Ответы молодым
Шрифт:
Но пусть и пали. Нет основания думать, чтобы им неизбежно нужно было воплощение, чтоб оно совершилось на каждой планете. Сила воплощения и искупительная жертва спасают нас чрез усвоение их верою. Почему не предположить, что искупительная жертва, совершенная на Земле, подействовала благотворно и на другие миры? Почему не предположить, что и тамошние разумные твари приняли ее верою и таким образом спасаются? В способах сообщения и произведения веры у Господа не может быть недостатка: есть даже Ангелы, в служение посылаемые для хотящих наследовать спасение. Все планеты состоят между собою в связи и взаимовлиянии, для нас неведомом. Чтобы какая-нибудь из них была исключена из этого союза, этого предположить нельзя. Если физически существует такой союз – то почему же не предположить нравственного? Если в физическом отношении одно тело влияет на все прочие, с какими оно состоит в связи, то отчего же не допустить того же и в отношении нравственном?
Вот все, что пришло мне в голову сказать Вам в успокоение Ваше; и однако ж не забывайте, что все это
50
Святитель Феофан Затворник. Собрание писем. Из неопубликованного. С. 452–457.
– Что вас печалит сегодня в Церкви?
– Печаль у христиан всегда одна: граница между миром и Церковью (в том числе и во мне самом) проходит не так резко, как нам хотелось бы. И поэтому те болячки, которые возмущают нас даже в неверующих людях, мы, тем не менее, проносим сами в себе в Церковь. Каждый из нас контрабандист, который проносит в Церковь массу светских предрассудков.
Ну, например, мы возмущаемся невежеством наших с вами современников в вопросах религии. И в самом деле – трудно сохранить спокойствие при виде повальной моды на оккультизм, гороскопы и тому подобное. Но, с другой стороны, разве у людей церковных иное, менее равнодушное отношение к религиозному просвещению? Болезнь одна и та же. И в миру, и в Церкви люди ищут легких решений, магических, технических. Кажется, что можно просто чтото скушать и все станет хорошо. Однажды Мережковский очень точно сказал, что невежество подобно сальному пятну на газетной бумаге: оно очень быстро впитывается в бумагу, распространяется по ней и становится трудновыводимым [51] .
51
См.: Мережковский Д.С. Иисус неизвестный. М., 1996. С. 12.
Сегодня в церковной жизни приходится сталкиваться с парадоксальной ситуацией.
С одной стороны, никогда в истории Церкви не было такого числа знающих, грамотных, образованных людей. История еще не знала такого общества, которое сложилось в XX веке,– общества всеобщей грамотности.
С другой стороны, чрезвычайно дешево стоит распространять информацию и потреблять ее, то есть купить книгу или даже издать ее сегодня отнюдь не затруднительно. Книга, в том числе и церковная, никогда не стоила так дешево, как сегодня (томики Ленина, напечатанные в советский период, не в счет). Это значит, что Церковь вступает в какой-то совершенно новый период своего существования, она испытывает сейчас неустойчивость перед лицом интеллектуальных мод.
С третьей стороны, никогда не было в Церкви такой свободы слова. Сегодня в Церкви отсутствует цензура: и внешняя (общецерковная), и внутренняя.
Как работала цензура "внешняя" – по отношению к распространителю некоей книжки,– рассказывается в только что изданной в Петербурге книге Ирины Грицевской "Индексы истинных книг". Оказывается, житие Василия Нового с мытарствами Феодоры на Руси XVI–XVII веков относили к апокрифам: "А Василии же новый и Андрей Уродивы и Мефодий Патрьский и странник подобает о сих вещаго и ведущаго вопрошати, аще истинна есть". И в XIX веке цензор профессор Московской Духовной Академии П. С. Казанский боролся с подобными текстами: "Чаще издаются повести, полные самых странных чудес, одним словом, духовные романы о мытарствах, жития Андрея Юродивого, Иоанна Новгородского и тому подобное. Все эти сочинения представляются большей частью безграмотными. Сколько приходилось исправлять или останавливать книжек, направленных к распространению суеверных понятий в народе. Сколько раз ко мне приносили житие Киприана и Иустины, домогаясь пропуска. Совесть не позволяла, хотя из Четьи-Минеи выбрали. Ругатели духовной цензуры знают ли эту неустанную службу цензуры духовному образованию народа?" [52] .
52
Переписка профессора МДА П.С. Казанского с А.Н. Бахметовой // У Троицы в Академии. 1814–1914. М., 1915. С. 525. Письмо от 8.02.1868. Кстати, в Преображенском соборе Дивеевского монастыря летом 2003 года висела новописанная икона святых Киприана и Иустинии откровенно апокрифического содержания. Подпись на этой иконе представляла собой заклинание, а не молитву: «Кто делал или мыслил – верни его дела и мысли назад в ад».
