Отвергнутая жена

– Да как ты смеешь!
– Розен вскочил на ноги. Он успел занести руку для пощечины, скорее удара. Люция не дрогнула, смотрела все так же презрительно и улыбалась.

– Только посмей, тогда ты и сам себя уважать не сможешь.

– Мерзавка!

Барон бросился к выходу. Люция расхохоталась вслед мужу. Через минуту в дверном проеме возник страж.

– Унесите это. Я не принимаю подарков от недостойных.

Ошарашенный стражник молча выполнил приказ. Подобрал с пола корзину и выскочил за дверь. Лязгнул засов. Девушка отошла в самый темный угол, прислонилась спиной к холодной влажной стене. По ее лицу потекли горькие слезы, грудь содрогнулась от беззвучных рыданий. Она потеряла любимого навсегда, никогда его больше не увидит, разве что на суде. Нет больше их семьи, ничего не осталось от той великой любви, что была. От того сильного чувства, из-за которого, осталась в этом мире колдунья. Не обнять ей его на прощание, не вдохнуть запах его сурового тела. И ничего уже не удастся исправить. Она проснется вдовой. Нельзя простить предателя! Зачем только она влюбилась в барона, зачем вышла на ту поляну в лесу? Лучше бы и не видела его никогда!

Глава 13

Ноги сами принесли Паула на порог добротного дома. Он бы хотел сразу войти, как делал это всегда, но теперь решил помолиться. Пускай он снял с себя сан, но верить не перестал. Молитва всегда дарует успокоение и надежду. Он просил у бога направить его на верный путь, не дать совершить зло. Ведь все, о чем он мечтает, это избавить семью девушки от страданий. Подарить счастье ее родным. Разве Паул оступится, если поможет? Сама вера его, сама душа велят помогать. Если уж в его руки попало лекарство, то он может и должен помочь.

Дверь открылась сама, помолиться Пауль так и не успел. В старике с посеревшим лицом он едва смог узнать крепкого мужчину, который вчера провожал стадо на выпас. Отец Анны едва стоял на ногах, даром, что от него совершенно не пахло спиртом. Одежда мужчины напиталась горем и под действием этого будто бы стала куда тяжелей.

Не в первый раз отец Паул видел подобные изменения. Когда случалось горе, его часто призывали в дома, в богатые ли, в бедные – всем одинаково нужен священник. И все семьи выглядят в этот час одинаково. То ли дело крестины! Когда родится на свет младенчик, священника тоже зовут. Вот здесь все бывает по-разному. И богатые семьи разительно отличаются от семей бедных в час настоящего счастья.

– Не в добрый час вы пришли, святой отец. Да я и сам уж хотел отправиться за вами. Анна совсем плоха, не дожить моей маленькой до утра. Бог прибрал всех наших с Марией детей, приберет а Нютку.

– Позови супругу свою, сын мой.

– Мария при дочери, не хочет оставить ее одну ни на минуту. Спешит продлить хоть на миг свое материнское счастье.

Паул ссутулился, теперь, в черной одежде, он сам себе напомнил ворона-падальщика. Как ни крути, а счастье быть матерью он унесёт из этого дома. Если ему повезет продлить жизнь Анны, он сможет продлить счастье ее матери иметь живую дочь. Но тогда сама Анна навсегда потеряет возможность родить. Впрочем, иначе она все равно погибнет. Из дома послышался тяжелый стон и вскрик немолодой женщины.

– Иоганн! Беги скорей за святым отцом, наша дочка, она хочет уйти. Поторопись.

– Отец Паул сам пришел к нам, - отец Анны вопросительно посмотрел на Паула. Тот высвободил крест из-под одежды, чтоб человек его заприметил.

– Ты должен принять решение, сын мой. Я могу спасти твою дочь, есть особое зелье.

– Так поспешите! Если есть хоть что-то, что ей поможет!
– бешеный огонь зажегся в усталых выцветших глазах Иоганна.

– Дослушай меня до конца.

– Я заплачу сколько скажете. В доме есть шелка, бисер, моток золотой нити, пуговицы из перламутра...

– Я не ворон, чтоб тащить все в гнездо, - ветер поднял одеяние Паула, будто решил опровергнуть его слова, сделал и вправду похожим на ворона, распустившего крылья. Распятие на груди напомнило когти, наполовину скрывшись в складках одежды, - Я дам Анне зелье, скорей всего, твоя дочь выживет и проживёт долгую жизнь. Но никогда она не сможет стать матерью. Навсегда останется бездетной.

