Отступник
Шрифт:
В последовавшем молчании было слышно, как камни разбиваются о стены замка.
Хэмфри кивнул:
— Держись от него подальше. Он только и ждет, чтобы вбить клин между тобой и королем.
Роберт налил вина в два кубка и протянул один Хэмфри.
— Я слышал, что после падения Брихина король намеревается идти к Абердину?
— Это правда.
Хэмфри сделал глоток, а Роберт подумал о своем свояке Джоне Атолле, шерифе Абердина.
— Значит, конца еще не видно? — Когда Хэмфри непонимающе взглянул на него, Роберт пояснил: — Моя дочь — я скучаю по ней.
Хэмфри расслабился и улыбнулся. На сей раз улыбка его вышла почти настоящей, и перед Робертом на мгновение промелькнула
— Нам все труднее оставлять позади то, что мы любим сильнее всего, верно? — Хэмфри отпил еще один глоток, и улыбка его стала мягче. — Но мысли о Бесс помогают мне выживать в горах и болотах. Я знаю, что каждый шаг приближает меня к ней. То же самое, я уверен, происходит и с тобой, когда ты думаешь об Элизабет и Марджори.
Откровенно говоря, Роберт с облегчением оставил жену и дочь в замке Йорк, вместе с Бесс и королевой Маргаритой. После целого месяца, проведенного им в обществе Марджори, — справедливости ради следует заметить, что он с головой ушел в подготовку к войне, — она по-прежнему оставалась для него совершенной незнакомкой. А Элизабет, его жена? Недолгое потепление между ними быстро закончилось, и ее тоска и страх, вызванные необходимостью присматривать за девочкой, которая была чужой для них обоих, привели лишь к дальнейшему охлаждению их чувств.
— Разумеется, — согласился он, понимая: нужно сказать то, что хочет услышать Хэмфри, и одновременно спрашивая себя, а осталось ли в его жизни хоть что-либо, что не было бы ложью.
Полог палатки откинулся, и внутрь шагнул Генри Перси. Мясистое лицо лорда Алнвика, обычно самоуверенное и насмешливое, было мрачным.
— Мятежники под предводительством Джона Комина вторглись в Англию. Король только что получил сообщение из Карлайла. Он намерен немедленно выслать отряд наперехват Комину.
Хэмфри стиснул зубы, но потом решительно кивнул и отставил кубок.
— Когда мне нужно выступать?
— Не ты, — ответил Перси, глядя на Роберта. — Он. — В его холодных голубых глазах вспыхнуло пламя ненависти.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Джон Атолл спрыгнул на мелководье. Его сын Дэвид последовал за ним, черпая полами накидки пенные воды, и вслед за отцом вышел на берег. Волосы у него блестели от морской влаги. Волны в узком проливе изрядно потрепали небольшую лодчонку.
Джон обернулся к двум рыбакам, которые и доставили их на Бьют:
— Подождете нас?
Один из них улыбнулся беззубой улыбкой:
— Ваши денежки купят наше терпение, сэр.
Граф сунул руку в кошель и достал оттуда монетку. На ней красовался профиль Джона Баллиола. Он швырнул пенни рыбаку, и тот ловко подхватил ее на лету.
— Получите еще две таких же, когда мы вернемся на материк.
— Отец!
Дэвид показывал куда-то в сторону. Джон проследил за его взглядом. Над берегом, над скоплением лодок и сетей, рыбацкими хижинами и мазанками, возвышался замок Ротсей, четыре круглые башни которого, похожие на гигантские барабаны, мрачно нависали над городом. Его угрюмый силуэт, подчеркнутый опоясывающим замок рвом, отчетливо выделялся на фоне молочно-белого неба. В просвете между домами Джон увидел опущенный подъемный мост, который, словно черный язык, высовывался из его нутра. На мосту царила суматоха, люди вели в поводу лошадей или катили ручные тачки.
