Отвергнутая. Игрушка для Альф

Как я могла влюбиться?

Ну что я за дура-то такая?

Чувствую, как по внутренней стороне бедра стекает вязкая капля семени и моей смазки, и с рыком вытираю ее подолом тонкой сорочки.

Влюбленная, потасканная и грязная.

И ведь сейчас Анрей и Эрвин затихли и бессовестно подслушивают мои мысли, и наслаждаются моей девичьим гневом.

Мерзавцы.

Замираю, когда неожиданно улавливаю в темноте обрывки вибрирующих эмоций.

И не моих.

В вязкой сонливости Анрею и Эрвину не хватает среди подушек меня. Убаюканные тихим дыханием, они бы с удовольствием нырнули в мои сны, вдыхая мой запах. В своих-то они все видели.

Только хочу зацепиться за их мысли крепче, как они исчезают, растворяются, и опять одна в темноте и тишине.

— Вот блин, фыркаю я.

Ко мне приближается тусклый огонек свечи. Лида. Я шагаю к ней и важно объявляю ей:

— Я покидаю это место.

— В таком виде? — охает она.

— Да, — вскидываю подбородок.

— Не пущу, — понижает она голос до низких ноток. — Не позволю.

Оглядываюсь на нее и хочу рявкнуть, что я не спрашивала ее мнения, но сама понимаю, что выгляжу отвратительно.

Я не могу вернуться домой к родителям растрепанная, со следами пирожных на груди и в одной тонкой сорочке.

Это будет отвратительное зрелище, которое доставит моей маме и папе много боли.

— Пойдем, Тинара, — семенит мимо. — Приведем тебя в порядок. Ты бы видела себя сейчас.

— Я знаю.

— Знаешь, но хотела в таком виде в город вернуться? И чтобы я тебя еще сопровождала?

— Сопровождала?

— Да, — Лида приподнимает подбородок.

— Подожди.

Я притормаживаю и замираю, прислушиваясь к тишине.

Хочу поймать мысли Анрея и Эрвина в темноте, а они спят. Я, кажется, слышу их умиротворенное дыхание в стенах замка.

— Вот же…

— Что? — шепчет Лида.

— Они заснули, — возмущенно вглядываюсь в ее глаза. — Вот после такого я точно не останусь тут. Да ни за что.

Зло топаю ногами, будто хочу своими громкими шагами разбудить двух бессовестных Альф, которые уснули в сытости и тепле.

— Мужчины такие, да, — вздыхает позади меня Лида. — А ведь были такими сладкими мальчиками, такими пушистыми пупсиками. Подслеповатые, неуклюжие. А как ворчали.

Поджимаю губы, в груди нарастает жар, который прокатывается по телу и ныряет в живот. Приваливаюсь к стене под волной слабости, выдыхаю и смотрю в темноту, которая вспыхивает солнечными видениями крошечного слепого волчонка, который чихает под мамиными влажным и теплым языком.

Во мне растекается такая нежность к этому комочку, который пытается рычать и поскуливать, что по щеке катится слеза, а сердце замирает.

— Госпожа?

Он такой миленький, неуклюжий и… мой.

Он — мой.

Глава 49. Да как же так...

Прижимаю руку к животу.

Я беременна.

Я это точно знаю, и это не галлюцинации.

Вот блин.

И какой сладкий волчонок у меня будет.

Но блиииин!

— Госпожа, — шепчет Лида, опускает взгляд на мою ладонь на животе, а потом поднимает глаза. — Госпожа?

И она совсем не дура, что очень жаль. Глаза округляются, зрачки расширяются, и она сипит:

— О, Милостивая Луна… Госпожа Илина будет рада такой новости, — она отступает.

— Нет, рот на замок, — шепчу я. — Нет… Никто не должен знать…

— Простите, госпожа, но это не то, о чем я буду молчать, — пятится.

— Я твоя госпожа…

— Которая ждет волчонка…

Я кидаюсь к Лиде, которая задувает свечу и бежит прочь:

— Простите, госпожа!

Заворачивает за угол, я за ней, а ее нет. Будто она растворилась в темноте.

— Да чтоб тебя! — топаю ногой и принюхиваюсь к воздуху, пытаясь уловить в нем запах Лиды.

Но он тоже истончается каждой секундой и исчезает в темноте, но вместо него нос обжигает амбре вина и древесного парфюма:

— Я так и знал, что она ведьма, —замираю под шепотом Вестара, который шумно выдыхает в ухо. — Что вы не поделили? И куда так рванула эта ведьма? Да еще с таким восторгом в ее слабом сердце?

— Не твое дело, — шепчу я, судорожно соображая над тем, что мне сейчас предпринять.

— Да ладно, Тинара, я и так все понял, — фыркает Вестар.

— Если понял, то чего спрашиваешь? — разворачиваюсь к нему лицом и скрежещу зубами. — Это в мои планы не входило.

— Да неужели?

Он усмехается мне, как дурочке.

— Или ты думаешь, что волчат находят под елочками и кустиками?

— Надо Лиду остановить, — шепчу я.

— Идем, — Вестар хватает меня за руку и тащит за собой. — Вот молодежь пошла. Тыкаться знают куда, а вот, что от этого дети бывают, даже не и думают.

— Этого не должно было случиться!

— С чего это вдруг? Ушки и хвостик отрастила, — шепчет Вестар и посмеивается, — значит и к волчатам должна быть готова.

— Но я не готова!

— Конечно, не готова. Очень тебя понимаю. Ты же себе запланировала гордый и красивый побег, а тут, надо же, пузо отрастишь.

Тащит меня по коридору, а затем заталкивает к себе в спальню, в которой полный хаос. Перешагивает через одежду, подхватывает халат с сундука у кровати и накидывает на плечи:

— Ладно ты, — он фыркает, — а эти охламоны? Я же им лекции читал про пестики, тычинки и пчелок.

Шагает к комоду у окна, выдвигает ящики, копается в них и продолжает шепотом ругаться о том, какие с Эрвином и Анреем безалаберные юнцы и что нас мало пороли в детстве.

— Да, меня не пороли, — обиженно бубню я.

— И мамка, видимо, важному ничему не научила, — оглядывается. — Она же чародейка! Вырастила какой-то цветочек, а сама ведь такой никогда не была!

— Хватит о моей матери!

— Давай, еще и на меня зубы поскаль, — возвращается к ящикам и выуживает из него флакончик из темного стекла. — Нашел.

Взбалтывает, смотрит на просвет у огня свечи и шепчет:

— Как раз хватит.

— Что это?

— Раз не готова, — шагает ко мне, — то у меня, как у кобеля и ловеласа, есть решение твоей маленькой проблемы.