Отвергнуть короля

Когда Гуго спешился, Махелт помедлила, а затем снова бросилась вперед и смиренно присела в реверансе. Щеки жены горели, возможно, от бега, но сердце подсказывало ему, что причина кроется в другом… А ее торопливость, вероятно, вызвана желанием поспеть к мужу прежде других.

Гуго поднял Махелт, поцеловал в щеку, а не в губы, а затем отстранился, продолжая держать ее за руки.

– Отец написал мне, – сказал он, пристально взглянув на жену. – Махелт, что вы натворили?

– Ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться. – Она вздернула подбородок. – Ваш отец не понима…

Гуго предупреждающе поднял руку, увидев, что отец широким шагом направляется к ним.

– Сир… – поклонился он.

Махелт чопорно присела в реверансе и сжала губы.

Граф переводил свои серые глаза с одного на другого.

– На пару слов, сын мой. – Он отослал Махелт коротким кивком, который означал, что, хотя невестка бегает быстрее и поспела первой, власть полностью в его руках и ей следует выучить этот урок.

Махелт оставалось только снова присесть и удалиться в женскую комнату. Спину ей жгли любопытные взгляды охотников. Девочка высоко держала голову, притворяясь, будто ничего не замечает.

* * *

– Хорошо поохотились? – резко спросил Роджер, когда слуга закрыл дверь в его комнату, оставив их с Гуго наедине.

– Да, сир. Я побеседовал с лесничими о новом кроличьем садке.

– Возможно, лучше было бы навести порядок в собственном доме, прежде чем заботиться о жилище для кроликов.

– Вы сказали, что отправиться на охоту – неплохая идея. – Грудь Гуго раздулась от негодования. – У вас не было никаких возражений!

Граф косо посмотрел на сына:

– Это было до того, как твоя жена сбежала среди ночи, чтобы вступить в предательские сношения со своим братом. Твоя жена, Гуго, не моя! Ты несешь за нее ответственность и плохо учишь девчонку исполнять ее долг!

– Сир, это не пра…

– Ты позволяешь ей расти без присмотра! – Отец выпрямился. – Чего ради давать ей столько свободы? Она настоящий сорванец и позор имени Биго!

У Гуго свело живот. Отец редко закипал, но, когда это случалось, гнев его был страшен и бил в одну точку. Обвинения в адрес Махелт заставили Гуго оцепенеть. Он любил свою молодую жену за ее неукротимую энергию, прямоту, забавные высказывания, но прекрасно понимал ярость отца.

– Махелт еще очень молода, сир, – сказал Гуго. – Вряд ли она понимала, какой вред это может причинить.

– Она быстро становится женщиной, судя по тому, как ты в последнее время с ней обращаешься! – отрезал граф. – Ты говоришь о ней одно, а делаешь другое. Девчонка должна знать свое место, и это не то место, которое она себе обеспечила благодаря твоему слепому потаканию! Твой долг как мужа направить ее энергию в надлежащее русло. – Он назидательно поднял указательный палец. – У нее не должно быть возможности для подобного поведения в нашем доме.

– Я согласен, – вставил Гуго, но отец вовсю разглагольствовал, полный решимости высказать все, что накопилось.

– Помни, это наш дом, а не дом Маршалов. Я никогда не стану их вассалом и не позволю им диктовать, что нам делать. Девчонка – всего лишь пешка в их игре.

– Я не…

– И если они заботятся о ней так мало, чтобы подвергнуть подобной опасности, то берегись, поскольку до ее мужа им тем более нет дела… как и до нас, попомни мои слова!

Роджер Биго закончил, грудь его вздымалась, лоб покрылся испариной, а его ярость уже не умещалась в комнате. Гуго не видел отца в таком гневе с тех пор, как ребенком бросил большой камень в зубья мельницы, чтобы посмотреть, что получится, и полностью разрушил механизм.

