Отверженный ??? Часть I
Шрифт:
Якудза. Оскверненные самураи, которых ни в коем случае нельзя путать с мафией.
Она произнесла это слово непривычно, с ударением на последний слог – якуза, но смысл от этого нисколько не изменился.
– И Ягами старший капитан одной из семей, что входят в союз, – начал понимать я. – Но это не объясняет, почему Ягами младший остается изгоем для остальных.
– Он таким не был. Сначала он был общительным и популярным, у него было куча друзей, ведь любой хотел затусить с сыном босса якудзы.
– И что произошло?
– Насколько я знаю, одним вечером они с отцом повздорили. Ягами-сан хотел, чтобы сын остался дома, но младший стремился попасть на крутую
– Подростки часто так поступают.
– Но в этом случае он совершил ошибку. Дате благополучно добрался до дома, где шла вечеринка и отрывался там несколько часов. Пока к дому не приехал кортеж из черных машин. Бандиты сначала разгромили сам дом, потом вытащили на лужайку гостей вместе с Ягами, и поставили на колени. Следом прибыл его отец, и он был крайне недоволен поведением отпрыска. Он объявил всем, что раз его сын не умеет расставлять приоритеты и посмел ослушаться, то будет наказан. Никто больше не смеет называться ему другом или заговаривать с ним. Никто не может пригласить его в свой дом или сидеть с ним за одним столом. Раз Дате Ягами не научился выбирать друзей, то останется вовсе без них. Этот приказ никто из гражданских нарушить не смеет, иначе будет наказан по закону Ямагути-гуми и лишен пальцев. Новость облетела школу за один день и так Ягами стал отверженным. Никто не смеет ему навредить, но и поговорить с ним нельзя, если не хочешь потерять свой мизинец. Не пришлось никого бить или унижать, хватило одного слова.
Она замолчала, а я обдумывал её рассказ. Ягами сын якудзы, это интересный поворот. Крайне занимательный! Я ещё не знал, как мог бы использовать эту информацию, но идеи уже роились в моей челкастой голове. К примеру, я мог бы стравить местных бейсболистов с реальной армией головорезов, и посмотреть на кровавую баню. Только нужно обставить смерть Ягами как нападение задир. В любом случае Ягами был живым непробиваемым щитом. Или… Ладно, ладно, стоп! У меня более важные и срочные дела. Война против Сато подождет.
Я вдохнул полной грудью ночной воздух, бегло осмотрелся. Идеально. Идеально, мать вашу!
Мы свернули в лабиринт мелких дорожек, небо почти закрывали тяжелые ветви, фонарей практически не было. Я не видел ни одного человека вокруг, не слышал голосов или шорохов, помимо пения цикад. В зарослях никто не найдет её худенькой фигурки до утра, а может, и до обеда. Я сделаю это быстро, одним движением, чтобы не мучить и не рисковать нарваться на предсмертный крик. Потом останется лишь поставить метку на руке и оттащить её в кустарник. Когда её найдут, решат, что это сделал Аоки.
Когда мы покидали здание школы, коридоры были пусты. Никто не видел, как я вызвался её провожать. Я не касался её, поэтому отпечатки не найдут. Камер здесь точно быть не может.
Мои пальцы осторожно нащупали рукоять ножа. На секунду я засомневался, а не ошибся ли я? Миса больше не походила на пустышку, или умело скрывала эту пустоту. Но эти сомнения быстро улетучились. Ангел не ошибается.
Я могу совершить промах, а он нет. Его глас всегда приводит к смерти, это мой дар и проклятье. Смертельное “паучье чутье”. И голос стал громче, определенно. Он требовал от меня действий.
Пора... Ещё десяток метров и удар.
Нужно заговорить её. Пусть зайдет вперед, чтобы я мог атаковать сзади, в эту тонкую длинную шею, что скрыта под белым воротничком школьного платья. Я был так счастлив, что даже слюнки
потекли…– Миса-чан, – произнес я мягко. – Я понимаю осведомленность касательно Сато-сана, но откуда ты знаешь столько о структуре криминальной семьи? Тоже доклад писала?
Я немного поумерил шаг, чтобы она выступила вперед.
– Нет, Икари-кун! – Она рассмеялась. (люблю когда они счастливы перед смертью) – Нет, конечно! Дело в том, что я… журналист. Хочу им стать. И не тот журналист, который читает погодные сводки, если ты понимаешь о чем я. Криминальная хроника меня всегда интересовала, поэтому я и стараюсь быть в курсе…
Что-то не так. Неправильно. У пустышки не может быть желаний и планов. Они не умеют мечтать. Но пение ангела заполнило мои уши, я не мог и не хотел ему противиться. Я хочу её. Всю её, вместе с непорочностью и красотой. Я сжал нож покрепче и…
– Икари! – испуганно вскрикнула она. – Смотри, что это?!
Что? Я замер прислушиваясь. Я так был сконцентрирован и увлечен Мисой, что просто не замечал ничего остального. Я тихо выдохнул и постарался восстановить самообладание, прежде чем обойти её и увидеть то, что заставило мою спутницу так испугаться.
Темная насыпь вдоль тропинки, прямо у кустов, к которым я хотел оттащить тело Мисы. Бугорок, холмик, и он почему-то слабо движется. Что это?
Я достал нож и крадучись приблизился к нему. Одновременно я оценивал обстановку, озирался и принюхивался. Больше никого не было, это точно, иначе я бы почувствовал.
Я подошел к холмику вплотную и присел, разглядывая. В нос ударил теплый запах крови. Было темно, но я, как любое другое ночное животное, хорошо ориентировался во мгле.
Это была женщина, вернее то, что от неё осталось. Совершенный с ней акт тяжело было описать словами, я будто смотрел на картину другого художника, творчества которого просто не понимал.
Миса осторожно подошла сзади и включила фонарик на телефоне. Лишь свет коснулся уродливого куска мяса, она страшно вскрикнула и зажала ладонью рот.
Она навалилась на меня, издавая странные звуки: полустоны, рвущиеся всхлипы.
– Миса…– произнес я твердо, – пожалуйста, успокойся.
Мой тон повлиял на неё магическим образом, она замолчала, вытирая глаза и подтеки из носа, но дышала часто, иногда срываясь на плач.
– Посвети мне, возможно мы сможем ей помочь, – соврал я. – Можешь не смотреть.
Конечно, ей уже было не помочь, но я хотел рассмотреть картину целиком.
Миса подняла фонарь, но сама уставилась куда-то в сторону, лишь иногда через силу бросая взгляд на тело и тут же отворачиваясь.
Ноги жертвы были сломаны несколько раз, – стопы вывернуты, коленные чашечки раздроблены, похоже, что на левой ноге также сломали берцовую кость. Руки вывернуты под неестественным углом, таким образом, что женщина не могла даже нормально ползти. Обнаженное тело, начиная от ягодиц и заканчивая лицом, было плотно стянуто ржавой колючей проволокой. Ребра были сломаны, кожа пестрела гематомами. А ещё я насчитал не меньше дюжины колотых ран, которые обильно заливали все вокруг кровью.
Несмотря на все, женщина была ещё жива. А вот это было искусство, такому мастерству даже я позавидовал.
При всем при этом жертва была в сознании. Её залитый кровью глаз смотрел на меня в немом изумлении, рот иногда открывался, выпуская черную жидкость, что в нем скапливалась. Она издавала хрипящий свист вместо звука голоса. Ни на что иное больше не была способна.
Почему здесь? Почему сейчас? Неужели Аоки играет со мной?
– Что...что…что… – заело Мису-чан. – Что случилось?