Хриплые голоса привлекли внимание графа к тому месту, где на берег были вытащены четыре галеры, по шестнадцать весел каждая. Длинные и низкие, с изогнутыми носами, они очень походили на суда викингов, которые терроризировали
здешние воды и штурмовали замок Ротсей семьдесят лет назад. Мужчины грузили на галеры сундуки и бочки из груды на берегу. Джон заметил, как по главной улице из замка течет настоящая людская река с ящиками и бочками. Кое-кто был одет в ливреи цветов сенешаля — сине-белую клетку на желтом фоне.— Похоже, мы прибыли как раз вовремя, — нахмурившись, пробормотал Джон. — По крайней мере, я надеюсь, что наше путешествие не окажется напрасным. — И он зашагал по берегу, проваливаясь по щиколотку в песок, а соленый ветер с моря трепал его кудри. Дэвид последовал за ним.
Дойдя до главной улицы, они оказались в самом водовороте людей. В воздухе звенели встревоженные крики, детский плач и блеянье коз. Беспрестанно хлопали двери домов, обитатели которых выбегали наружу, прижимая к груди свои пожитки. Джон прошел мимо пожилой женщины, ведущей в поводу двух упирающихся и ревущих мулов, а Дэвид угодил в самую середину стаи гусей, которые захлопали крыльями и загоготали, когда он попытался выбраться на свободное место. Он неловко извинился перед молодой женщиной, подгоняющих птиц, но та не ответила, вновь собирая гусей в стаю. Лицо у нее, как и у всех остальных, было напряженным и осунувшимся.
Прошагав по подъемному мосту, мимо бесконечной вереницы людей, волочивших сундуки или ведущих лошадей на берег, они вошли во двор и оказались в окружении замковых построек. По верхним галереям стен расхаживали часовые в накидках цветов сенешаля. Стражники носились вверх и вниз по каменным ступеням, перекликаясь со своими товарищами. Двор кишмя кишел людьми. В воздухе висел запах пота и дыма. «И страха», — подумал Джон. Развернувшись на месте, он заметил высокого темноволосого юношу. Джон решил, что это, наверное, Найалл Брюс, но, прежде чем он успел окликнуть его, молодой человек растворился в толпе.
— Я вижу его, отец.
Дэвид взял его под руку, и Джон, обернувшись, заметил знакомую фигуру. Джеймс Стюарт разговаривал о чем-то с одним из своих солдат. Высокий сенешаль выглядел непривычно встревоженным.
— Сэр Джеймс!
Сенешаль обернулся, и на лице его отразились удивление и смятение, когда он увидел их.
— Джон? Что, ради всего святого, вы здесь делаете? — Прежде чем граф успел ответить, сенешаль бросил своему собеседнику: — Собирайте остальные вещи. Встретимся у кораблей. — Когда солдат поспешил прочь, Джеймс знаком предложил гостям вернуться в главный зал. — Пойдемте со мной. Здесь так шумно, что я не слышу собственного голоса.
В зале слуги составляли у одной стены бочонки и ящики. Столы и стулья были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место, и баннер сенешаля уже был снят с рамы на возвышении.
— Что тут у вас происходит? — поинтересовался Джон, когда они вошли.
— Король Эдуард приказал собрать в Ирландии армию, и та напала на нас с запада — вдоль всего побережья продолжаются грабежи и поджоги. Вчера ночью мы видели огни пожаров на материке, а на рассвете мои лазутчики засекли чужие корабли. Они направляются к Бьюту.
Джон заметил двух пажей, выходящих из личного кабинета сенешаля, примыкавшего к главному залу. Они тащили нечто очень похожее на денежный сундук.
— И что же, вы не собираетесь оборонять Ротсей?
— Собираюсь. Здесь останутся мои люди, — откликнулся Джеймс, глядя на него в упор. — Но я не могу допустить, чтобы меня заперли здесь, как в мышеловке. С небольшим отрядом я пойду сначала в Инверкип, а оттуда попробую добраться до Пейсли, если он еще не пал.
— А как же Ольстер? Ведь он — ваш родственник. Разве вы не можете договориться с ним о том, чтобы он прекратил эти пиратские рейды?