Отрок. Богам – божье, людям – людское
Шрифт:
«Ага, вот, значит, как шуба стала чем-то вроде придворного мундира! А что? Дорогой мех, покрытый не менее дорогой импортной тканью, да еще с каким-нибудь золотым или серебряным шитьем, не слабее камергерского мундира будет. И никакие они не придурки – одежда в сословном обществе работает как удостоверение личности, даже покруче – „корочки-то“ издалека не видно, а прикид сам собой в глаза бросается. Интересно, а если гульбище застеклить, что они придумают? Так и будут в шубах париться или иные знаки отличия изобретут?»
– Так вот, боярич, если начинается «место
– Да знаю я, что такое стол…
– Не перебивай! – Сучок сердито ткнул чертилкой в землю. – Спросил совета, так слушай, я зря не болтаю! Стол, значит… а на столе столец – седалище княжеское, навроде кресла, что ты измыслил, только попроще будет. Ты вот, если деду твоему понадобится к князю Туровскому подольститься, возьми да и присоветуй ему, чтобы кресло князю привез. Князь Вячеслав, сказывают, телом излиха дороден, а такие люди любят с удобством восседать, вот и удоволите владыку своих земель! Еще бы узнать, какое у Вячеслава знамя, так можно было бы его на спинке кресла вырезать… или же знамя Рюрика – атакующего кречета – тоже почетно.
– Да! – подхватил мысль Мишка. – Можно еще и для княгини кресло чуть поменьше изготовить!
– Ну, не знаю… – засомневался Сучок, – я тебе для чего про стол и столец рассказывать взялся? Потому что столец – единственная постоянная мебель на сенях, а все остальное сменное. Надо устроить пир – соорудили столы на козлах, надо боярскую думу собрать – натащили скамей для бояр, надо принять послов – вынесли все, сидит один князь, остальные стоят, надо посоветоваться с ближниками – поставили небольшой стол и скамьи вокруг него, притащили напитки да закуски… Еще всякие разные случаи бывают, и все это на сенях происходит. Из-за этого сени делаются как можно просторнее – во всю клеть.
Окна в сенях устраивают большими, не только для света, но и для воздуха, а то ведь, бывает, что на пиру несколько десятков мужей соберутся, выпьют-закусят, да так надышат… и прочее, что в волоковые окошки [10] этакий дух и не пролезет! Ну а на ночь или в непогоду эти окна ставнями закрываются.
«М-да, симбиоз актового и банкетного залов с кабинетом и совещательной комнатой. Вот тебе и сени! Пожалуй, звание „сенной боярин“ соответствует примерно чину тайного или действительного тайного советника, а „сенная боярыня“ – ну, никак не ниже фрейлины».
10
Волоковые окошки служили не столько для освещения, сколько для вентиляции. Они задвигались – «заволакивались» – специальными дощечками, двигавшимися в пазах.
– Слушай, старшина, а ты-то откуда это все знаешь? – заинтересовался Мишка. – Можно подумать, что ты сам боярином у князя был…
– Можно подумать, – передразнил Сучок, – что в княжьих или боярских хоромах пожаров не случается,
что не ветшают они или не перестраиваются!– Да, верно… Это я как-то не подумал…
– Да неужто тебе дед этого не рассказывал? – удивился Сучок. – Он же по молодости при князьях покрутился вдоволь!
– Рассказывать-то рассказывал, но у него взгляд на эти дела воинский, а у тебя строительный. Чувствуешь разницу?
– Воинский, воинский… – сердито проворчал Сучок. – Только и мыслей, что разломать или поджечь, а попробовали бы хоть раз что-то выстроить…
– Ладно, старшина, не ворчи! – примирительно произнес Мишка. – Когда-никогда, а жениться мне все равно придется, вот и терем сгодится, а пока мы туда девиц поселить можем, чтобы, значит, у них постоянное место в крепости было. Глядишь, им с верхотуры-то по ночам к парням шастать труднее будет…
– Ага, рубить-колотить, так ты их и удержал! Дело молодое, природа своего требует…
– Ну, тебе виднее… молодое дело или не молодое, сам-то в Ратное за тем же самым мотаешься… Бешеной собаке семь верст не крюк, как говорится…
– Ты не в свое дело-то не лезь! – взвился Сучок. – Молод еще меня попрекать! Говорим о стройке, рубить-колотить, так о стройке и говорим! И нечего тут…
– Да будет тебе, старшина! Что ты, как кипятком ошпаренный? Ходишь и ходишь, кто тебе запретит? И не попрек это вовсе… Радуюсь за тебя, женишься – сам первый тебя поздравлю! Такого мастера, как ты, еще поискать, а через женитьбу ты у нас ведь и насовсем остаться сможешь…
– Женишься… – Сучок вдруг как-то опал, словно из него выпустили воздух. – Кто ж за закупа пойдет…
– Выкупишься, мы же договорились обо всем! Или не поверил мне?
– Поверил – не поверил… – Сучок отвернулся от собеседника и заговорил в сторону, ковыряя чертилкой сиденье скамьи. – Я чего только не передумал, когда весть дошла, что воевода тебя из старшин разжаловал… Гвоздь так и сказал: «Не будет Михайла старшиной – не быть и нам вольными». А потом опять весть пришла, что тебя под стрелы попасть угораздило – чудом жив остался… – Голос плотницкого старшины дрогнул. – Ты, сопляк… ты хоть подумал, у скольких людей жизнь поломается, если тебя не станет? Других поучаешь, а сам…
«А ведь и вправду, сэр Майкл, сколько людей на вас завязано? Просто на одно ваше существование и на реализацию ваших планов! Случись что, и как им дальше жить? Это ж не ТАМ – накрылась фирма, другую работу нашли. ЗДЕСЬ работа с жизнью гораздо жестче связана – зачастую работа или служба и есть жизнь! Сколько же нервных клеток Сучок и его артельщики сожгли, пока вас из похода за болото дожидались? Да и не только артельщики… вместе с „курсантами“ почти две сотни народу в крепости обретаются, и все, так или иначе, от вас, сэр, зависят. Вот тебе и феодал-эксплуататор… в их понимании, чуть ли не отец родной. Да… дела».
– Ну, перестань, старшина… – Мишка совершенно неожиданно почувствовал, что и ему стало трудно говорить. – Кондратий Епифаныч, пойми правильно… я же еще учусь, да и присматривают за мной, не дадут просто так сгинуть… слыхал же, как меня Немой защитил…
Сучок ничего не ответил, только, все так же отвернувшись, повел плечами, а Мишкина растерянность (даже в какой-то мере растроганность), в полном соответствии с лисовиновским характером, быстро перешла сначала в раздражение, а потом в злость.