Отравленные клятвы

— Это все из-за моего ухода?

Николай смотрит на меня, и на мгновение я вижу огонь, к которому привыкла, его типичную реакцию на меня. Это почти облегчение.

— Конечно, дело в этом — рычит он. — Ты уйдешь утром. И я…

На мгновение я не могу говорить. Кажется, я начинаю понимать, что он собирается сказать. И поскольку я понятия не имею, что сказать в ответ, я просто жду.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — заканчивает он. — И я зол на себя, потому что это моя вина, что ты здесь, и что этим я оттолкнул тебя, потому что не мог упустить шанс заполучить в жены женщину, которая потрясающе красива, умна, храбра и упорна. Я отталкивал тебя при каждом удобном случае, который у меня был, потому что был высокомерным и упрямым, и не хотел понимать, что именно тебе от меня нужно.

На мгновение я не могу дышать. Я не могу придумать, что сказать.

— Что мне было нужно? — Спрашиваю тихо, мое сердце бьется где-то в горле, и Николай печально смотрит на меня.

— Терпение. Доброта. Понимание. Я не дал тебе ничего из этого. И теперь… — Он тяжело сглатывает, его кровоточащая рука сжимается в кулак. — Теперь слишком поздно.

Я медленно делаю шаг вперед, следя за стеклом. Я наклоняюсь, когда оказываюсь рядом с ним, открываю шкафчик под раковиной, чтобы найти аптечку, которая, я знаю, там есть, и не говоря ни слова, я достаю ее и кладу на стойку, открывая, чтобы найти спиртовые прокладки, марлю и медицинскую ленту.

— Лиллиана, что ты…

Я игнорирую его на мгновение, открывая одну из спиртовых салфеток.

— Ты назвал меня упорной, а себя упрямым. — Я прижимаю салфетку к костяшкам его пальцев, слыша быстрое шипение его дыхания. — Но оба эти слова означают одно и то же, Николай. Просто одно звучит лучше другого. — Я делаю еще один проход спиртовой салфеткой, прежде чем отложить ее в сторону и достать мазь, чтобы втереть в раны. — Мы оба упрямые. Мы оба бодаемся головами, и часто. И все же…

— Что? — Он тяжело сглатывает, глядя на меня сверху вниз, когда я начинаю перевязывать его руку бинтом. — Что, Лиллиана? Ты снова и снова говорила мне, что я причиняю тебе боль. А я не слушал. Казалось, я тебя не слышу. Я хотел заслужить твое прощение, но я не думаю…

— Это не тебе решать. — Я закрепляю бинт, но не отпускаю его руку. — Я не собиралась оставаться, Николай. Но потом, так много всего произошло с тех пор, когда ты вышел на тот балкон и сказал мне, что отпустишь меня. Я узнала о тебе больше. Я увидела определенные вещи в другом свете. И я вижу, что ты пытаешься.

Я медленно вдыхаю, взвешивая свои слова, когда смотрю на него.

— Разве не таким должен быть брак? Продолжать пытаться, даже когда терпишь неудачу?

— Возможно, обычный брак. — Челюсть Николая все еще напряжена, когда он смотрит на меня. — Брак, в котором два человека любят друг друга.

Я чувствую, как колотится мое сердце в груди.

— Ты любишь меня, Николай? — Мягко спрашиваю я, и он испускает вздох, который я не осознавала, что он задержал, его пристальный взгляд прикован к моему.

— Да, — бормочет он. — Я не уверен, когда это случилось, Лиллиана. Я не могу сказать наверняка. Но я действительно люблю тебя.

— И я… — Я смотрю на него и тоже не могу сказать наверняка, когда. Я не могу сказать, было ли это, когда он готовил мне ужин той ночью в хижине, и я увидела другого мужчину, не того, за которого, как я думала, вышла замуж, или это была игра в снежки в лесу, или когда я проснулась, думая, что замерзла до смерти в снегу, только чтобы обнаружить его рядом со мной.