Гуго налил вина им обоим и сел у огня, чтобы дать себе возможность поразмыслить, а отцу – успокоиться. Конечно, граф не прав насчет отношения Маршалов к дочери, да и вина в первую очередь лежала на ее брате, но в целом Гуго был согласен с отцом. Но нужно было подумать и о Махелт, и Гуго не знал, как указать ей ее место. Девочка была похожа на маленькую тучку: переменчивую, неуловимую, до невозможности прекрасную, но вполне способную посеять хаос.

Гуго чувствовал, что если применит к жене силу, то лишь восстановит против себя и сделает еще более своевольной. Он вырос в доме, где редко воспитывали кулаком или плетью. В детстве он лишь однажды получил хорошую взбучку – за то, что подверг младшего брата опасности, используя его в качестве турнирной мишени. Отец высек Гуго на глазах у всех домочадцев. Но сам Гуго не мог так поступить с Махелт, а строгий выговор ей как с гуся вода. Как же обуздать бьющую через край энергию, которой она обладает, и направить во благо?

Гуго подозревал, что сможет управлять Махелт, воззвав к ее преданности и любви. Эти качества воспитывались в ней с детства, но лишь по отношению к родной семье. Чтобы завоевать ее, необходимо изменить их направленность. Гуго не хотел потерять Махелт. Она его радость и свет его жизни, оберегать ее – его долг.

Отец продолжал стоять посреди комнаты. Плечи его перестали бурно вздыматься, но выражение лица по-прежнему говорило, что он намерен довести дело до конца.

– Сир, мне очень жаль, – начал Гуго. – Я понимаю, что был беспечен и, возможно, чересчур снисходителен к Махелт, но я нахожусь в непростом положении… При всем моем уважении, вам оно незнакомо. – (Граф вопросительно поднял брови.) – Когда вы взяли в жены мою мать, она была уже взрослой женщиной и матерью. Но как справиться с девочкой, на которую у вас есть все права и никаких? Как заботиться о той, кто вам не дочь, но еще не жена? Когда не знаешь, кем она окажется через мгновение – ребенком или женщиной?

Отец глубоко вздохнул, ноздри его раздулись.

– Я не знаю, но ты должен поспешить и найти способ, потому что я больше не потерплю подобного в своем доме. Усмири ее.

– Непременно, сир, но дайте мне немного времени подумать. – Гуго допил вино и встал.

Отец хрюкнул и предупреждающе поднял указательный палец.

– Поторопись! – прорычал он. – Не то я сам возьмусь за дело.

* * *

В тот вечер, сидя в зале за высоким столом, Махелт была несчастна и расстроена, как никогда. Она знала, что свекор наговорил Гуго много плохого о ней. Покинув с мрачным видом его комнату, Гуго почти не разговаривал с Махелт, совсем не уделял ей внимания, что она находила невыносимым… и пугающим. Нужно было, чтобы Гуго вступился за нее, но он, похоже, поверил отцовской версии событий.

Трапеза была официальной, и Гуго сидел рядом с матерью и ухаживал за ней, в то время как Махелт приходилось делить поднос с графом. Нежная говядина в соусе застревала у нее в горле. Отец Гуго обращался с ней с безупречной ледяной учтивостью, и Махелт отвечала ему тем же – через силу и не слишком успешно. Родная семья никогда бы не обошлась с ней подобным образом. Даже другие сыновья графа были с девочкой холодны и почти не разговаривали, их взгляды оставались настороженными и неодобрительными.

После ужина пришло время танцев и песен. Обычно Махелт нравились эти развлечения, особенно когда Гуго был дома. Они могли тогда смеяться, двигаться, касаться друг друга. Но сегодня Гуго оставался чопорным и сдержанным. Он потанцевал с Махелт всего один раз, хотя она чувствовала на себе его задумчивый, изучающий взгляд.

Наконец, не в силах больше терпеть, Махелт попросила разрешения удалиться в свою комнату, где могла хотя бы поплакать и предаться горю за задернутым пологом кровати. Граф отпустил ее взмахом руки.