Отверженный VI: Эльфийский Петербург

— Благодарю, — ответил кесарь. — Но лекарь мне не нужен. Два часа сна и пара заклятий на восстановление, и я буду как новенький. А вот от чашки чая, как проснусь, не откажусь.

— Вам накроют завтрак в течение пяти минут после того, как Вы проснётесь.

— Вот это я называю: идеальные условия для работы! — сказал Александр Петрович и улыбнулся.

Так как Ристо пробыл с Романовым всю ночь, на дневное дежурство возле Дроздова княгиня Белозерская решила поставить Тойво. Когда он пришёл и устроился на стуле возле адвоката, мы с бабушкой, Ристо и кесарем покинули комнату. Все разошлись спать.

Проснулся я от стука в дверь. Встал, накинул халат, подошёл к двери, отворил её и увидел на пороге Айникки.

— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, что прервала Ваш сон, — с чувством вины в голосе и сожалением в глазах произнесла девушка. — Её Светлость просит Вас выйти к ужину в девятнадцать часов.

— А обедать не будем, что ли? — с искренним удивлением спросил я, на что Айникки хихикнула, решив, что это я так пошутил. — Хорошо, я всё понял, к семи подойду.

Я закрыл дверь, вернулся на середину комнаты и посмотрел на часы — они показывали половину седьмого. Сразу же стала понятна реакция Айникки на мои слова про обед. Но вот как я так долго умудрился проспать — этого я понять не мог. Но времени разбираться в этом не было, до ужина оставалось всего полчаса. Я быстро заскочил в душ, оделся поприличнее и отправился в обеденный зал.

Пришёл я раньше бабушки и успел занять своё место за столом, а вот княгиня Белозерская не успела — одновременно с ней прибежал Тойво и сообщил, что Александр Петрович закончил работать. Разумеется, нам с бабушкой сразу же стало не до ужина, и мы отправились во флигель.

Когда мы вошли в комнату, Романов держал руки над головой Дроздова и начитывал какое-то заклинание. Я сразу же заметил, что у адвоката на теле уже не было рун, а рот и глаза были закрыты. Кожа на всём теле ещё была розовая, но это было не сравнить с тем, что я видел ночью.

— Спит, — пояснил Романов. — Ну а я потихоньку привожу его в порядок, восстанавливаю силы и снимаю боль.

— Вам самому бы кто силы восстановил, — заметила бабушка, и я не мог с ней не согласиться, выглядел Романов очень нехорошо. — Оставьте Дроздова, им Тойво займётся.

— За меня не переживайте, со мной всё нормально, — ответил Александр Петрович, заканчивая манипуляции над головой адвоката. — В любом случае, моё самочувствие — такая мелочь на фоне той информации, что я получил из памяти Дроздова.

Слова кесаря мне не понравились, причём сильно. И не понравились они не только мне.

— Что Вы узнали? — тут же спросила бабушка.

— Это отец? — не удержался я от вопроса, который волновал меня больше всего.

— Нет, это не Николай Константинович, — ответил кесарь.

— Ну уже хорошо, — заметила бабушка. — Так кто же это?

— Я не уверен, что это сильно лучше, — сказал Романов, вздохнул и добавил: — Это Каменский.

— Вот это номер! — произнесла бабушка с нескрываемым удивлением, видимо, она даже и не думала о таком развитии событий.

— Соглашусь с Вами, Екатерина Александровна, — сказал кесарь. — Только этого нам ещё не хватало.

— Вы точно в этом уверены? — спросила бабушка.

— Точнее некуда, — ответил Александр Петрович. — Я смог найти нужный мне день. Всё произошло именно так, как я и предполагал: Дроздов приехал утром к Константину Романовичу, поговорил с ним и получил от него пять писем. Одно было предназначено ему. В нём Константин Романович просил как можно быстрее отдать ещё три письма товарищам по ордену и одно графу Каменскому и никому об этом не говорить. Адвокат тут же встретился с Гагариным, Уваровым и Жилинским и отдал каждому из них письмо, а затем поехал к Каменскому.

