Отвоюю её у друга

– Честно? В тебе. Тебе может показаться, что я украл ее у тебя, но…

– Как можно кого-то украсть у того, кто умер. Я мог не выжить. Ты все правильно сделал. И если она хорошая девочка, как вы говорите, тогда вы поступили как настоящие друзья. Я ведь вас просил присматривать за своей женщиной, правда же?

Смотрю на Гурама, который оседлал стул и очень внимательно слушает наш диалог, так и не дождавшись ответа на важный вопрос.

– Ты просил заботиться о своей женщине, и Сага, без обид, но её ты тоже любил и сделал сына. Ты не помнишь этого сейчас, но если вспомнишь, пизда будет и твоей семье, и его. Ты был помешан на бабе. И ты слышал её, ты даже нам стеснялся рассказывать хуйню, которую творили с ней. Вартан на измене не просто так, потому что он мудак или тебя не любит больше, как брата. Он защитил её, вырвав из рук убийцы, и выходил, пока она умирала по тебе. Выстрадал. И теперь она любит его. Сейчас тебе по барабану, но если настанет день, когда память вернётся, помни об этом, - хмуро говорит Гура, - А теперь ещё раз к важному: как ты выжил?

Я не помню её. Как не напрягаю память. И после слов Гуры мне становится не по себе. Я никогда безумно не любил. Я так думал до сегодняшнего дня. Алию я люблю нежной и трепетной любовью. Эта малышка спасла меня от отчаяния, пока я почти год не мог восстановиться после аварии.

– Просто почаще мне об этом напоминайте. Но опять же повторяю: я люблю свою жену, у нас будет сын. А ты Илье больше отце, чем я.

Вартан пытается выдавить улыбку, но это больше похоже на гримасу боли и отчаяния. Я вижу его состояние. Любит. Значит, ему повезло больше, чем мне.

Делаю глоток кофе и начинаю в полной мере ощущать вкусы. Казалось до сегодняшнего дня я так остро не чувствовал вкус еды и кофе. А теперь пью живительный напиток и оживаю.

– Единственное, что помню со слов Павла Арсеньевича, то, что когда я всплыл на берегу у его лодки, прохрипел несколько слов и отключился: авария была подстроена. Я так понимаю, пилот, который был за штурвалом, что-то подобное мне твердил в последние секунды перед взрывом. Как я оказался в воде, сам выпрыгнул или кто помог, не знаю, не помню, столько не пытался напрячь память.

– Егоров утырок блядь, - сжимает кулаки Гурам, и я вижу, как он бесится весь, - это слишком мягкая смерть для такого куска дерьма...

И тут взвился Вартан, услышав фразу Гурама.

– Нахуя ты его прикончил? А если найдут?!

– Я никого не трогал. Ты ебанат? Я убийца по твоему? С каких херов бы я прилетел к вам домой и Стасю с твоего хуя снимал, как укушенный, если бы это было моих рук дело? Вартан, сука, не беси!

Вартан подвис, испепеляя Гурама бешенным взглядом. Впрочем, я на стороне Вартана. Мы не убийцы.

Да мы придурки, можем неплохо страху навести жесткими методами, но убить…это не по нашей части.

– Гура, лишь бы всё так. Не брызжи слюной. Лучше расскажи, как ты жил эти два года. Баба есть? Дети?

– В очереди на Стасю, блядь!
– выплевывает херню, которую раньше спорол Вартан и отходит к окну. Устало трет глаза. Вижу, что злой.

– Ты помер, брат, а ты, если помнишь дохуя чего делал. И пока этот утешал твою бабу, я вкалывал за троих. Так что нет у меня нихрена кроме пристрастия к вискарю из новых приколов.

– Фильтруй базар, - рявкнул Вартан и грюкнул чашкой по блюдцу, - даже вам не позволю так отзываться о моей жене. И да, я утешал, но чтобы она не ушла в дремучую депрессию. Да лучше бы вагоны кирпича разгружал, чем слышал каждую ночь, как она его оплакивает. Ты думаешь с бабами только трахаться можно? Они не такие черствые, как мы. Это нам хуй на перевес и ебись всё конем, не все давалки рьяные и бесчувственные.

– Моё почтение, - гаркает Гурам в ответ.
– Я твою дуру-жену как сестру люблю, расслабь ты булки свои уже. Никто твоё не отберёт.

Гур поворачивается ко мне и говорит:

– К твоему сведенью, Егоров пиздил девку с тринадцати. Если кто его ненавидит больше, чем ты - это она. Так что хорош затирать ей, чья она дочь. Она в курсе, ей кулаками вбито.

– За что бил? – напрягаюсь, сжимая чашку пальцами.

Вартан выругался и соскочил с места. Вижу, что ему больно дается этот разговор. Но кто сказал, что мне легко. Нервничает. Значит, знает, что Я «прошлый» за неё ему рожу набил бы, будь при памяти, не смотря на то, что он её оберегал, как зеницу ока.

– Из нас троих ответ на этот вопрос мог дать ты.

Гурам смотрит на Вартана с вопросом.

– Тебе же не рассказывала? Кроме того, что ты сам застал тогда у подъезда, ты ничего не знаешь?

Вартан молчит. Потом вздыхает.

– Ему жена изменяла, он думал, что Стася не его. Бить стал после того, как отличилась Агата. Чтоб выбить дурь о мужиках из головы и сохранила себя, как папочке выгодно. Хотел ее выгодно в «замуж» пристроить и спасти отель, который был в жопе. А потом появился ты, - Вартан тяжело смотрит на меня и замолкает ненадолго прежде чем продолжить.
– Ты отличился. Трахнул девку и вернул отцу, сказал, что бракованная и заштопанная. Он ей знатно рёбра в ту ночь пересчитал...

Я словно врос жопой в диван и нервно сглотнул. Я ни хуя не понимаю в этой сраной Санта-Барбаре.

– И что мне помешало ее от мудака отца утащить и просто помочь с проживанием, если мстил.

– А ты уже не мстил, ты крышей поехал. Потом Вартан поехал. Я хер знает, как она это делает, но вы оба влюбились без памяти и с рук её жрать готовы были. Роковая баба.

Гурам ржёт и качает головой. Потом добавляет, снова отвернувшись к окну.

– Только добивались по-разному. Ты раком поставил и натягивал, пока любить не стала, этот нежностью взял.

– Единственный, кого я здесь уважаю, ты, Гурам, - ржу я, а потом смотрю на смурного Вартана, который готов ногтями драть поверхность стола, - прости, Варта, но при всех твоих заслугах, первенство отдаю Гуре. Выстоял.

– Да как знать, убейся я окончательно и ляг костьми в гроб вместо Бехи.

– Ага, пошел бы по-твоему сценарию: дождался бы, пока родит твоего пацана, чтобы сразу заделать своего. И пусть блядь растит продолжателей семейного бизнеса: Ильича, Вартановича и Гурамовича, - Гур и стебет друга, и психует.
– Тебе врача надо. Я думал с Илюхой будет сложно, а слона в посудной лавке не заметил.

– С каких это пор ты, Вартан, стал таким ревнивым?

– Я просто не хочу больше мыть кости своей жене и ещё кому бы то ни было. Так понятно?

– Гур, поддержим его?
– хмыкаю и ставлю пустую чашку на стол.

– Да без вопросов. Бро, но никто не виноват, что без упоминания твоей жены разговор не состоялся бы. Вон его малую особо не трогали, жена и жена. А ты знал, кого берёшь, так что давай голову включай. И засунь свою ревность подальше, тут не к кому ревновать. Мы братья.