Отравленное золото. Первые звоночки

– Не могу я таких девок в серьезных компаниях видеть. Мне, когда с ней рабочие вопросы решать приходится, так и хочется дать ей конфетку, всучить ее сумочку и вытолкать из кабинета вон, а не «в две умных головы» работать, как начальник говорит. Не пойму я – спит она с ним что ли?

– Да может и спит… – пожал плечами Андрей, – смотрит он на нее плотоядно, так что если еще не спит, то скоро будет. Он, вроде, снова на конференцию засобирался, а он обычно один не ездит. Помните Светочку?

– А то!

– Ну вот. И эта, глядишь, скоро премию на шубу получит.

Хамство было настолько подлым и незаслуженным, что у Златы от возмущения перехватило дух. Она почувствовала, как к лицу приливает кровь. Первым порывом было ворваться в столовую и…

И – что?

Устроить скандал? Отчитать? Нахамить в ответ?

Секунды шли, но Злата не двигалась с места. Она знала, как это бывает – если человек сложил о тебе свое мнение, то изменить его почти невозможно. Это как татуировка на лбу, которую видит только тот, кто тебе ее набил. Дополненная реальность в действии.

Не желая быть пойманной за подслушиванием, Злата заставила себя отойти от двери и тихо побрела в свой кабинет.

Она никак не могла взять в толк: ну почему нельзя быть и умной, и красивой? Почему обязательно найдется тот, кто выскажет свое презрительное «фи»? Почему нужно стесняться своих достоинств? Как будто ей мало ее недостатков! Ей хватало того, что она всю жизнь вынуждена стоять на цыпочках и вытягивать шею. Да и вообще… Она, например, поет отвратительно! Нет, серьезно, у нее были и другие проблемы!

Быть хорошенькой девочкой в детстве очень приятно – взрослые тобой любуются, незнакомые дяди и тети часто угощают вкусными конфетами и называют умницей за любое, даже самое дурацкое достижение. Но никто не предупреждал ее, что быть хорошенькой женщиной – это совсем не то же самое. Теперь дяди не хвалят тебя даже за серьезные проекты, правда, некоторые любуются и дарят конфеты, но при этом тонут в твоем декольте. А вот тети почему-то совсем перестали восхищаться твоими пышными кудряшками и губками бантиком, зато все крепче стискивают руки своих дядей в твоем присутствии.

И да – теперь за достижения, вместо похвалы, тебе обычно перемывают кости.

Она так глубоко задумалась, что чуть не врезалась в шефа.

– Зла-а-ата Влади-и-имировна! – расплылся тот в квадратной желтозубой улыбке. – А у меня к вам как раз важный, но приятный разговор есть! Зайдите ко мне ближе к вечеру.

Она ничего не ответила, только кивнула.

Его звали Михаил Сергеевич Вольф. Он гордился своими немецкими корнями и фамилией – «вольф» означает «волк». На самом деле, ничего общего у Михаила Сергеевича с волком не было, хотя вполне угадывались арийские гены: директор был светловолосым с почти прозрачными голубыми глазками и белесыми бровями. Комплекцию он имел, как у завсегдатая знаменитого немецкого фестиваля колбасок и пива – живот угрожающе нависал над брючным ремнем, второй подбородок занимал половину шеи.

Рабочий день заканчивался, и Злата направилась в кабинет шефа. Услышанное днем не отпускало. Войдя к Вольфу, она нервно чиркнула взглядом по комнате, твердым шагом прошла к директорскому столу и села напротив шефа, держа спину неестественно прямо.

Поначалу все шло как обычно: он попросил показать график продаж, спросил, как она видит стратегию продвижения новой линейки бытовой техники. Злата рассказывала, а Вольф прохаживался по кабинету, слушал и кивал. Несколько минут Злата крутила за ним головой, но потом бросила это дело и уставилась в свой планшет.

Вдруг Вольф оборвал ее на полуслове:

– Злата, хотите вина? Что-то я устал – неделя, знаете ли, была тяжелая. У меня тут припасено… Кхм, – откашлялся потомственный ариец, – французское, хорошее… дорогое.

Злата, без отчества, – такое обращение резануло ей слух, раньше он себе этого не позволял.

– Н-нет, спасибо, – Злата стиснула колени и застыла на стуле. – Если мы закончили, я пойду?

– Подожди. Уйти всегда успеешь, – он сам не заметил, как перешел на «ты», зато заметила Злата.

Вольф подошел и присел на краешек стола почти напротив нее.

– Сколько ты у нас работаешь?

– Семь месяцев.

– Я давно за тобой наблюдаю. Ты, вроде, умная.

– Спасибо, – Злата не понимала, к чему он клонит.

– Я тут собираюсь на месяц в Италию – в рабочую поездку и отдохнуть. Мне нужна будет… кхм… помощница. Работа не пыльная, а бонусы шикарные – ну там солнце, шмотки, все дела… Отель хороший, дорогой.

Злата молчала, пытаясь понять, что именно сейчас происходит. Вольф, не увидев никакой реакции, продолжил:

– Я заплачу хорошие командировочные, останешься довольна. Я своих… кхм… помощниц никогда не обижаю.

Злата по-прежнему молчала, пытаясь подобрать корректную формулировку для отказа. Вдруг Вольф протянул руку и медленно потер между пальцами краешек ее платья:

– Миленькое платьице. И ткань такая… нежная. Ты в нем, как куколка, – на этих словах он выпустил подол и осторожно положил ладонь на ее колено.

В этот момент Злата поняла, что ей больше необязательно быть вежливой. Она вздернула острый подбородок и твердо произнесла:

– Заманчивое предложение, но для кого-то другого. Я, когда отмечала в анкете готовность к командировкам, имела в виду совсем не это.

Он привстал со стола и навис над ней:

– Все когда-нибудь меняется.

Водянистые глаза жадно смотрели в глаза Златы, рука сжала колено.

Злата вскочила, опрокинув стул. Она метнулась из кабинета, нисколько не заботясь о мнении директора.

Значит, пришло время.

Разговор в отделе кадров был коротким: «Да, я увольняюсь. Нет, дело не в компании – просто пора двигаться дальше».

Когда Вольфу утром принесли ее заявление, он только крякнул «ну и дура» и поставил на документе размашистую подпись.

В тот день после работы Злата купила бутылку красного сухого и стейк с кровью навынос в небольшом ресторанчике недалеко от дома. Она была совсем не в восторге от того, какое решение ей пришлось принять, но и терпеть это непотребство у нее не имелось желания, а победить мужской коллектив – не имелось возможности.

На душе было гадко, будто Вольф сальными пальцами облапал и ее.