— Вы не смогли узнать, что в тех письмах? — спросила бабушка.

— Нет, Дроздов ведь в них не заглядывал, я видел лишь то, что видел он. Поэтому его письмо я прочитал внимательно, а вот что было в других — неизвестно. Но я полагаю, там были указаны дата и точное время массового самоубийства.

— А охрана в тюрьме не проверяет письма? — задала ещё один вопрос бабушка.

— Формально это были не просто письма, а переписка с адвокатом. Она не проверяется, мы не имеем права её читать — закон строго-настрого это запрещает. Охрана лишь следит, чтобы ничего не передавалось в конвертах. Ни заключённому, ни от него. Передать адвокату пачку исписанных листов не возбраняется.

— Похоже, пора пересматривать законы, — заметила бабушка.

— Много чего пора пересматривать, но в военное время не до того, — сказал кесарь. — А самое интересное, что мы в процессе следствия, как смогли, проследили по немногочисленным камерам за перемещениями Дроздова по Новгороду, и мы знали, что он несколько раз был у Каменского. Но ни у меня, ни у кого-либо из моих людей даже мысли не возникло, что председатель Конституционного суда настолько связан с «Русским эльфийским орденом». Все визиты Дроздова на работу к Каменскому мы связывали исключительно с подачей апелляций. При этом Леонид Васильевич несколько раз высказывался, что никакие апелляции в ситуации с заговорщиками не могут даже и обсуждаться. Кто ж знал…

Романов тяжело вздохнул и замолчал.

— А Вы нам расскажете, что произошло, когда Дроздов приехал к Каменскому? — спросила бабушка.

— Приехал, отдал письмо, дождался, пока Каменский его прочтёт. Затем они о чём-то поговорили, после чего Леонид Васильевич проводил Дроздова в свой кабинет и усадил в кресло. Начал какие-то манипуляции, и, судя по всему, Дроздов отключился. Потом адвокат пришёл в себя, о чём-то поговорил с Каменским и поехал в тюрьму. Там он ещё раз встретился с Константином Романовичем и получил от него новое письмо. Но путь этого письма я уже не отслеживал. Это могло занять ещё день, а то и два. Ненужная трата времени и сил, учитывая, что главное я уже выяснил.

— И что теперь мы будем делать? — спросила бабушка. — Как Вы считаете, есть шанс договориться с Каменским, чтобы он вернул Дроздову память?

— Не знаю, — признался кесарь. — Пока не знаю. Но могу сказать одно: не считая Николая Константиновича, Каменский — последний, с кем бы я сейчас хотел о чём-либо договариваться.

— Может, имеет смысл мне с ним поговорить? — предложила бабушка. — Раз уж Леонид Васильевич был, как выяснилось, тесно связан с Константином, думаю, он согласится меня хотя бы выслушать.

— Выслушать он и меня согласится, — горько усмехнувшись, произнёс кесарь. — Вот согласится ли помочь? Мы ведь не знаем, что может вспомнить Дроздов, и насколько эти воспоминания могут навредить самому Каменскому.

— Но делать что-то надо, — сказала бабушка. — Слишком много мы уже прошли на нашем пути. Останавливаться нельзя.

— Нельзя, — согласился Романов. — Дайте мне время до завтрашнего вечера.

Глава 19

Граф Каменский вошёл в кабинет кесаря и поприветствовал Романова. Александр Петрович встал из-за стола, чтобы пройти навстречу Леониду Васильевичу и пожать ему руку. В какой-то момент взгляды хозяина кабинета и его гостя встретились. Романов отметил, что председатель Конституционного суда ведёт себя как ни в чём не бывало, словно не догадывается, зачем его пригласил кесарь. Но он не мог не догадываться, Романов был в этом уверен. И оказался прав, потому что сразу же после рукопожатия Каменский произнёс: