Отвергнутый

Мо быстро схватила меня за руку и, не говоря ни слова, помогла добраться до кровати.

То, что произошло дальше, было, вероятно, моей виной.

Я страдал от потери крови.

Так что на самом деле она не должна была ожидать от меня ничего меньшего.

Когда я упал на кровать, я потянул ее за собой и сорвал с нее полотенце.

— Два часа. — тихо приказал я ей на ухо.

— Два? — пискнула она.

— Да. — мои руки сжались вокруг ее тела.

— Пожалуйста?

С побежденным вздохом она прошептала.

— Хорошо.

Часть Вторая: Из Пепла

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Лучше всего, чтобы неудача произошла в раннем возрасте. Она пробуждает в вас птицу Феникс, возрожденную из пепла. — Энн Бакстер

Феникс

Ответ не бывает простым, как вопрос. И когда Лука задал мне вопрос, я понятия не имел, каким будет мой ответ.

В миллионе различных сценариев я никогда не думал, что вернусь туда, где все началось. Когда ты ребенок, тебе всегда говорят, что твой выбор будет преследовать тебя, что он становится блоками, из которых ты строишь. Мои долбаные блоки были разрушены.

У меня не было воздуха под обломками, я просто лежал, ожидая смерти, котороя заберёт меня — честно? Я должен был умереть.

Я хотел умереть, поскольку, возможно, тогда это болезненное чувство в моей груди уйдет, возможно, если бы я был мертв, у меня не было кошмаров.Возможно, если бы я был мертв, я бы не хотел того, чего мне в буквальном смысле не следовало хотеть.

Жить.

— Какого черта ты сделал? — я кричал, дергаясь против капельницы и больничного оборудования. От гула инструментов меня затошнило, отчего меня вырвало прямо в фургоне. — Лука! Ответь мне черт возьми!

— У нас было соглашение.

— Дерьмо собачье! — взревел я. — Почему! Почему ты не можешь просто позволить мне умереть? — ярость, которая была моим постоянным спутником всю жизнь, угрожала взять верх, я искал оружие, все, что угодно, лишь бы покончить с собой, отправиться в ад, где мне самое место. Блеск скальпеля привлек мое внимание; я схватил его со стола и поднес к горлу.

— Я сделаю это! Не думай, что я не сделаю!

Лука посмотрел на мою дрожащую руку.

— Сынок, твоя история еще не закончена.

— Кто ты такой, чтобы решать?

— А кто ты такой? — спокойно спросил Лука. — Я спас твою жизнь, дабы ты мог спасти еще больше жизней, я предлагаю тебе нечто лучшее, чем смерть.

— Ах да? — прошипел я. — Что это? — ярость колотилась о мою кожу, крича об освобождении.

— Искупление.

Нож со звоном выпал из моих трясущихся рук, я смотрел, как он ударился о пол фургона и слегка покачнулся, когда его слова ударили меня прямо в грудь. И в тот же миг ярость, которую я так долго держал в себе, прорвалась.

Я сломался. И разрыдался.

— Я не могу... не могу.

— Ты можешь. — Лука присоединился ко мне на каталке. — И ты это сделаешь.

— У меня ничего нет. — прошептал я.

Лука протянул руку.

— У тебя есть кровь.

— Феникс? Ты вообще слушаешь меня или ты настолько глуп, что пялишься в стену, пока я читаю тебе лекцию? — Никсон расхаживал передо мной.

Черт побери, мне казалось, что я просидел в его кабинете несколько часов.

На стенах висели фотографии меня и остальных ребят. С таким же успехом это могло быть и много лет назад. Я не был тем же самым человеком, даже не узнал это лицо на фотографии. Выглядело так небрежно, так беззаботно. Я был кем угодно, только не этим.

Я отказывался смотреть на улыбку на моем лице. На самом деле меня тошнило, что хотелось выблевать всю еду, которую я съел за последнюю неделю. Моя жизнь была шуткой. А теперь должно было стать еще хуже.

— Да. — прошептал я и наклонился вперед. — Я слушаю тебя, мужик, и мне жаль, что я так много скрывал от тебя, но...

Кулак Никсона врезался так сильно, что, когда он ударил, я услышал, как хрустнула кость в моей челюсти, прежде чем я упал на пол в кровавую кучу.

— Это. — сплюнул Никсон. — За то, что ты полный осел, по отношению к Трейс. Я все еще не оправился, и потребуется больше, чем ты спас мне жизнь, чтобы я был совершенно спокоен с вами двумя в одной комнате.

Я вытер кровь со рта и почувствовал, как все мое тело обвисло от поражения.

— Понятно.

— Не вставай. — Никсон толкнул меня ботинком в спину и сильно прижал к ковру. — Я прикончу тебя, если ты хотя бы взглянешь на нее с чем-нибудь, кроме безразличия. Ты меня понял?

Да, черт возьми, я понял его; его ботинок весил сто фунтов.

— Да, сэр.

— Ты работаешь на нас, а не на себя. Ты защищаешь нас, защищаешь девочек, и рассказываешь мне каждую чертову деталь. Да?

— Да, сэр.

Он убрал ботинок.

Я ожидал удара ногой в бок. Что я получил? Протянутую руку.

Сбитый с толку, я схватился за неё, когда он поднял меня на ноги.

Состроив гримасу, Никсон притянул меня к себе и обнял так крепко, что я почти перестал дышать.

— И еще одно. — хрипло сказал он. — Я так чертовски рад тебя видеть.

Я рухнул на него, смущенный тем, что у меня больше не было гнева в качестве щита — но поражение, такое количество проклятого поражения и сожаления, что я пах им.

Мне хотелось рыдать, хотелось обнять своего бывшего лучшего друга и извиняться до тех пор, пока мой голос не охрипнет, за вещи, которые я натворил? За жизнь, которую я вёл? Слова абсолютно ничего не значат. Все равно что бросать перья на встречу ветру и надеяться, что они долетят до Китая.

Слова не имеют никакой ценности, когда вы используете их всю свою жизнь причиняя боль людям, а не исцеляя их.

Так что у меня было действия.

И они увидят многое из этого.

Никсон отпустил меня и указал на кожаное сиденье напротив.