Сегодня же именно эти "духовные романы" (дополненные уже прямыми "интервью" с бесами) заполонили
церковные лотки.И это потому, что нет еще и внутренней цензуры. Нет цензуры традиции, то есть цензуры вкуса. Традиция – это вкус, то есть предрассудки. Предрассудки в самом буквальном смысле слова: то, что "перед рассудком", что впитано человеком прежде, чем начал работать его личный критический рассудок. Современные церковные люди – это поколение, о котором можно сказать словами Андрея Вознесенского: "Расформированное поколение, мы в одиночку к истине бредем". Внутренняя цензура – это церковная традиция, или впитанная человеком с молоком матери, или полученная в ходе нормального, очного богословского образования.
Но у большинства современных церковных издателей (как газет, так и книг) нет ни богословского образования, ни опыта роста в Православной Церкви, то есть это, в основном, неофиты. В итоге не приходится удивляться, что к церковным прилавкам находят свой путь настоящие монстры – книги, содержащие самые дикие суеверия. Для примера: "Одному из моих друзей, никак не хотевшему расставаться с привычными страстями, старец сказал, что ему не удастся в этой жизни отмолить свои грехи, но по милости Божией ему предстоит родиться бычком. Бычок в смирении проживает свои год-два, жуя то, что дают, и идя туда, куда ведут, пока не зарежут и тем самым не освободят к лучшей жизни. Приятель этот рано умер… Вообще, блаженный утверждал, что почти вся домашняя скотина, за исключением собак – люди. Лошадью отрабатывает грехи тот, кто мало трудился, коровы тоже люди, а волком становится тот, кто мучил людей" [53] . Увы, эта книга издана в православном монастыре, а не в бурятском дацане
53
Иеромонах Агафон. Повесть об Иоанне, затворнике Старо-Шаговском. Иваново, 1994. С. 20.
Чем опасно отсутствие внутренней и внешней цензуры в эпоху грамотности и издательской дешевизны?
Понимаете, если человек вообще неграмотен, живет своим огородиком, своей семьей, обычным приходским распорядком, то с него любая идеология сходит как с гуся вода. Он недоступен глубинному воздействию модных идеологов (ср. "пролы" в романе Оруэлла "1984").
Человек по-настоящему образованный тоже недоступен идеологической обработке: он знает, что надо десять раз проверить, прежде чем поверить какой-то сплетне.
А вот человек полуграмотный – он научился читать на свою голову, но не научился брать дистанцию от прочитанного. Он охотно верит листовкам и газеткам. А значит, он становится управляемым. Его легко превратить в часть толпы, чего-то требующей и против чего-то протестующей (что требовать и когда протестовать – укажут листовки). Именно это является новым феноменом нашей церковной жизни.
В итоге та теневая фольклорная культура, которая всегда была в Церкви, начала выплескиваться наружу. То есть всегда, во все времена алтарники сплетничали про попов, но только сегодня начали издавать свои газеты (типа "Русь православная", "Первый и последний", "Русский вестник" и тому подобное). Во все времена калики перехожие уверяли, что они точно знают, что где-то на чужой стороне уже родился антихрист и он скоро у нас будет, но сегодня об этом начали писать книжки типа "ИНН – печать антихриста" да по радио вещать голосом Жанны Бичевской.
Собственно говоря, издания типа "Русский вестник", "Русь православная" "Жизнь вечная" и просто "Жизнь" – это лицо Русской Реформации. В Европе Реформация произошла пятьсот лет назад. У нас она припозднилась: ждала, пока не ослабнет государство. Реформация – это мирянское движение. Это бунт мирян против церковной иерархии, желание мирянских активистов "порулить" Церковью, на свой лад истолковав Писание. Реформаторы XVI века не считали себя модернистами. Лютер был убежден, что восстанавливает учение Церкви эпохи апостолов и Вселенских Соборов (он никогда не произносил лозунга "Только Писание"). Так и нынешние русские реформаторы убеждены в своей собственной традиционности и ортодоксальности. Но на деле за каждым их шагом стоит глубочайшее недоверие к церковной власти. У них альтернативное богословие, альтернативные святыньки, иконы и святые.
Если преодолеть иллюзию, будто протестанты всегда "босолицые", и представить себе их с нестрижеными бородами – то станет заметно сходство психологических типов.
Когда-то такая волна мирянского активизма уже разрушила церковную жизнь: именно активность братств способствовала уходу украинского епископата в унию. Да, у нас обычно говорят, что братства Православие спасли. Но реальная их роль в становлении унии была сложнее.
Львов (тогдашнее его имя – Лемберг) был типичным европейским городом, а львовское братство – типичным бюргерским союзом. И, как это свойственно бюргерским союзам XVI века, он не избежал искушения пореформировать Церковь. Глава львовского братства князь Острожский прямо писал, что нужна реформа церковной жизни, включая "Таинства и другие человеческие изобретения" [54] .
54
Цит. по: 400 лет Брестской церковной унии: 1596–1996. Критическая переоценка. М., 1998. С. 42.