Возможно, прошло меньше часа назад, когда я наблюдала, как он мстил человеку, который контролировал всю мою жизнь, который никогда не переставал контролировать ее, на самом деле, пока Николай не перерезал ему горло ножом.

Возможно, это случилось, когда он освободил меня.

— Я думаю, что я тоже люблю тебя, — шепчу я. — Я люблю. Я действительно люблю тебя. Я не знаю как, но…

Николай делает шаг вперед. Я чувствую прикосновение бинта к своей щеке, когда он касается моего лица, поднимая его к своему, и его рот опускается на мой. Это медленно и бережно, и это то, чего я хочу. Его губы касаются моего рта, снова и снова, как будто он пытается запомнить ощущение моего рта на своем, форму моих губ, их полноту, их вкус. Как будто он слепой, изучающий меня на ощупь. Он долго стоит там, просто целуя меня, пока его язык не высовывается, чтобы попробовать мою нижнюю губу, и я задыхаюсь, по мне пробегает дрожь желания.

— Ты нужна мне, Лиллиана, — шепчет он мне в губы. — Я буду осторожен с нами обоими. Но мне нужно…

— Я знаю, — шепчу я. — Мне тоже.

Он ведет меня спиной к кровати, его руки уже вцепляются в платье, несмотря на его раны, и стягивают его через мою голову. На этот раз я не чувствую страха, что ему не нравится то, что он видит. По выражению его лица, по тому, как его руки блуждают по мне, нежно, но настойчиво, я могу сказать, что во мне нет ничего такого, чего бы он не хотел. Он хочет все это, всю меня.

— Мне нужно попробовать тебя на вкус, — шепчет он, его пальцы вырисовывают узоры на моей коже, когда он целует меня снова и снова, его тело напряжено от сдержанности, необходимой для того, чтобы делать это так нежно. Его рот спускается по моему горлу, к ключице, еще ниже, его рот оставляет поцелуи на каждом дюйме покрытой синяками кожи, пока его руки нежно не раздвигают мои бедра, открывая меня для него.

— Николай, тебе тоже больно, — шепчу я, и он качает головой.

— Мне было больно по гораздо худшим причинам, чем эта, — бормочет он, а затем опускает свой все еще слегка припухший рот между моих бедер.

Его язык подобен раю. Он был прав с самого начала, удовольствие возрастает во сто крат, когда я отдаюсь ему. Он скользит языком по моим внешним складочкам, дразня меня на короткое мгновение, прежде чем погрузиться между ними, слишком голодный, чтобы растягивать это надолго, и я не хочу, чтобы он этого делал. Все мое тело словно пульсирует, ноет от потребности в освобождении. Я вскрикиваю, когда его язык порхает по моему клитору, его губы обхватывают набухшую плоть, когда он всасывает ее в рот, быстро подводя меня к краю.

— Николай — я произношу его имя, мне больше не важно, какие звуки я издаю, что я говорю. Это больше не имеет значения, и это тоже своего рода облегчение… избавиться от страха дать ему понять, что я хочу его, перестать бороться со своими собственными желаниями. Я отдаюсь этому, горячему удовольствию, ощущению его сосущего рта, его языка, кружащегося по моей самой интимной плоти, его рук, прижатых к моим бедрам, и я вскрикиваю, когда он прижимает свой язык к самому чувствительному месту… и я кончаю, разлетаясь под его ртом.

Я выкрикиваю его имя, мои бедра прижимаются к нему, оргазм обрушивается на меня сильнее, чем что-либо, что я испытывала до этого. Он удерживает меня на месте, все еще посасывая, облизывая, унося меня все выше, и я думаю, что это никогда не закончится. Я никогда не перестану кончать на его рот, никогда не перестану чувствовать, как будто мир вокруг меня растворяется в жидком тепле, а затем, когда оно начинает исчезать, он скользит вверх по моему телу, и я чувствую его плотное давление на мой влажный вход.