Овердрайв (сборник)

Не будь Полина Леонтьевна родной сестрой Вовкобоя, я никогда не поверил бы этим слухам.

Андрей был свидетелем на нашей свадьбе. Держал корону во время венчания. Громадный, невозмутимый, с аккуратными усиками и бородкой. Не моргал, не пил, не веселился. Высился горой на фоне веселья. В его конверте было целое состояние.

Следующим летом мы отдыхали с ним на море. У Андрея не было никого, кроме маленького пана Коцкого, который летал по пляжу, как волейбольный мяч. Коцкий бегал за пивом и кукурузой, брызгался и приставал к девушкам. Казалось, что его зубы растут прямо из усов. Не бойся, говорил он, я тебя не разорву. Тогда ещё я не боялся его.

— Тебе нельзя здесь оставаться, — сказал Жорка.

— Пойми, Валера… Мы только построили себе дом…

Юрка вытащил бело-синий календарик из «Темных аллей» и что-то написал на нем.

— Езжай к Глечику. Он тебя так спрячет, что сам черт не найдет.

Левое плечо кандидата-регионала акульей наружности было оцифровано.

— Я написал телефон наоборот, — сказал Юрка. — Впрочем, в Окопе все равно не принимает.

— Окопе?

Мне действительно нужен был окоп.

— И в Селюкове тоже, — сказал Жорка.

Жорка дернул за губную уздечку и показал свои сталактиты и сталагмиты, облепленные пломбами. Его примеру последовал Юрка. На душе сразу стало легче.

* * *

В Окопе я просидел недолго. Глечик-Левченко что-то узнал в Тысячелетнем городе, где продавал картошку и самогон из неё — двойной перегонки, молочно-угольной очистки — посоветовался с тишковским отшельником и отправил меня к своему куму Королю.

Дальний родственник Короля когда-то был прокурором в Киеве. Поэтому Короля в деревне не любили. У него был самый большой дом и самая большая пенсия, хотя всю жизнь он проходил в помощниках. Его трудовая деятельность закончилась в столярной мастерской, где он отрезал себе три пальца.

Теперь Король сидел дома, одним глазом смотрел телевизор, а другим — на дорогу, по которой гоняли автомобили или гоняли коров. У него были умные глаза и глупая улыбка. Полное, но сильное тело. От него пахло нафталином и ацетоном.

Я сидел рядом. Я тоже пах не очень. Между нами стояла бутылка.

По телевизору шло очередное шоу канала «Килиманджаро». Пирокинетик Геростат Шимко пытался силой мысли поджечь Верховную Раду.

— Все из-за Чернобыля, — говорил Король. — Ты думаешь, Киев пострадал, Белоруссия? Как бы не так. Это мы пострадали.

С экрана хищно и нежно улыбался голубой судья. Похоже, ему нравился пожар.

— Один ученый измерил радиацию. Везде измерил. И знаешь, что показал дозиметр?.. Что здесь самая низкая радиация. Выше по реке — до самых Тишков. Ниже не бывает. Вот все и ломанулись к нам — строить дачи, дворцы. Почти весь Киев тут… Поэтому я спрашиваю тебя, как умного человека, вы там в городе умные. Кто больше пострадал от Чернобыля?

— Никто не пострадал. То есть…

Король мутно посмотрел на меня.

— Представь цезий в кишечнике. Его даже хирург не вырежет…

Голос отдалялся. Наверное, я вышел отлить.

Вонючий туалет тек навстречу. Я разминулся с ним и углубился в сад. Вороны клевали поздние яблоки, не обращая на меня внимания. Я с трудом расстегнул змейку ширинки, забыв, что она на пуговицах.

Потом долго держался за дерево. Чертов Глечик, чертова выпивка…

За лугом змеилась река. Далеко и близко. Как же её? Уды? Удай?.. Если заблужусь, люди подскажут…

Купаться или не купаться? Я разжал пальцы и упал на землю. Перед тем как отрубиться, я посмотрел в глаза волка, который выдавал себя за собаку Дружка.

— Не ссы, — говорил Король, — будь безмятежным, как зеленые холмы виндовс икспи…

— А?

Я снова сидел рядом с ним, снова пил.

— У нас не Окоп, где нашли нефть. Тут тебя никогда не найдут. А если найдут, я тебя не отдам… Ты знаешь, Вася?

— Валера…

— Знаешь, кем я был в армии?

В ожидании ответа Король перевернул очередную стопку.

— Десантом?

— Сержантом. Я ломал ноги, ломал стулья… Я твоего пана Коцкого, твоего Вовкобоя…

Не помню, чтобы я называл их. Я вообще ничего не помню.

Сознание схлопывалось. Снаружи оставался двупалый Король со своими друзьями — собакой и телевизором. Спиртное не действовало на него…

Вечером кто-то горой навис надо мной. Резкость никак не наводилась.

— У меня прокурор, — кричал Король, — у меня Король!

— Им уже занимаются.

Звуковая волна отрезвила меня. Я вспомнил море. Вспомнил этот голос…

Они все-таки достали меня.

— Давай, Дурманов, вставай.

Пан Коцкий и Андрей Вовкобой подняли меня. Я посмотрел на Короля. Бывший десантник пытался удержать кровь в разбитом носу. Он ничем не мог мне помочь.

* * *

— Начнем с конца. Какой твой любимый канал?

— Даже не знаю… Все хорошие.

Они держали меня в подвале военного городка. Ждали какую-то машину, пили кофе, скучали.

— А если серьезно?

Голова Андрея фуникулером спускалась сверху, чтобы пощекотать меня усиками. От него пахло глиной, как от всех Вовкобоев. Пан Коцкий медитировал напротив.

— Он оставил после себя канал.

— А я думал — секс-шопы.

— Не прикидывайся.

— Неужели «Килиманджаро»?

И как я раньше не догадался? Конечно же — «Килиманджаро». Самые горячие новости на завтрак, обед и ужин. Самые популярные ведущие. Звезды и криминал. Скандалы, интриги, расследования. После хлеба — зрелища: «Шесть пальцев», «Феномен ищет жену», «Танцы у плиты», «Бомж-2», «Голосовые связи». Полина Леонтьевна любила эти шоу. Она подсела на них, как и все остальные.

— Они развалили Союз, — сказал Андрей. — Развалили своими джинсами, колой и Голливудом. И продолжают разваливать.

— Установлено, что Мажара был шпионом, — пояснил пан Коцкий.

— Русским?

— Американским. Русские нам не шпионы…

Улыбка пана Коцкого не означала ничего. Андрей включил электрочайник, занял стол кофе и сахаром.

— Хотя им не стоило убирать Гусейнова, — сказал Вовкобой.

— И Евграфа Александровского, — сказал пан Коцкий.

Вранча ожила в сердце. Меня тряхнуло со страшной силой. Неужели и Полины Леоньевны больше нет?

Она изменила мне, но я все равно любил её.