Отражения свободы

Саша чуть пожимает плечами и вылезает из кресла, поводя плечами и разминая руки.

— Тебе нужно остаться здесь, — Олег Васильевич поднимает на нее несколько напряженный взгляд.

— Знаю. Я никуда и не собираюсь, — она садится на лавку напротив оперативника.

Сердце менгира плачет, призывая.

Но сражаться с обученным волшебником — себе дороже. Хотя план, который приходит в голову Саше, изяществом не отличается, но все же он не так уж и плох. Никаких драк.

Сил на него точно хватит. Хватило бы еще терпения. К тому же оперативник заметно нервничает, отвлечь его не должно быть большой проблемой.

— Что-то не так?

— Да нет.

— Я вижу.

Оперативник морщится — и кидает заглушку, явно не желая, чтобы инкуб их услышал.

— Не люблю я вот так сидеть сложа руки. К тому же Обращенные рядом, чувствуешь?

Саша прислушивается к своим ощущениям. Больше из любопытства, для себя она решила, что будет делать. Но все-таки интерес был. Она и до того чувствовала в отдалении слабый запах чего-то животного, но только сейчас поняла, что этот запах доносился именно с Отражения.

— Чувствуешь. По лицу вижу, — усмехается оперативник. — Для меня мокрой псиной все пахнет, но это у каждого свое. Знаешь, что их в старину двоедушнками звали?

— Кого — их? Обращенных?

— Оборотней по большей части. Ну и Обращенных заодно — те, кто в этом хоть что-то смыслят. Они ведь все в каком-то смысле нелюди.

Саша скашивает глаза на кабину пилота, в которую пока седовласый инкуб так и не вернулся. Но все равно это не значит, что он их точно не слышит.

Оперативник качает головой.

— Обращенные не лучшие разрушители заклинаний. На это вообще способны только колдуны. Это не значит, что вампиры, оборотни или суккубы не опасны. У них свои таланты. Например, ни от кого из них нельзя сбежать — найдут, по запаху то ли, по крови или по эмоциям. И прятки в Отражении не помогут. Им нравится вот так ловить добычу и вновь ее отпускать. И колдуны туда же, не стоит и о них забывать. В иные дни вся свора Обращенных догоняет и отпускает избранного человека, а то и мага, искушая мнимой близостью свободы. И превращает его в ничто по своему желанию, отнимая эту свободу.

— Охота.

— Именно. Обращенные не могут без нее жить. Все эти сказки о самоконтроле, о том, что чудовища только те, кто чудовищами выбрал быть… Глупости, на самом деле. Рано или поздно каждому из них нужно охотиться. Смерть продлевает жизнь тем, кто уже умер — вот и вся история. А знаешь, кто выбирает жертв для Охоты?

— Ковен, — это Саша хорошо помнила из уроков в самом начале сентября, когда говорили об устройстве мира Затронутых. О Законе. И о Ковене, объединяющему хоть какой-то властью Обращенных.

— Верно. А кто указывает Ковену, на кого может пасть жребий, а на кого нет? Кто говорит Ковену, сколько можно погубить людей и сколько из них создать живых трупов, нужных только для новых смертей и страданий?

Саша с некоторым удивлением смотрит на оперативника, словно впервые его видит.

— И кто же?

— Орден, Саша, — Олег Васильевич усмехается. — Орден. Маги по праву рождения распоряжаются судьбами всех, от последнего бомжа до других магов, которым не повезло родиться позже. Самое настоящее рабство, не находишь?

Саша чуть пожимает плечами.

— Мир таков, какой он есть.

— Рабы так и говорят, разве нет? И ничего не меняют до тех пор, пока не находится тот, кто сможет показать иной путь. Пусть иногда на этом пути не обойтись без пролитой крови.

Сердце Саши пропускает удар в тот момент, когда она понимает смысл сказанного. И кто именно ей это говорит. Она медленно поднимает голову, чувствуя, как сгущается рядом Отражение, как медленно, но ощутимо скользит по шее тонкая черная линия.

— Что… Что вы делаете?

— Выполняю приказ, — чуть улыбается оперативник. С некоторым… Смущением? — Иногда приходится идти на крайние меры ради действительно важной цели. Не бойся, я тебе вреда не причиню. Лишь направлю в нужную сторону.

Саша медленно-медленно прикасается рукой к черной полосе на шее, похожей на… Ошейник? Вот только какой-то уж больно пугающий ошейник. О каком приказе шла речь? О чьем приказе?

Олег Васильевич вовсе не был человеком в маске. Никак не был. Просто не мог быть. Она не могла бы такое пропустить ведь, верно? Она бы узнала, если бы он был тем человеком в маске, так?

Серафим мог приказать накинуть эту удавку ей на шею? Или Михаил Ефимович? Браслеты-то уже были…

— Даже не думай использовать амулет, — холодно говорит оперативник, по-своему расценив ее движение. — Один раз ты уже наломала дров, достаточно.

— Каких дров?

Оперативник фыркает.

— Не твоего ума дело. Лучше знай, что за неверное движение головы лишишься. И за попытку позвать своего наставника. Вылезай из вертолета. Сейчас же.

— Но Михаил Ефимович…

— Он занят. Все они заняты, — усмехается как-то хищно и жестко Олег Васильевич. Он делает резкий жест рукой, и на секунду у Саши перехватывает дыхание от затянувшейся на горле ленты. — Никто тебя не услышит. Обращенные достаточно их развлекают. Идем.

Оперативник жесткой рукой буквально вытаскивает Сашу из вертолета.

— Ты так хотела к своему камешку — теперь радуйся. Туда мы и идем.

Саша вздрагивает, чувствуя, как в спину упирается холод кинжала.

— И без глупостей. Дернешься в Отражение опять — поводок начнет душить больно и медленно. Может и успеешь рыпнуться. Но один порез этим — и никто тебя не спасет, даже твой обожаемый наставник. И через Грань клинок пройдет, как через масло.

Саша сглатывает, чувствуя, как сердце устремляется прочь из груди. До этого момента у нее был план. И всего происходящего теперь этот план точно не включал.

Глава 8

Они идут по лесу. Не раз и не два у Саши в голове промелькивает искушение свернуть куда-нибудь не туда. Но вот беда — где «туда» и не «туда» она представляет себе довольно слабо. А просто бежать наобум… Безумие. Обученный маг-оперативник справится с ней в два счета. Не говоря уже об ошейнике.

Они идут прямо через лес, по берегу реки, благо подлесок тут совсем мелкий. Продираться и шуметь не приходится, и это радует. Саша время от времени отмахивается от мелких веток и паутины, лезущей в лицо, и пытается осмыслить происходящее. Ветер унялся, и сейчас это кажется тяжелым предзнаменованием грядущих бед. Каких только — понять никак не удается.