Отрубленная голова

— Полагаю, она предпочтет, чтобы я был здесь, — возразил Палмер. — Верно, дорогая?

— Да, — согласилась Антония. Она прижала к губам свой носовой платок, поднялась и пересела на диван рядом с Палмером. По-прежнему избегая глядеть на меня, она промокнула платком глаза. Палмер опустил ей руку на плечо.

— Послушайте… — начал я. — О чем нам говорить? Вы располагаете фактами, и я их не отрицаю. Зачем устраивать этот трибунал?

— Ты нас неправильно понял, Мартин, — сказал Палмер. — Речь идет не о трибунале. Кто мы такие, чтобы судить тебя? Напротив, мы желали бы тебе помочь. Но ты должен уяснить себе две вещи: во-первых, мы тебя очень любим, а во-вторых, ты обманул нас в исключительно важном вопросе.

— Мартин, я даже не могу передать, как мы расстроены, — сказала Антония. В ее голосе все еще слышались слезы. Потупясь, она крутила в руках влажный носовой платок.

— Я виноват, моя дорогая, — откликнулся я.

— О, так ты это признаешь? — продолжал Палмер. — Мы думали, что хорошо знаем тебя, Мартин. И очень удивились. Не стану утверждать, что разочарованы, скорее, нам просто больно. Придется все начинать сначала. Мы утратили точку опоры. Нам нужно понять, что с тобой происходит, понять, кто ты такой. Мы не собираемся тебя обвинять, просто постараемся тебе помочь.

— Я не желаю вашей помощи, — возразил я, — а что касается обвинений, то предоставь это мне самому. Я готов поговорить с Антонией, но не с вами обоими.

— Боюсь, что тебе придется говорить с нами обоими, — сказал Палмер. — Удар нанесен и ей, и мне, и мы оба заинтересованные лица. Ты должен поговорить с нами ради нас, так же как ради самого себя, и быть откровенным.

— Как ты мог лгать, Мартин? — спросила Антония и наконец взглянула на меня. Она вытерла слезы и овладела собой. — Я была так поражена! — проговорила она. — Я знаю, что тоже иногда лгала, но считала, что ты очень правдив. И думала, что ты меня по-настоящему любил. — Она всхлипнула, произнеся последние слова, и опять приложила платок к лицу.

— Я тебя очень любил, — сказал я. — И по-прежнему очень люблю. — Больше я не мог этого вынести. — Но я люблю и Джорджи.

— Ты ее любишь… — протянул Палмер.

— Люблю, — повторил я.

— Честно признаться, — сказала Антония, — не понимаю, не в силах даже вообразить, как ты на это способен. — Разумное негодование уберегло ее от слез.

— Ну конечно же, человек может любить двоих, — отозвался я. — Уж вам ли этого не знать.

— Ладно, — проговорила она. — Ладно. И ты меня обманывал. Я не в состоянии это понять, но могу себе представить. Но когда Палмер и я рассказали тебе о нас, как же ты мог после этого быть таким нечестным… Для меня непостижимо, как ты можешь сидеть здесь с добродетельным видом и обвинять нас во всех грехах! Не похоже на тебя, Мартин.

— Да, действительно не похоже на тебя, — подтвердил Палмер. — Но должно быть, в тебе это есть. Даже психоаналитиков иной раз подстерегают сюрпризы. Мы поступили с тобой очень честно и прямо. Нам просто не пришло в голову обманывать тебя. Как говорит Антония, ты, по крайней мере сейчас, мог быть искренним. Однако это все унизительно. Мы должны разобраться и снова тебя понять. Мы здесь, чтобы понять тебя.

— Я не могу объяснить, — ответил я. — Хотя объяснение существует. Да это и не имеет значения.

Я смутился и почувствовал себя виноватым. Как растолковать им причины, по которым я держал в тайне отношения с Джорджи? Они не смогли бы этого понять. Вдобавок я страстно желал остаться непонятым.

