Отравление в Уичфорде

Мисс Блауэр окинула покрасневшего от похвалы коллегу Роджера приветливо-любопытствующим взглядом, который говорил, однако: "Да, возможно ты и перспективный, а я уже известная женщина".

– Ну что ж, коли так, мистер ...?

– Моя фамилия Парабутл {Вариация англ. Twobottles - две бутылки},поспешно добавил Роджер.- Я Персивал Парабутл.

– Ну, коли так, мистер Парабутл, то, может, войдете? Думается, я найду какое-нибудь укромное местечко, чтобы нам поговорить.

Ничтоже сумняшеся, Роджер последовал за Мэри Блауэр, а Алек - за Роджером. Они прошли через просторный холл в большую комнату, очевидно гостиную, очень не похожую на ту, которую они недавно посетили. Вместо строгого изящества последней эта комната носила на себе явный отпечаток раскованности. Глубокие кресла в веселых сине-оранжевых чехлах были забиты бело-синими подушками. Висели сине-оранжевые занавески. Обои тоже пестрели сине-белыми полосами. Здесь теснилось несколько маленьких столиков, пуфов, красовалось множество безделушек и всяких веселых пустячков. Нельзя было бы сказать, что комнату отличает дурной вкус, но по сравнению с простой гостиной в доме миссис Аллен эта бросалась в глаза. И Роджер отметил это различие с удовлетворением. Именно такая гостиная могла соответствовать вкусам женщины, фотографию которой ему принесла Шейла.

– Не будет никакого вреда, если мы и в гостиной посидим, - заметила мисс Блауэр.
– Мистер Альфред и мистер Уильям уехали в город но делам.

И с довольно важным видом она уселась в одно из глубоких кресел, и чепчик горничной с фартуком составили с креслом довольно странный контраст. Роджер встал спиной к холодному камину, а перспективный человек, положив аппарат на один из маленьких столиков, уныло переминался с ноги на ногу возле него.

– Так, значит, мистер Альфред тоже, как мистер Уильям, живет здесь?спросил Роджер.

– Да, и уже почти два месяца проживает, это точно.

– А я и не знал. Ну, с чего же мы начнем? Давайте с отравленной бумаги для мух. Вы когда-нибудь прежде видели, чтобы в комнате у миссис Бентли моют в воде такая бумага?

– Нет! Никогда! Вот поэтому я и подумала, что это чудно, понимаете?

– И что же именно вы подумали, увидев такое, мисс Блауэр?

– Ну, я подумала, что это как-то чудно. Так и подумала: вот чудно-то!

– А почему вы подумали, что это чудно?

– Ну потому что прежде я ничего такого не видела. А еще - мы ею никогда не пользовались. У нас всегда в ходу липучки были.

– А каким образом вы поняли, что эта бумага опасна?

– А на ней было написано "Отравленная бумага для мух. Опасно. Ядовито" - что-то вроде этого.

– Понимаю. А давно вы здесь служите?

– В ноябре два года исполнилось.

– Как вам казалось, Мистер и миссис Бентли жили дружно до их ссор в последнее время?

– Нет, куда уж там дружно! Все время норовили голову друг другу откусить.

– Как по-вашему, миссис Бентли расстроилась, когда ее муж заболел?

– Вот еще, расстроилась. Ну, конечно она притворялась, что расстраивается, но я-то видела ее насквозь.

– О, значит, она притворялась?

– А она всегда была хитрая. Как все эти иностранцы.

– Несомненно,- любезно подтвердил Роджер.- Ну а теперь, мисс Блауэр, я хочу, чтобы вы мне рассказали обо всех своих впечатлениях касательно мистера и миссис Бентли. Например, до всех этих событий вам миссис Бентли правилась?

– Ну нисколечко, мистер Парабутл, - и мисс Блауэр презрительно фыркнула.
– С самого первою раза, как я только в глаза ее увидела, она мне не понравилась. Ну, настоящая кошка, эта миссис Бентли - кошка да и только. Я ее никогда не выносила.

