Overlord. Том 11-ый. Дворфы Ремесленники

– Я стал Путешественником, так как счёл, что всё не может продолжаться так, как есть. Меня вынудили к тому обстоятельства.

– И всё же, твои взгляды наверняка стали шире после того, как ты повидал мир. Можешь ли ты представить на своём месте обычного людоящера и от его лица оценить перспективы переезда в человеческое государство?

– Да...

Немного поразмыслив, Зарюс заговорил снова.

– Лично я не хотел бы переезжать в город людей. Мне было бы очень тревожно вынуждать к такому свою жену и ребёнка. Даже если речь о стране, управляемой Вашим Величеством... Это было бы очень сложно.

***

Сняться с насиженного места и оказаться в совершенно незнакомой среде - это, конечно, большой стресс. Разумеется, любой захочет остаться в том месте, к которому он привык. Особенно Зарюс, мужчина, обязанный заботится о своей семье.

Возможно, нашлись бы те, кому неприятно всю жизнь находиться под чьей-либо защитой. Но Аинз считал тех, кто неспособен в случае опасности принять помощь и защиту, слабыми - будь они охотниками на игроков, или охотниками на охотников на игроков.

***

– Понятно, - согласился с доводами ящера Аинз.
– Раз так... Возможно, дети смогут приспособиться лучше?

– Значит ли это, что вы намерены брать лишь детей, Ваше Величество?

Аинзу послышался в этих словах едва заметный упрёк. Видимо Зарюс решил, что Аинз намерен силой отбирать детей у родителей.

– Не вообрази себе лишнего. Я намерен создать страну, где в мире и гармонии сосуществуют представители всех рас. Первым шагом к этому будет создание такого места, куда смогут придти и весело играть друг с другом дети людоящеров, людей, гоблинов, и прочих существ. Вот и всё... К тому же, я полагаю, что вы не намерены все провести всю свою жизнь в вашем крошечном мирке у озера, и планируете однажды выйти в большой мир?

Лица людоящеров напряглись.

– Вы хотите сказать... Вы желаете, чтобы многие из нас стали Путешественниками?

– Полагаю, путь Путешественника не пользуется большим почётом среди людоящеров, я прав? Я просто советую вам мыслить масштабнее... Я не уверен, но неужели вы с женой не хотели бы, чтобы ваш ребёнок видел мир шире?

На лице Зарюса промелькнуло странное выражение.

– Это... сложно сказать. Я хотел бы, чтобы наши дети жили в безопасной деревне, мирной и сытной жизнью. Но сейчас настали другие времена.

Должно быть, он говорит с точки зрения своей позиции отца. Это мало отличалось от того, как сам Аинз желал счастливой жизни для НИПов. Осознав это, Аинз ощутил некоторую близость с Зарюсом.

– Я понимаю твои чувства. Нельзя ожидать перемен от того, кто свыкся со своим образом жизни. Чем сильнее перемены, тем яростнее старшее поколение будет противиться им и жаловаться на наступившие времена.

Аинз пожал плечами, Зарюс и Зенбер улыбнулись.

– Ваше Величество совершенно правы, - отозвался Зарюс, - Старейшины до сих пор жалуются, время от времени.

– Не значит ли это, что ты и сам теперь стал одним из этих стариков, а, Зарюс?

Зарюс озадаченно уставился на Аинза, но тут даже Зенбер понял, что Аинз имел в виду.

'Отцы и дети, значит?
– усмехнулся своим мыслям Аинз, глядя на этих двух ящеров.
– Да. Мы все, незаметно для себя, превратились в стариков'.

Затем Аинз любяще посмотрел на стоящего рядом Коцита.

– Похоже, мне придётся прояснить один момент. Коцит, я собираюсь отдать тебе приказ.

– Слушаюсь!

– Даже если Зенбер решит выступить против меня, я запрещаю тебе причинять вред его друзьям в этой деревне.

– Слушаю. И. Повинуюсь. О. Повелитель!

Аинз удовлетворённо кивнул низко поклонившемуся Коциту, и повернулся обратно к Зенберу.

– Итак, Зенбер. Я желаю знать всё, что знаешь ты. Расскажи мне, где ты встретил дворфов, о своей жизни среди них, какие среди них приняты подарки, и так далее. Расскажи мне всё.

– Без проблем, Ваше Величество.

– Подобная. Фамильярность,...
– вновь не смог скрыть своего раздражения Коцит.

– Всё в порядке, Коцит, - перебил его Аинз.
– В официальной обстановке он лишился бы за это головы.
– после этих слов Аинз огляделся и обвёл окружающее его пространство рукой.
– Но это сложно назвать официальной аудиенцией. Я позволю его словам остаться безнаказанными. Полагаю, хотя бы на это я способен.

Аинз хихикнул, и Коцит в замешательстве заговорил снова.

– В-владыка. Аинз...

Аинз протянул руку, обрывая его, и холодно посмотрел на Зенбера. После чего произвёл тщательно отрепетированный перед зеркалом жест.

– Однако, Зенбер, запомни вот что - запомни и никогда не забывай. Из-за твоего тона Коцит теперь сочтёт виноватым себя.

Зенбер содрогнулся, возможно, в страхе. Или это была предбоевая лихорадка? Аинз снова не понял реакцию ящера на его слова.

– Мои глубочайшие извинения, Ваше Величество, поспешил извиниться Зенбер.
– Ваш слуга позволил себе лишнего.

– Всё хорошо. Благодари Коцита, вашего управляющего. Ради него я не причиню вам непосредственного вреда, - 'хм, похоже, я перегибаю палку' - про себя подумал Аинз и поспешил вернуться к главной теме этого разговора.
– Итак, начнём разговор про Королевство Дворфов?

***

– Не. Желаете. Ли. Сначала. Присесть. Владыка. Аинз?

Предложение Коцита несколько смутило Аинза.

Он не чувствует усталости, так что ему незачем садиться. Однако просто проигнорировать заботу тоже нельзя.

– Верно. Так и сделаю. Коцит, подбери что-нибудь попроще. Подойдёт любое сиденье.

– Понял. Тогда. Прошу. Извинить.

Коцит встал на четвереньки, и распростёрся на земле.

В памяти Аинза образ Коцита тут же наложился на образ Шалтир.

– Кажется, я понимаю, что происходит, - задумчиво сказал Аинз.
– Но на всякий случай спрошу. Что ты делаешь?

– Я. Слышал. Шалти. Однажды. Совершала. Подобное. И. Решил. Подражать. Ей.

– То было её наказанием, - попытался объяснить Аинз произошедшее тогда.
– Тебе незачем поступать так же.

– Но. Подчинённые. Мне. Людоящеры. Проявили. Неуважение. К. Вам. Владыка. Аинз...

– Не нужно снова поднимать эту тему. Я ведь уже сказал, что не придаю этому значения. Ты не слышал меня?

– Это. Так. Но...

Аинз всячески пытался отговорить Коцита, но он проявлял необычайное упорство. И хотя нежить и не может устать, но в душе Аинз чувствовал себя вымотанным. Поэтому, не желая больше иметь дело с трудностями, он решил прекратить сопротивление, и заявил: