Оттенки серого

– Пишешь Рыбьей Морде? – с улыбкой спросил отец. – Вряд ли она забыла тебя так скоро.

– Да, – согласился я. – Но все же, несмотря на имя [4] , верностью она не отличается.

– A-а. Роджер Каштан уже вьется вокруг нее?

– Как муха вокруг тарелки с медом. Не называй ее Рыбьей Мордой, пожалуйста.

– Масла, – велела зеленая, – и пошевеливайся на этот раз.

Мы закончили завтракать, наскоро упаковали вещи и спустились к стойке. Отец стал объяснять носильщику, что наши чемоданы нужно отнести на вокзал.

4

 Constance (фр.) – «верная». (Прим. перев.)

– Чудесный день, – заметил, пока мы оплачивали счет, мужчина за стойкой – худощавый, с прекрасно вылепленным носом и одним ухом.

Потеря уха была обычным делом – они отрывались с пугающей легкостью. Необычным было то, что этот человек не позаботился вернуть ухо на место, хотя что тут сложного? Еще любопытная деталь: он носил свой синий кружок высоко на лацкане пиджака – этот негласный, но широко распространенный условный знак намекал, что за особую плату его носитель улаживал разные вопросы. И действительно, накануне вечером нам на обед подали раков, а он не отметил это в рационной книге. Это стоило нам половины балла, завернутого в салфетку и незаметно переданного по назначению.

– Каждый день чудесен, – приветливо откликнулся отец.

– Точно, – весело подтвердил тот.

Мы обменялись дежурными фразами: насчет отеля, что он чист и умеренно комфортен, и насчет нас, что мы не роняем репутации заведения, умеем вести себя за столом и не горланим в общественных местах. После этого служащий отеля спросил:

– Далеко собрались?

– В Восточный Кармин.

Поведение синего внезапно изменилось: он странно поглядел на нас, вернул наши книжки с баллами, пожелал приятного и спокойного времяпрепровождения – и тут же повернулся к другому клиенту. Мы вручили чаевые носильщику, еще раз проверили время отхода поезда и направились к первому из пунктов нашего маршрута.

– Гм, – хмыкнул отец, глядя на плохо нарисованную карту, после того, как мы отдали десять цент-баллов и очутились внутри ветхого, но чистенького домика. – Ничего не понимаю.

Плохо нарисованная карта, возможно, не волновала воображение, но полностью оправдывала свое наименование.

– Может, потому, что она пережила Дефактирование? – предположил я.

Карта была не только загадочной, но и невероятно редкой. Кроме геохроматической карты Прежнего мира, в настольной игре фирмы «Паркер» то была единственная карта, составленная до Явления. Однако древность экспоната не делала его интересным. Мы какое-то время пялились на выцветшую бумагу, надеясь, что наше понимание, пусть и неправильное, перейдет на более высокий уровень. И потом, жалко было заплаченных денег.

– Чем дольше и пристальнее мы на нее глядим, тем больше получаем за ту же плату, – объяснил отец.

Я захотел было спросить у него, сколько нужно смотреть, чтобы нам еще остались должны, но не стал. Наконец он убрал свой путеводитель, и мы снова оказались под теплыми лучами солнца, чувствуя, что нас попросту обобрали на десять цент-баллов. Однако мы написали благодарственный отзыв: экспонат оказался посредственным, но музейщики-то были ни при чем.

– Папа…

– Да?

– Почему тот человек в отеле так странно повел себя, услышав про Восточный Кармин?

– Жизнь во Внешних пределах, как считают, отличается асоциальной динамикой, – ответил он, немного подумав, – и некоторые полагают, что обилие событий может породить прогрессистские настроения, а это поставит под угрозу Стабильность.

То была дипломатичная, но очень мудрая и провидческая реплика. Я не раз возвращался к ней мыслями в последующие дни.

– Хорошо, но что думаешь ты? – настаивал я.

Отец улыбнулся:

– Я думаю, что нам надо осмотреть Мемориал Оза. Даже если он уныл, как магнолия, то все равно это в тысячу раз занятней плохо нарисованной карты.

Мы зашагали к музею по шумным улицам Граната, с их теснотой, суетой и нечистотой, изнемогая от жары. Вокруг было множество людей, готовых удовлетворить ваши каждодневные нужды: сутенеры, продавцы воды и пирожков, рассказчики историй, умельцы, определяющие вес на глазок. В лавках по обе стороны улицы шла коммерция посерьезнее: их занимали сапожники, портные, продавцы всякой утвари, вычислители, готовые мигом что-нибудь умножить или разделить. Можно было зайти к модератору или крючкотвору и тут же получить консультацию, что означает то или иное правило и как его обойти. В одной лавке продавали исключительно парящие предметы, а другая специализировалась на посткодовой генеалогии. По пути нам попадалось необычно много желтых – возможно, они следили за нелегальным цветовым обменом, торговлей семенами и ношением колющих и режущих предметов.

Гранат, хоть и назывался региональным транспортным узлом, был расположен на задворках цивилизованного мира. Далее к востоку лежали только Красные Горы и редкие поселения-аванпосты вроде Восточного Кармина. На необитаемых диких землях водились мегазвери, встречались заброшенные городки неопределенного цвета и, вероятно, орудовали туземные банды. Все это возбуждало и тревожило одновременно. Двумя неделями раньше я вообще не знал о существовании Восточного Кармина и уж точно не думал, что меня пошлют туда на месяц подвергаться корректировке смирением. Мои друзья были в ужасе, возмущенные – кто слегка, а кто и посильнее – таким обращением со мной. Они обещали, что когда возьмутся за карандаш, то непременно составят воззвание к властям.

– Границы – это место для слабовольных, слабочелюстных и слабоцветных, – заметил Флойд Розоватый, к которому, по правде говоря, все эти три определения подходили идеально.

– Будь осторожен, там полно лузеров, нарушителей, онанистов и сексуально озабоченных, – добавил Тарквин.

Судя по его происхождению, он тоже чувствовал бы себя там как дома.

Потом они сообщили, что это безумие – хоть на секунду высовываться за ограду города и что во Внешних пределах я за неделю опущусь – буду сутулиться, есть руками и отпущу волосы до плеч. Я уже подумывал откупиться от наказания, заняв денег у моей дважды вдовой тетушки Берил, но Констанс полагала иначе.

– Что тебе нужно там делать? – спросила она, когда я назвал цель моей поездки в Восточный Кармин.

– Участвовать в переписи стульев, моя куколка, – объяснил я. – Главная контора опасается, что количество стульев упадет ниже значения одной целой восьми десятых на человека.

– Какой ужас. А оттоманка считается стулом или все же очень толстой подушкой?

Она хотела сказать этим, что поездка будет с моей стороны решительным и мужественным поступком, и я поменял свое намерение. Поскольку я собирался войти в семью Марена и, возможно, в будущем стать префектом, далекое путешествие и участие в переписи помогли бы мне расширить взгляд на мир. Месячное пребывание во Внешних пределах было с этой точки зрения отличным вариантом.

Мемориал Оза превосходил плохо нарисованную карту хотя бы тем, что был трехмерным. То было бронзовое изваяние футов в шесть высотой и четыре шириной, изображавшее причудливых животных. Судя по музейному буклету, в ходе Дефактирования его распилили на части и бросили в реку, так что из пяти зверюшек теперь было только две: свинья в одежде и с кнутом – она сохранилась получше, – а также пузатый медведь в галстуке. От третьей и четвертой фигур не осталось почти ничего, а от пятой – только нижние части лап, похожие на когти: ни у кого из современных животных такого не было.