В доме опять послышался стон. Мать вышивальщицы запричитала.

– Пусть так. Проходите, святой отец.

– Не кори меня потом.

Паул вошел в дом. Над входом опасно низко нависала балка. Свежая тырса сверкала побелкой и надежно прикрывала тесаные бревна. Печь топилась, чугунные горшки испускали пар. Если б не сладковатый запах беды, не прерываемые слезами путаные слова самой искренней молитвы, которую шептала несчастная мать у постели вышивальщицы, можно было бы решить, будто жизнь в этом доме идет своим чередом.

Паул вздохнул, сколько раз он молился о чуде в таких домах. Порой бог посылал свою милость, спасал, когда надежды не оставалось. Быть может, неправильно лезть в промысел божий. Но сколько б людей не родилось на свет, если бы повивальщицы не отточили свое умение, сколько бы рожениц погибло. Может, бог для того и посылает людям горе и беды, чтоб те не ленились оттачивать свой разум? Умели лечить. Кора дуба, настой ромашек дают исцеление младенцам вместо смерти. Эти растения тоже созданы богом, не дьяволом, он сам послал в руки людей лекарство.

Паул никак не мог решиться испробовать зелье, медлил, боялся встать на путь дьявола. Но вот он заслышал, что девушка начала икать - верный признак скорой смерти. Теперь или никогда. Старец решился. Если он может спасти несчастную, то спасет. Нет – пусть грех падет на его душу.

Паул низко согнулся, буквально нырнул в низкий дверной проем и присел у постели. Он стал молиться, молиться за здравие девушки. Пузырёк с зельем дрожал во влажных руках, норовил выскользнуть и разбиться. Время будто замедлило ход. Зачем он так долго не мог решиться, зачем медлил? Анна вот-вот умрет! Белые волосы рассыпались по пышной подушке, простынь намокла, кожа девушки стала напоминать пергамент. И это прерывистое дыхание! Казалось, только молитва Паула удерживала девицу в мире живых. Наконец, крышка открылась. Паул влил в губы девушки каплю, не выдержал, разжал ее рот и капнул еще одну на язык. Теперь осталось прошептать ведьмин заговор и назад пути точно не будет.

– Выйди! Не мешай таинству, - приказал он несчастной матери. Мария выскочила за дверь.

Паул раскрыл записку, принялся читать заговор Люции чуть не по слогам. Лучина трещала, свет мерк. Старик запнулся на полуслове и вместо седьмицы, произнес месяц. Прикусил язык, да только было уже поздно. Девушка стихла, стала совершенно похожа на мертвую. Даже дыхания не было слышно. И сердце как будто перестало стучать. Старик побелел. Что теперь? Чего ему ждать? Как убедить родителей не хоронить Анну раньше срока? Но вдруг вышивальщица умерла? Ведьмам верить нельзя, Люция могла обмануть. И что тогда? Тело в доме держать нельзя. Но и хоронить живую не будешь!

В полном смятении старик провел полчаса. Паул то бледнел, то краснел, тщетно прислушивался к дыханию девушки. Вспоминал слова ведьмы, она говорила, что после того, как примет зелье, станет похожа на мертвую, Розен не заметит подвоха. Может, все идет так, как нужно? А если нет?

Наконец, сдвинулось в сторону покрывало, которым был завешен дверной проем. На пороге возник безутешный отец.

– Не вышло?
– безучастно спросил он.

– То ведает только бог, - уверенным голосом объявил старик. Кто бы только знал, что стоила ему та уверенность!

– А вы поглядите на рану, святой отец. Не было у моей доченьки надежды на чудо, - Мужчина подошел к постели, покачал головой, да и перевернул хрупкую девушку на бок.

– Погодите, не с этой стороны, что ли? Совсем я попутал.

Но и с другой стороны раны тоже не нашлось.

– Так не бывает!
– охнул мужчина и закричал, - Мария! Иди сюда! Мария!

В кухне послышались шаги, оханье, наконец слабый голос спросил:

– Всё? Не зря я кутью, выходит, поставила...

Что-то грохнуло, Паул бросился за дверь, жахнулся изо всех сил о притолоку. Низкие двери на севере – все тепло берегут. Лучше б головы гостей берегли!