд-Ярда, — объяснил он. — Я ведь не так уж глуп… Как видите, дело выглядело сомнительным с самого начала. Но прежде чем перейти к мотиву, давайте рассмотрим еще один аспект. Миссис Куэйл была опасна — чертовски опасна. Я не уверен, но подозреваю, что она была некрофилом. Можете справиться у Крафт-Эбинга. [41] Я скорее выпью бутылку касторки, чем стану читать этого типа, но иногда он бывает весьма поучителен. Под некрофилом я подразумеваю того, кто очарован смертью и мертвецами. Некрофилы обожают находиться у постели умирающих, готовить мертвецов к похоронам и выполнять другие задачи, от которых нормальных людей бросает в дрожь. К этой категории принадлежали несколько знаменитых отравительниц, таких как миссис Вермилья, Берта Гиффорд и очаровательная леди по прозвищу Ангел Аллегейни. Это заболевание желез или нервов. В случае с миссис Куэйл это могло быть усилено невритом — меланхолией, депрессией, ненавистью к мужу и воздействием Джейн Мак-Грегор. Вы сами отметили в вашей рукописи, что ее мысли всегда вращались вокруг смерти. Даже сны были связаны с ней, хотя тут мы вступаем на более спорную территорию. Первым ее импульсом, когда муж выгнал Тома из дома, было отравиться. В разговоре с вами она скрывала эту тенденцию, притворяясь, будто опасается за собственную жизнь, но она не страшилась смерти, и я думаю, мне вскоре удастся доказать это вам.

41

Крафт-Эбинг, Рихард, барон фон (1840–1892) — немецкий невролог.

Яснее всего был мотив. Кто испытывал смертельную ненависть к судье Куэйлу? Все знали, что жена не простила ему того, что он сделал с Томом, — это стало началом ее болезни. Она не могла думать ни о чем, кроме Тома. И это прогрессировало, пока она не замыслила отравить мужа. Господи, приятель, это же очевидно!

Росситер подобрал сборник стихотворений Гейне в желтом переплете со странными словами на форзаце и взмахнул им у меня перед глазами:

— Как еще вы объясните эти слова: «Могли ли особенности личности оставить такой отпечаток?» Речь может идти только о Томе, верно? Это необычайно просто. Но вы пытались сделать из этого нечто загадочное. Разумеется, Туиллс все знал. Думаю, он видел, как миссис Куэйл украла гиосцин из его кабинета, или, во всяком случае, подозревал это. Вот почему, когда судья упал, он сразу понял, что это за яд. Но Туиллс не предвидел, что она могла уже подмешать гиосцин в его бутылку с бромидом. Он думал, что благодаря отравлению мышьяком миссис Куэйл не сможет ничего предпринять еще минимум день и что ему хватит времени обдумать дальнейший образ действий. Понимаете, Туиллс даже тогда был не вполне в этом уверен, о чем свидетельствует первый вопрос, который он написал в книге. Но она добавила гиосцин в бромид тогда же, когда отравила сифон…

— Когда именно?

— Когда остальные обедали. У миссис Куэйл было более получаса свободы действий — никто не мог поймать ее на месте преступления! Она не питала особой вражды к Туиллсу, но он должен был умереть, потому что знал. Должно быть, Туиллс прозрачно намекнул на свою осведомленность, находясь у ее постели. Думаю, он дал ей шанс добровольно вернуть яд, когда все лягут спать, и поэтому ждал. Вы упомянули об этом в вашем отчете. Но конечно, она не собиралась этого делать…

— А мотив? — перебил его я. — Это не могло быть только местью. Вы говорили о деньгах…

Откинувшись на спинку стула, Росситер зажег сигарету, и пламя спички осветило странное выражение его лица — озадаченное и в то же время ироническое.

— Да, — кивнул он. — Деньги. Именно это четко указывало на миссис Куэйл. Но все вы сделали неправильный вывод, что дело только в деньгах Туиллса и его завещании. Черт возьми, я изо всех сил пытался объяснить вам, что это не так, — вы даже записали мои слова, но никак не хотели расстаться с версией о деньгах Туиллса. Он вовсе не фигурировал в планах миссис Куэйл — ей пришлось избавиться от зятя из-за возникших у него подозрений… Но речь шла не о состоянии Туиллса, а о состоянии судьи Куэйла. Цель состояла в том, чтобы оно перешло к его сыну Тому, которого он лишил наследства.

— Но у судьи Куэйла не было состояния, — возразил я. — У него вообще не осталось денег.

— Верно! Но миссис Куэйл единственная во всем доме не знала об этом!

Один за другим на улице зажигались фонари. Официант в кафе начал возиться с газовыми светильниками, и мы услышали звуки настраиваемых скрипок. Росситер в сдвинутой набок шляпе, походивший на смущенного гоблина, стал свертывать очередную сигарету.

— Сожалею, — заговорил он после паузы. — Я пытался вам объяснить. Кларисса даже подчеркнула этот факт. Из всех обитателей дома только миссис Куэйл не знала, что судья разорен. Вот почему Туиллс написал: «Была ли это надежда получить деньги или прогрессирующая болезнь?» Она не видела никаких признаков того, что муж смягчится, а после письма Тома с отчаянной просьбой о деньгах, должно быть, слегка повредилась в уме. Миссис Куэйл воображала сына больным, голодающим, и не могла этого выносить. Это привело ее к попытке убийства. Она хотела уничтожить завещание судьи, так как боялась, что в нем может содержаться пункт о лишении Тома наследства. Если бы судья умер без завещания, деньги унаследовала бы вдова, и она надеялась вернуть Тома с помощью состояния мужа…

— И она действительно уничтожила завещание?

— Этого мы, вероятно, никогда не узнаем. Но миссис Куэйл искала его, наивно полагая, что оно находится в ящике письменного стола. Там она нашла рукопись книги и так сильно ненавидела мужа, что сожгла ее. Возможно, это было всего лишь средством выместить злобу после неудачной попытки найти завещание. Вероятно, миссис Куэйл стремилась уничтожить то, что судья любил больше всего на свете и что отняло у него привязанность к Тому. Но это явилось указателем. Только один человек во всем доме ненавидел судью достаточно сильно, чтобы сжечь его рукопись. Может быть, она сожгла и завещание. Туиллс, как вы знаете, сам не был в этом уверен.

Вы изобрели фантастическую теорию о судье, осуществляющем планы против Туиллса с целью завладеть его деньгами. Прошу прощения, но это нелепо. Туиллс не думал о будущих покушениях на его жизнь, когда писал: «Была ли это надежда получить деньги или прогрессирующая болезнь?» Он использовал слово «была», имея в виду отравление судьи Куэйла — то, что уже произошло. И это еще один бросающийся в глаза указатель. Кто мог отравить судью ради денег, кроме единственного человека в доме, не знавшего о его банкротстве?