Отражение
Шрифт:
— Да он просто пошутил.
— Ну, не знаю. Может быть. — Осторожно продев руку в рукав рубашки, он, морщась и охая, ждал, пока служитель застегнет пуговицы.
Как-то солнечным весенним днем я сидел в машине на автостоянке и, поджидая приятеля, которого обещал подбросить домой, просматривал свои фотографии. Тут меня и заметил Джордж Миллейс.
— Да ты просто настоящий Картье-Брессон, малыш, — промолвил он с легкой улыбкой и, сунув руку в открытое окно, выхватил у меня пачку фотографий, хотя я крепко держал их. — Так-так, — продолжал он, придирчиво изучая их. — Даунс: лошади в тумане.
Он повернулся и пошел через автостоянку, время от времени поправляя свисавший с плеча тяжелый кофр. Он был единственным из моих знакомых фотографов, в присутствии которого я испытывал неловкость.
За те три года, что я прожил у Данкана и Чарли, они терпеливо учили меня всему, чему я мог научиться. Когда я впервые к ним попал, мне было всего двенадцать, но Чарли тут же нашел мне работу — подметать полы и убираться в фотолаборатории, и я был этому рад. Всему остальному приходилось учиться постепенно и основательно, и когда я постиг все премудрости, мне поручили печатать все фотографии Данкана и половину фотографий Чарли.
— Наш лаборант, — обычно представлял меня Чарли.
— Смешивает для нас реактивы, — пояснял он. — А как со шприцем обращается — тут ему равных нет. Не забудь, Филип, бензотриазола — только одну целую четыре десятых. — И я аккуратно забирал шприцем нужное количество раствора и добавлял в проявитель, чувствуя, что и от меня есть какая-то польза в этом мире.
Служитель надел на Стива пиджак, отдал ему часы и бумажник, и мы не спеша пошли к моей машине.
— Я обещал маме помочь убраться, когда вернусь. Вот, черт, как не повезло!
— Наверное, она уже соседей позвала. — Я помог ему забраться в новехонький «Форд» и, обойдя машину, сел за руль. Смеркалось. Я завел мотор, включил фары и выехал в направлении Аскота.
— Никак не могу привыкнуть к мысли, что папы нет, — сказал Стив.
— А что там произошло? — спросил я. — Ты, по-моему, говорил, что он врезался в дерево…
— Да. — Он вздохнул. — Заснул за рулем. Так, по крайней мере, предполагают. Дорога была пустынная: ни машин, ничего. Там был вроде поворот, а он не свернул. Прямо поехал. Наверно, ногу держал на акселераторе… От капота ничего не осталось. — Стив поежился. — Он из Донкастера возвращался. Мама его всегда предупреждала, чтобы он, когда задерживается, осторожно ездил ночью по шоссе. Да ведь это уже не на шоссе случилось… он был почти у дома.
Стив говорил устало и подавленно, да и вид у него был неважнецкий. Изредка поглядывая на него, я видел, что, несмотря на всю мою предосторожность, поездка в машине причиняет ему боль.
— Он на полчаса заехал к приятелю, — продолжал Стив. — Там они выпили по паре виски. Как это глупо — просто так вот заснуть…
Мы долго ехали молча, и каждый из нас думал о своем.
— Всего неделю назад, — вдруг сказал Стив. — В прошлую субботу…
Все под богом ходим, истина старая, как мир.
— Здесь налево, — объяснил Стив.
Немного покрутившись, мы наконец выехали на дорогу. По одну сторону ее была ограда, а по другую стояли чистенькие особняки с тенистыми садами.
Впереди творилось что-то странное.
В домах горел свет, суетились люди. На дороге стояли карета «скорой помощи» и полицейская машина. Возле нее толпились полицейские. У одного дома взад-вперед сновали люди.— Господи! — сказал Стив. — Это их дом. Это у мамы с папой…
Я высунулся из окна, а он продолжал сидеть в оцепенении, не сводя глаз с дома.
— Мама, — сказал он. — Что-то с мамой…
Его голос предательски задрожал. Лицо исказил ужас, в широко, по-детски раскрытых глазах отражался свет.
— Сиди здесь, — деловито распорядился я. — А я узнаю, в чем дело.
Глава 3
На диване в гостиной лежала мать Стива. По ее лицу текла кровь, она дрожала и кашляла. Весь ее вид — разбитый нос, рассеченные губы и брови, свежие кровоподтеки на скулах и подбородке, разорванная одежда и всклокоченные волосы — говорили о том, что ее зверски били.
Я изредка встречал эту женщину на скачках. Приятная, хорошо одетая, уверенная в себе, счастливая, не скрывающая гордости за мужа и сына. Узнать ее в этой сломленной и избитой женщине, неподвижно лежащей на диване, было невозможно.
Подле нее на стуле сидел полицейский. Рядом, с окровавленной тряпкой в руке, стояла женщина в полицейской форме. Чуть поодаль, возле прислоненных к стене носилок маячили два санитара. Пришла еще одна женщина, по-видимому, соседка. Вид у нее был мрачный и встревоженный. В комнате царил кавардак, пол был усеян бумагами и обломками разбитой мебели. На стене виднелись следы джема и пирогов, о которых рассказывал Стив.
— Вы врач? — спросил полицейский, когда я вошел.
— Нет… — Я представился.
— Стив! — простонала мать. Губы и руки у нее дрожали. — Стив ранен! — Она едва могла говорить, но переполнявший ее страх за сына заставил на миг забыть о собственных страданиях.
— Ничего серьезного, уверяю вас, — поспешно сказал я. — Он здесь, во дворе. Просто немного повредил ключицу. Сейчас я его приведу.
Я вышел во двор и помог Стиву вылезти из машины. Он весь как-то съежился и одеревенел, но сам, казалось, не замечал этого.
— Почему? — Шагая по дороге, он снова и снова задавал вопрос, на который не было ответа. — Почему это случилось? За что?
Тем временем полицейский инспектор снимал с миссис Миллейс показания.
— Перед приездом сына вы говорили, что преступников было двое, оба в масках из чулок. Вы подтверждаете это?
Она сделала едва заметное движение головой. Разбитые, распухшие губы двигались с трудом. Увидев Стива, она крепко сжала его руку.
— Белые или негры? — снова спросил полицейский.
— Белые.
— Как они были одеты?
— В джинсы.
— Они были в перчатках?
Она прикрыла глаза. Рассеченная бровь чудовищно распухла.
— Да, — прошептала она.
— Миссис Миллейс, пожалуйста, попытайтесь вспомнить, — сказал полицейский. — Что им было нужно?
— Сейф, — пробормотала она.
— Что?
— Сейф. У нас нет сейфа. Я им сказала. — По ее щекам катились слезы. — Они спрашивали, где сейф. Они били меня.
— У нас нет никакого сейфа! — яростно воскликнул Стив. — Я их убью!