Отстрел

— Я понял ваш интерес. Давайте официально… С прошлым покончено. И я больше не хочу слышать о конторе.

— Спасибо за откровенность…

— Ничего не стоит.

— Ты только забыл, что, когда у нас возникает проблема, контора идет как танк.

— Знаю.

— Мы вынуждены тебя задержать.

— За что?

—Не знаю пока. Может, хранение огнестрельного оружия, может, наркотик. Мы с тобой откровенны. Ты не оставляешь нам другого выбора.

— Это незаконно.

—Согласен.

— Я буду жаловаться.

— Предложи другой выход!

Лондонский рейс «Бритиш-Эйр» прибыл в Москву рано утром.

Игумнов еще в самолете снял кожаную куртку а-ля Марлон Брандо, долгое время шокировавшую милицейское начальство и содействовавшую его индивидуальности в конторе. Тем не менее его взяли под наблюдение уже в Шереметьеве. Под надзором подозрительно оживленной парочки он вышел из аэропорта. Машина «Лайнса» ждала его. Игумнов тем не менее предпочел сделать вид, что нашел «левака».

— Довезешь, мастер?

— Садись. В любой конец Москвы пятьдесят баксов…

В салоне Игумнов сразу переложил в «бардачок» кассету, привезенную из Лондона.

—Передашь из рук в руки.

Водитель, в свою очередь, вручил короткое послание Рэмбо: «Миху у сестры не видели. Тебе необходимо с ней срочно встретиться. Никому другому о н и не поверят…»

В любом случае начинать следовало с собственного дома.

Хвост за собой водитель обнаружил тоже быстро. Вели профессионалы, двумя бригадами. Игумнов из машины позвонил Рэмбо. Тот оказался у себя.

—Такие дела… — Он рассказал о слежке.

—Сразу из дому не уходи. Я позвоню.

Добрались без приключений. Под блатную музыку. У Игумнова был тоже любимый речитатив: «…Эта песенка народная на слова поэта Танича — о любви оперуполномоченного к даме одной из Дома твор-чества-а…»

Дом Игумнова оказался на прежнем месте — в огромном дворе, заставленном гаражами-«ракушками». Жильцы только подумывали еще о его благоустройстве. Все было так, как Игумнов оставил.

В почтовом ящике лежало несколько рекламных листков, опущенная по ошибке чужая «Советская Россия» с призывом голосовать за Зюганова и две записки. Игумнов прочитал обе еще в лифте.

«Если твоя спецкобура жива и тебе ни к чему, — писал знакомый опер, — позвони…»

Чудесным образом кореша на Курском вокзале пронюхали, что Игумнов не сдал положенное снаряжение.

«А еще лучше забрось в отдел. У друга неприятность…»

«Это можно…»

Сестра Михи работала именно на Курском.

Второе послание было подписано кадровиком управления, он просил срочно позвонить. Не исключалось, что речь шла о том же самом.

«По-шел!..»

Он поднялся к себе на шестой. Несмотря на закрытые окна, всюду на мебели толстым слоем лежала пыль. На окнах виднелись потеки прошедших в Москве дождей. Игумнов поставил чайник на плиту. Прошел по квартире.

Милицейская спецкобура была все равно не нужна. Рэмбо подарил ему «штатную» — в виде сумки-«напузника» с мгновенно отбрасывающейся передней стенкой. Такие носили теперь во всем мире большинство частных секьюрити. Поиск кобуры он соединил с привычным, на скорую руку, чаепитием.

Рэмбо позвонил через час с небольшим. Он успел прослушать сделанную в Лондоне запись:

—Очень интересно. Меня интересует упоминаемое в связи с фондом «Дромит» слово «чек»… Очень актуально. О каком фонде идет речь?.. Нам с ним, возможно, придется пересечься. В общем, ты понимаешь.

—Да.

—Мы готовы пойти на бартер со всеми в обмен на информацию. Не важно, кто ее представит. Мистер Варнава или мистер Афганец… Попробуй внушить его сестре.

— Для этого я должен попасть на Курский абсолютно ч и с т ы м… А за мной, похоже, работают профессионалы.

— Это мой геморрой. Моя бригада ждет тебя у входа в метро… Ты потащишь за собой хвост пешком на Старый Арбат. В переулок Вахтангова. — Рэмбо назвал номер дома. — За это время, я думаю, мы всех засветим… Войдешь и выйдешь через коридор. Во дворе будет стоять «девятка». Дальше — ты чист.

— Понял.

— Похороны Ковача назначены на шестнадцать. К этому времени прилетит Неерия. Я тебя ему представлю.

— Ты едешь из офиса?

— С Таганки. Могу тебя подхватить на Курском.

— У выхода из туннеля к такси.

— Позвони в машину…

Игумнов глотком допил чай. Уходя, огляделся. Квартира принадлежала матери, она коротала тут свои последние годы одна, пока беспутный сын обживал чужие углы цэковского дома на Тверской. В комнатах все напоминало о матери и не было ничего из прошлых жизней сына. Его чемодан с вещами, привезенный после смерти жены, так и стоял наполовину нераспакованный.

Уходя, Игумнов опустил «Советскую Россию» в ящик соседей.

В «Новых центурионах» платили неплохо. Народ был самостоятельный.

Братва присматривалась к Туркмении.

Новый президент — бывший сотрудник главка уголовного розыска Тяглов — быстро разобрался. Часть охранников, большинство с уголовным прошлым, ушли первыми. В том числе Туркмения.

Трезвые, дисциплинированные, бывшие сотрудники спецслужб тоже ушли. Туркмения встречал их потом в Фонде психологической помощи Галдера…

Шайба подался к Савону, о котором до этого никогда не заикался и вроде его не знал. Потом оказалось: «Знал!» И даже делал дела, работая в Шереметьеве. Продавал своих!.. С тех пор их ничто не связывало.

В Фонд психологической помощи Туркмению рекомендовал сосед по дому — Плата, знавший его историю.

Офис помещался на Дмитровском. Вывески на русском и английском ничего не объясняли. «Фонд психологической помощи MARK V. GALDER». Перед особняком находилась охраняемая стоянка. Жильцы не без оснований полагали, что дверь с темным глазком посредине постоянно заперта на замок.

Туркмения впервые приехал сюда под вечер по предварительному звонку. Дежурный долго всматривался, прежде чем впустить. Потом позволил ему пройти в небольшую прихожую. Два кресла: для дежурного и помощника. Письменный стол. Вторая комната — для наряда. Там спали несколько человек, свободных от смены. Телевизор. Под ногами синтетический ковер, уходящий в офис.

—Оружие есть?

Проверили портативным металлоискателем.

— Порядок… — Дежурный был из офицеров. Доложил по внутренней связи: — Тут к вам Туркмения… Да. Понял. — Дежурный положил трубку. — Подождите немного. Сейчас освободятся.