Отражение бабочки
Шрифт:
– Куда?
– Домой. Вы сказали, проспект Мира…
– Да! Хорошо. – Женщина протянула руку, и Нина помогла ей подняться. – Холодно…
Она поежилась и обхватила себя руками.
– Пошли. Как вас зовут?
– Нина.
– Я вас знаю? Мы знакомы?
– Мы только что познакомились.
– Это ваша собачка? – Женщина пощелкала пальцами, подзывая Аделину. Та смотрела настороженно и подходить не спешила, но раз или два неуверенно вильнула хвостом.
– Она боится, – сказала девушка. – Идем?
Женщина кивнула.
Они медленно пошли по аллее к выходу из парка.
– Вы тоже гуляете по утрам? – спросила
– Я никогда не гуляю по утрам, – ответила женщина. – Я люблю поспать. Ночью смотрю кино… Есть хорошие фильмы. Я сова.
– Сейчас семь утра…
– Семь утра? – Женщина остановилась, уставившись в землю. – Не понимаю… Вы сказали, Нина? Вашу маму зовут Елена?
– Нет.
– Кто ваши родители? Я их знаю?
– У меня нет родителей… Так получилось.
– Вам снятся сны?
– Иногда. Какие?
– Что вы убегаете. Чьи-то шаги… Что вы без одежды… Всякие. Непонятные… Странные… Незнакомые места и люди… – Она надолго замолчала. Посмотрела на девушку и добавила: – Даже когда вы не спите.
Нина промолчала.
Они вышли из парка. Народу на проспекте было немного. Все было еще закрыто. Проехала поливальная машина, и резко запахло мокрым асфальтом.
– По-моему, мы пришли. Это ваш дом? Вот банк!
Женщина оглянулась, словно хотела убедиться, что они одни на пустой улице.
– Да! Сюда, – она устремилась под арку. – Здесь!
Женщина порылась в сумочке, достала ключи, протянула Нине. Девушка заметила, что у нее дрожат руки.
– Дом двадцать четыре.
– Может, позвонить по домофону?
– Там никого нет. Длинный желтый ключ… Код я не помню. Можно открыть ключом.
…Они медленно поднимались по лестнице. Второй этаж, третий. Нине было не по себе. В доме стояла глубокая вязкая тишина, казалось, он вымер. Старый домина с толстыми стенами, убивай, никто не услышит. Здесь жили, смеялись, плакали и страдали тысячи людей… Сколько ему? Лет семьдесят? Больше? Сто? И она действительно здесь живет – эта Елизавета-Элиза?
– Здесь! – Женщина остановилась перед квартирой с золотой цифрой девять. – Дайте!
Она взяла связку ключей, выбрала нужный.
– По-моему, дверь не заперта, – сказала Нина.
Женщина повернулась к ней. В глазах проскользнуло что-то… Неуверенность? Удивление? Страх?
– Сквозняк, – объяснила Нина, протягивая руку к щели между дверью и косяком. Нажала на ручку, и дверь подалась. – Вот видите. Вы забыли запереть.
Женщина, помедлив, переступила порог. В прихожей было темно. Она нашарила выключатель. Под потолком вспыхнула люстра, осветив большую прихожую со шкафами красного дерева, громадным зеркалом в богатом золоте и яркой афишей боя быков в Памплоне в черной узкой раме. Аделина пряталась позади и настороженно принюхивалась к запахам чужого жилья.
– Это ваш дом? – вырвалось у Нины. – Вы здесь живете? Одна?
– Одна. Никого больше нет. Хотите кофе? Нина, да? – Казалось, женщина стала приходить в себя. Речь ее сделалась связной, и выглядела она увереннее. – Проходите в гостиную!
Она махнула рукой:
– Я сейчас!
