Отзвуки времени

Онемев от счастья, Маркел не сразу нашёлся что ответить, кульком повалившись в ноги карлика. Даже стоя на коленях, он был выше его ростом:

– Кифа Тихонович, благодетель, вот уважил так уважил. Из ямы Божию душу вытащил, не дал погубить девку. Доброе дело ты сделал. Зачтётся тебе это на небесах. А от меня прими награду ради Христа.

Рванув ворот, Маркел вытащил из-за пазухи заранее приготовленную мошну в холщовом мешочке.

– Доброе дело, говоришь? – Кифа опустил голову на грудь и долго молчал, а когда посмотрел на Маркела, то в глазах его стояли слёзы. – Прежде добрых дел я николи не делал.

Казнить казнил, а миловать не доводилось. Деньги с тебя не возьму. Мне казна давно без надобности, я власть над сильненькими люблю. Иной раз велю твою бочку на телегу поставить, сяду внутрь и катаюсь по городу, подсматриваю, подслушиваю. Смотрю и хохочу, если вижу, как какой-нибудь вельможа из себя генерала корчит, а я знаю, что им жена помыкает да за волосы дерёт. А недавно случай был… – Он вдруг махнул рукой и замолчал. – Разболтался я с тобой. Иди, Маркел, и деньги забери.

– Я их тогда в церковь снесу, – сказал Маркел, – попрошу молиться за твою душу. Авось тебе какие-нибудь грехи простятся, Господь милосерден.

Лет через пяток, когда Волчегорские прочно обосновались на новом месте, до Маркела дошли слухи, что кабак Сидора сожгли и собаки несколько дней таскали по задворкам тело какого-то карлы, пока местные мужики не заметили и не похоронили страдальца. Вместе с Кифой Тихоновичем ушла в могилу и тайна Натальи Волчегорской, ныне матери трёх сынов – одного Маркелова и двух своих.

* * *

– Перевёз семейство с одного козьего болота на другое, – посмеивался Маркел, когда старые знакомцы любопытствовали, куда он запропастился с Петербургской стороны.

Козьих болот в Петербурге было два – одно в старину расстилалось на месте Пушкарской слободы, а другое и ныне пузырится в Коломне, близ мутной речки Фонтанки и Галерной верфи.

Помня совет Кифы Тихоновича поселиться подале от любопытных глаз, Маркел выбрал Калинкину деревню, что напротив Галерной верфи. Одноэтажное деревянное предместье утопало в яблоневых садах и терпко пахло корабельным смоляным духом, что доносил ветер с верфи. Люд здесь жил небогатый, разночинный, много матросни и мастеровых, а дороги столь разбиты, что вельможи сюда носа не совали. Год за годом страшная тень князя Щепкина-Разуваева медленно растворялась в духмяном деревенском воздухе, лишь изредка пролегая складкой меж бровей Натальюшки-души.

В предместье обустроились быстро и прочно, прикупив крепкий дом на высокой каменной кладке из валунов.

Стали жить не тужить. Да и с чего бы унывать, если любовь помогает, крылья даёт. Глядя на Наташу с сынами, Маркел думал, что если бы не случилось в их жизнях бед, то разве ценили бы они сейчас своё счастье столь глубоко и трепетно? Тринадцать лет прошло с того дня, как он стукнул в дверь Параскевы Антоновой и протянул Натальюшке грамотку с печатями:

– Лети куда заблагорассудится, голубка. Твоя воля. А хочешь, бери меня со всем добром. Слово даю, никогда тебе от меня обиды не будет.

Сейчас при виде улыбки на устах жены его сердце стучит так же часто, как тогда, в ожидании ответа.

– Никуда не хочу улетать от тебя, – шепнула она еле слышно, закрасневшись маковым цветом. – Ежели не прогонишь, то позволь хоть изредка навещать вас с Егорушкой. Негоже мальчонке расти без ласки.

Нынче у них трое сыновей. Все как на подбор умненькие и красивые. Свет Натальюшка научила их грамоте и доброте. Старший Егор уже помощник – такие кадушки делает, что бабы за ними в очередь выстраиваются. Не ленится узор по краю выжечь или ещё какую забаву придумать, чтобы завлечь покупателя. Глядишь, и ахнуть не успеешь, как надобно ему невесту приглядывать.

Средний Алёша тянется к корабельному делу – что ни день на верфях пропадает. Стоит, рот разинув, смотрит, как громадными рёбрами поднимаются вверх борта корабля. Иной раз его попросят гвоздь подать или молоток отнести – он и радёшенек стараться! Кидается выполнять так, что пятки сверкают.

А тут ещё удумал аглицким языком заниматься. Говорит, уже с приезжим мальчонкой столковался, сынком повара, благо до Галерной [28] набережной чуть больше версты. Алёша станет иноземца учить по-русски понимать, а тот взамен – по-аглицки.

28

Ныне Английская набережная. В XVIII в. здесь начали селиться английские купцы и была открыта англиканская церковь.

А младшенький Никитка заявил, что станет судьёй в напудренном парике и никому не даст засудить невиновного! Маркел сперва его на смех поднял, куда, мол, нам, лапотникам, в калашный ряд, а потом размыслил: пути Господни неисповедимы, и, может, не Никита, а потомки его выполнят задуманное. Всё в руце Божией.

* * *

Наташа разбудила его посреди ночи:

– Маркелушка, просыпайся.

Свеча в руке жены осветила её глубокие глаза-озёра и расплетённую косу на плече.

Он двумя руками потянулся обнять. Любил её такую: растрёпанную, румяную, но Наташа покачала головой:

– Вставай, беда у нас.

– Беда?

Маркел вскочил, на ходу натягивая порты. Запрыгал на одной ноге. Откинув ситцевый полог, выглянул в горницу.

– Что стряслось?

– Потоп. Вода прибывает. Бери ребят, вздымайте из подвала кадки с соленьями.

Ветер с бешеной силой колотил в окна, дребезжа стёклами. Обломанные ветки деревьев градом стучали по кровле из свежей дранки, дождём осыпаясь вниз.

«Сейчас крышу дочиста обдерёт», – подумал Маркел.

Он бросился на крыльцо, едва устояв от удара буйного ветра. Вода плескалась уже на ступенях. В полной темноте буря крушила и рвала город на части, не щадя ни старого, ни малого. По двору на волнах бултыхались пустые бочки и кадки из мастерской. К дверям жался дрожащий пёс Сявка. Маркел запустил его в сени.

Вода поднималась так быстро, словно на реке плотину прорвало. Только что было по вторую ступеньку, а уже через порог переливается.

Маркел оттолкнул ногой бочонок, заказанный купчихой Чубаровой, и крикнул в глубь дома:

– Бросайте всё, подымайтесь на чердак!

– Да что ты, сперва капусту надо вытащить, – отозвалась Наташа. – Недавно засолили две бочки. И варенье крыжовенное пропадёт.

Она загремела горшками в подполе, выставляя их на пол возле печи. Алёшка и Никитка принимали груз.

– Жизнь дороже капусты! – рявкнул Маркел. – Живо на чердак с мальцами! Наш дом крепкий, выстоит. А Егор поди сюда.