— Нет, это имеет значение, Мартин, — возразил Палмер. — Это очень много значит. И мы никуда не торопимся. Мы можем говорить об этом хоть целый день, если понадобится.

— Ну а я не могу, — парировал я. — Что вы хотели бы знать? Джорджи двадцать шесть лет. Она преподает в Лондонском экономическом училище. Мы любовники почти два года. Она забеременела от меня и сделала аборт. Вот и все.

— О Мартин! — вскинулась Антония. Теперь она полностью владела собой. — Не пытайся быть циником и прикидываться, будто тебе все равно. Я не ощутила в твоих словах никакой правды. Мы знаем, что ты любишь эту девушку, и хотим тебе помочь. Мы знаем, что ты не завел бы любовницу просто так, если бы не любил ее. Признаюсь, я испытала шок, когда услышала об этом. Но я смогу его преодолеть и сумею быть великодушной. Конечно, я ревную. Да иначе и быть не могло. Я только что говорила об этом Андерсону. Но вполне искренне желаю тебе добра. Только ты должен сейчас вести себя с нами более просто и правдиво. Ну пожалуйста…

— Антония была предельно честной по отношению ко мне и к самой себе, — заявил Палмер. — Ты знаешь, как она тебя любит. Это, разумеется, ее потрясло. Я говорю не только о твоем обмане, но и о самом существовании этой девушки. Естественно и закономерно, что это открытие вновь пробудило в Антонии любовь к тебе и она ревнует. Для всех нас подобная ситуация весьма болезненна. Но Антония прекрасно, разумно держится, и ты не должен опасаться, будто мы обижены. На самом деле мы желали бы тебя благословить. Теперь ты видишь, как ты заблуждался и был к нам несправедлив!

— Мы поддержим тебя, Мартин, — подхватила Антония, кивавшая в знак согласия головой. — Кто знает, может быть, это странное переплетение судеб в конце концов пойдет нам на пользу? Мы поможем тебе и Джорджи. Вот это я и хотела сказать. Мне жаль, что поначалу я выглядела такой удрученной и сердитой. Меня страшно обидело, что ты меня обманывал. Но я все-таки верю, что ты меня любил. Так что не чувствуй себя виноватым и не расстраивайся, Мартин, дорогой.

— Я не чувствую себя виноватым и не расстраиваюсь. Я просто вне себя от ярости, — сказал я. — И вовсе не желаю, чтобы меня поддерживали. Я хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое раз и навсегда.

— Ты не понимаешь, чего на самом деле хочешь, — вмешался Палмер. — Тебе не удастся так легко ускользнуть от любовных передряг. Дело в том, что это известие бросило тень на каждого из нас, и придется что-то с этим делать.

— По-твоему, я должен убрать с пути преграды, чтобы вы с Антонией могли идти вперед?

— Тебе нужно, как ты выразился, убрать с пути преграды и для самого себя, — пояснил Палмер. — Ложь можно искупить только правдой, правдивой исповедью. Я уверен, что Джорджи с нами согласится. И тогда мы будем счастливы, все четверо.

— До этого ты говорил только о троих, — ехидно заметил я. — Теперь уже о четверых. Почему ты не подключил свою сестру? В результате получился бы настоящий квинтет.

— Замолчи, — довольно резко оборвал меня Палмер. — Речь идет о серьезных вещах, Мартин. Ты должен отвечать за свои поступки. Как я сказал, мы пытаемся тебя понять. И поймем тебя гораздо лучше после того, как встретимся с Джорджи.

— Через мой труп.

— Отнесись к этому трезво, — начал убеждать меня Палмер. — В конце концов, твоя позиция весьма уязвима. Хотя бы поэтому тебе следует рассуждать здраво. Антония лишь сейчас узнала об этой молодой женщине. Вполне естественно, ей хочется с ней познакомиться. Вы оба должны быть благодарны, что Антония намерена встретить ее с миром.