Нина вошла в гостиную. Это была большая комната с богатой лепниной на потолке, старинным резным буфетом под потолок и царским столом с массивными стульями, обитыми полосатой красно-зеленой тканью. Гипюр на окнах, тяжелые зеленые шторы, два высоких торшера, картины, китайские вазы…
Нина опустилась на кожаный диван с десятком
ковровых подушек. Ей казалось, она попала в музей. Аделина робко жалась к ее ногам.Елизавета появилась на пороге с подносом. В комнате запахло кофе.
– Вот, пожалуйста! Я еще не завтракала. Я утром только кофе и сыр. Хотите бутерброд?
– Ну что вы, не нужно! – Нина вскочила, чтобы помочь. – Я тоже утром не ем, завтракаю часов в двенадцать, не раньше.
– Вы тоже сова?
Нина кивнула:
– Люблю работать по ночам.
– Правда? А где вы работаете?
– Я копирайтер, работаю дома.
– Кто?
– Сочиняю рекламу на всякие товары.
– Как интересно! Я уверена, что видела вас раньше. Правда, не знала, что у вас собачка. Вы с четвертого этажа, я вспомнила. Может, дать ей мяса?
Женщина уже не производила впечатления потерянной, она пришла в себя. Хотя иногда замолкала и сосредоточенно смотрела в пол, словно пытаясь вспомнить что-то.
– Она ела, не нужно, спасибо. Я…
– Я не против, – сказала женщина. – Мне всегда оставляют ключи. Подруга в Америке уже три года, и я поливаю цветы. Но я думаю, они пропали, я больше туда не хожу. Понимаете, в последнее время я немного устала и плохо сплю.
Она потерла виски кончиками пальцев.
– Забываю купить хлеб… – Женщина замолчала и задумалась, снова уставившись в пол.
Нина почувствовала холодок, пробежавший по спине, как и тогда, в парке. С хозяйкой явно творилось что-то неладное.
– Волны, понимаете? И крылья. Чувство полета. И потом… Я люблю читать криминальные романы, и кино тоже… Я никогда никого не обидела!
Прижав руки к груди, она смотрела на Нину умоляющим взглядом.
– Никогда! Ванесса говорит, у меня внутри падший ангел. Он убегал и спрятался тут, – она дотронулась рукой до груди. – Удивительная женщина! Экстрасенс. Все про тебя знает. Я рада, что мы встретились, совершенно случайно… Недавно. Это страшно, там что-то случилось… Ужасное. Мы с вами знакомы? Вы из нашего дома?
Нина поставила чашку с кофе на столик и поднялась. Ей было не по себе: следовало попрощаться у дома и сразу уйти. Нехорошая история. Похоже, она снова вляпалась в неприятности из-за своего дурацкого чувства долга и вины перед всеми… Всем должна, за всех в ответе. Карма такая. Или каторга.
– Вы когда-нибудь видели убитого человека? – вдруг спросила Елизавета шепотом. – Он лежит на спине, а вокруг головы красное… Кровь?
Она поднесла к лицу ладони, пошевелила пальцами, заметила сломанный ноготь и замерла, уставившись на него удивленно.
– Как в кино… Или это книга? – Женщина вытащила из-под диванной подушки красную книжку с золотыми уголками. – Вот! Я тут все записала.
Она протянула книжку девушке, и та машинально ее взяла.
Это был дневник, исписанный примерно до половины летящим неровным почерком.
– Хотите почитать? Только… Нет, не надо! – Она резко выхватила книжку у Нины из рук. – Это очень личное, всякие глупости…
Девушка почувствовала дурноту – ей вдруг стало страшно. Дом словно вымер, тишина гробовая, странная женщина, незапертая квартира, бессмысленные речи. Она принимает ее, Нину, за соседку сверху, она ее не помнит, она не помнит, что была в парке, она все время теряет мысль, трет лоб, пытается вспомнить что-то… И при чем тут убитый человек? О какой краске она говорила в парке? О какой крови? Как же оставить ее одну…