– Но почему же вы были так сильно против нее настроены? Разве она была не доброй хозяйкой?

– Всюду все вынюхивала - просто какая-то Носатая Паркер {Английский эквивалент "любопытной Варвары"},- презрительно отрезала мисс Блауэр.- Вот именно, Носатая Паркер. Господи, наверное вы сейчас подумали, что нехорошо с моей стороны так говорить, но я что думаю, то и говорю и завсегда была такая. Сущая правда...

– Но именно правду я и хочу от вас услышать, мисс Блауэр. То, что вы вправду думаете.

– А чудно это получается, а? Сижу я здесь, рассиживаю, и разговоры разговариваю с таким джентльменом как вы!

– Но я не джентльмен,- энергично возразил Роджер.
– Пожалуйста так не думайте, я просто репортер и хочу, чтобы вы со мной так говорили, будто я кухарка.

– Ну, если бы я так заговорила, вам бы не поздоровилось!- смущенно хихикнула мисс Блауэр.- Я сюсюкать не люблю, вот так-то. Бож-же мой! Я такое иногда заверну бедной кухарке! Не поверите!

– Ну, разумеется, не поверю,- галантно возразил Роджер.- Но, возвращаясь к миссис Бентли, почему вы ее прозвали Носатой Паркер?

– Да потому что всегда во все вмешивается, под ногами путается, сует нос туда, куда не надо! Я иногда просто бесилась из-за нее, доложу вам. Просто удивляюсь, почему я не объявила, что ухожу, и все тут!

– Но сейчас вы ее жалеете? Ведь такое ужасное обвинение висит у нее над головой!

– Только не я! Поделом ей теперь за все, что было и что еще будет, попомните мои слова.

– И вы, конечно, не сомневаетесь в том, что она виновата?

Мисс Блауэр тряхнула головой:

– Виновата она или нет, все равно найдутся люди, которые обрадуются, когда ее вздернут,- туманно заметила она.

Роджер неспешно зажег сигарету. Он понимал, что мисс Блауэр может сказать что-то очень-очень важное, и одновременно сомневался, что она наберется решимости открыться человеку столь далекому от нее по социальному положению. Ему было хорошо известно, что у людей типа Мэри Блауэр может быть очень сильно развита классовая неприязнь. Она свободно может толковать о некоторых вещах с людьми из своей среды, но инстинктивно будет скрытничать с теми, кого в силу разделенности общества она и ей подобные называют "шишками". И Роджер молниеносно решил, что, прежде чем продолжать расспросы, надо постараться сломать социальные барьеры.

– Извините,- сказал он игриво, протягивая ей портсигар,- вы сами-то курите? Возьмите сигаретку!

– Ну. я не против,- ответила благовоспитанно мисс Блауэр.

Роджер зажег для нее сигарету, изящно оттопырив мизинец, как оно полагается среди подобных Мэри Блауэр.

– А знаете, я несколько удивляюсь вам, мисс Блауэр, ну тому, что вы пошли в услужение,- заявил он подчеркнуто доверительным тоном.

– Да? Почему?

– Ну мне кажется, что здесь не могут оценить ваших дарований. Ваше место на сцене, с вашей-то внешностью и фигурой!

– Да я и сама, то есть, об этом подумывала,- хихикнув, согласилась мисс Блауэр.- Но, понимаете, это дело не подходит для честной девушки, а?

Роджер заверил ее в обратном. Он сразу выдумал некую кузину, которая выступает в одном из знаменитых лондонских ревю. И выразил полную уверенность, что сумеет уговорить кузину пустить в ход свои потрясающие связи с лондонскими театральными менеджерами во благо мисс Блауэр. Он был также уверен, что эти театральные деятели, увидев, как хороши формы и внешность мисс Блауэр, просто перегрызутся за честь представить их на всеобщее обозрение.