Отшельник
Шрифт:
Да чтоб его черти забрали, — тихонько выругался Волчок и крякнул уткой. На утиный голос отозвалось несколько селезней, а на близкой реке по воде захлопали крылья.
— Тута я, — отозвался Аникита. — По ветру поставил, как и уговаривались.
Быстро закончив со второй закладкой, третью Вадим решил не устанавливать. Ветер удачно дует со стороны реки, и облако разлетевшейся от взрывов слезогонки теоретически должно накрыть часть литовской армии. Вроде больше и не нужно, но не тащить же третью канистру обратно?
— Да пошло оно всё конём! — тихо, но эмоционально выразился Кукушкин.
— Нельзя так, — с осуждением
— А людей, значит, можно?
— Ежели нужно, то можно. Невинных не бывает, а виновного Господь нашей рукой покарает.
— Интересно рассуждаешь.
— По справедливости рассуждаю.
— По справедливости? — задумался Вадим. — Ладно, ставим третью растяжку, чтобы на всех хватило с гарантией.
— А на той стороне?
— Обязательно. И пусть никто не уйдёт обиженным, как учат нас классики советской фантастики.
— Греки, что ли? — уточнил Аникита.
Кукушкин вспомнил имена тех классиков, и согласился:
— Пожалуй, что греки. Но в хорошем смысле этого слова.
Великий Князь Литовский пребывал в прекрасном настроении и радовался жизни. Она тем более прекрасна, что на освободившийся после гибели старшего брата от проклятых турок на польский престол позвали именно его, Казимира-Андрея Ягеллончика. Посольство от Сейма, уставшего от усобиц за два года безвластия, не застало его под Можайском, и догнало только здесь, под стенами московитской белокаменной твердыни. В высшей степени замечательное посольство, состоящее из полусотни хорошо вооружённых высокородных и образованнейших шляхтичей, в равной степени владеющих мечом и латынью.
Возглавлял их кардинал Збигнев Олесницкий, фактический правитель Польши в настоящее время. Производит впечатление добряка и выпивохи, что подчёркивают заплывшие глаза и отдающий в красноту нос, но холодные и цепкие глаза выдают человека расчётливого и при надобности жестокого.
— Присаживайтесь, ваше высокопреосвященство, — Казимир указал на кресло. — Давайте обойдёмся без церемоний, так как оба знаем, что нам нужно друг от друга.
— Спасибо, Ваше Величество, — кивнул кардинал. — О цели моего визита вам известно, и мне думается, решение вы уже приняли.
Великий Князь Литовский самодовольно погладил усы. А какое же может быть решение, если отец был королём Польши, старший брат был королём Польши, и другого претендента на престол магнатерия просто не видит?
— Да, ваше высокопреосвященство, оно принято, но у меня есть несколько условий.
Кардинал поморщился:
— Вы про личную унию?
— Именно про неё. Мои литовские подданные должны обладать теми же правами, что и польская шляхта.
— Даже схизматики?
— Моё дело править, а как вы будете бороться со схизмой, меня мало интересует. Но я не хочу волнений по пустякам.
— Вера в Господа нашего Иисуса Христа пустяк?
— Не придирайтесь к словам, ваше высокопреосвященство.
Казимир с тщательно скрываемым злорадством наблюдал, как изменилось лицо кардинала. Ну а что, неужели королю делать за католическую церковь её работу? Нет, король должен быть благостен и справедлив, и все несчастья исходят не от него, а от дурного окружения и плохих советников. Король хороший — магнаты плохие. И матерь наша католическая церковь пусть получит долю причитающейся ей ненависти, да хранит её Господь.
— Но
вы, Ваше Величество, не станете возражать, если…— С чего бы мне возражать, ваше высокопреосвященство? — не совсем вежливо прервал кардинала Казимир. — Я только порадуюсь, если среди моих подданных не станет розни и воцарится мир.
А сам подумал, что никуда жирный святоша не денется. Пусть он сейчас фактически правит королевством, но народу нужен символ. И потом, правление священника дурно влияет на доходы шляхты. И сама Польша никуда не денется — она сейчас в положении утопающего, готового схватиться за любую соломинку. Орден давит с севера и запада, с юга подпирают венгры, забывшие про унию после смерти короля Владислава и со страстью отдавшиеся Габсбургам. Да ещё Богемия не забыла предательства святого дела Яна Гуса, и уничтожения польских приверженцев этого великого человека лично будущим кардиналом Збигневом Олесницким, поэтому с удовольствием воткнёт нож в спину ослабевшим полякам. Собственно, до сих пор непонятно, каким образом Польша ещё существует, не иначе как попустительством Господа и защитой Девы Марии, да ещё литовским оружием.
— Кстати, ваше высокопреосвященство, вы готовы нести свет истинной веры схизматикам Московии?
— Но вы говорили про равные права, Ваше Величество.
— Для шляхтичей!
— И остальных…
— Я уже говорил, что мне нет дела до применяемых вами методов. Хоть огнём и мечом!
По мечтательно закатившимся глазам кардинала было видно, что он заглотил наживку. Мыслимое ли дело — привести в лоно святой католической церкви целую страну! За такое деяние можно при жизни получить славу святого и равноапостольного.
— Я готов, Ваше Величество!
— Но вы понимаете, что придётся потрудиться прямо сейчас?
— Каким образом?
— Помочь мне захватить этот чёртов Кремль! В вашей свите пятьдесят рыцарей, и при каждом не меньше десяти вооружённых слуг…
— Хотите пригласить их принять участие в штурме?
— Именно так. Но, сами понимаете, до коронации я ещё не король и не могу приказать им, но эта коронация состоится только после взятия Москвы.
— Я тот час отдам указания, — поднялся с кресла кардинал.
— О, не торопитесь, ваше высокопреосвященство, — покачал головой Казимир. — Скоро должны доставить осадные орудия, и лишь после разрушения стен мы пойдём на приступ.
— Да, мы обогнали обоз с артиллерией, — кивнул святой отец. — Думаю, через два дня он будет на месте.
— Так что нам некуда торопиться, — Великий Князь Литовский позвонил в колокольчик. — Не желаете вина?
— Как вам сказать, Ваше Величество…
— Настоящее испанское, в Кракове вы такого не попробуете.
— В Краков привозят недурные вина из италийских земель, Ваше Величество.
— Я помню, — улыбнулся Казимир. — Но Литва не настолько бедна, чтобы перейти от испанских вин к италийским или французским. И прошу напомнить, сегодня постный день?
— Ах, Ваше Величество, я тоже на войне и в путешествии, так что прикажите подать дичь и оленину.
— Мой повар превосходно готовит, ваше высокопреосвященство. Конечно, ночь не лучшее время для чревоугодия, но надеюсь, что вы отпустите мне этот грех.
— Под испанское вино я отпущу любой грех! — с большим энтузиазмом отозвался кардинал, поглаживая в предвкушении объёмный живот.