Ой вей, какой прекрасный мир!

– Рисуя вот это уродство? Что вообще за извращенные представления о женской красоте? Вот видел бы ты мою Цилечку, когда мы только поженились!

– Просто. Заткнись. Я уже почти закончил. Если ты еврей, лучше подумай, как потом эту картину продашь! Или вся твоя слава дутая?

– Аж два раза дутая! – Исаак Мойшевич, похоже, обиделся.
– Да я могу продать собаку кошке!

– Как узнать, что еврей пиздит? Легко! Открыл рот, значит пиздит!

– Слушай, гой, – прошипел жид.
– Дорисовывай этот свой ужас. А я берусь продать его за такие деньги, что тебе и во сне не снилось. Но если продам - будешь во всем меня слушаться!

– Аж два раза. Продай сперва, коммерсант недоделанный, а потом поговорим.

Двачер вернулся к работе. К его облегчению, Изя изволил замолчать, и дело начало продвигаться быстрее. Примерно через три часа двачер отложил карандаш и решил, что продолжать смысла нет. С листа бумаги на него смотрела довольно точно срисованная с одного популярного арта практически обнаженная Аска Ленгли.

"Не зря к Мод-тян в /an/ ходил, - довольно подумал он.
– У макаки нормальные художники не задерживаются чет".

– Ну что, Изечка, ваш выход. Вы должны продать этот шедевр эротической живописи. И лучше бы вам поторопиться, потому что жрать уже очень хочется.

– Остается надеяться, что местные обитатели имеют такой же дурной вкус, как у тебя. Хотя я слышал, творчество душевнобольных тоже ценится.

Изя скрутил рисунок в рулончик, перетянул выдернутой из одежды ниткой и решительно двинулся к рядам столов. За окном понемногу темнело, народу в гильдии становилось все больше. Были тут и мужчины и женщины, от почти детей до вполне взрослых. Все как один - вооруженные. Люди тащили какие-то мешки и свертки, дохлых животных, связки каких-то дурнопахнущих предметов, напоминающих зеленые заостренные уши, гремели деньгами, весело и громко разговаривали. Не нужно было гением, чтобы понять - они сейчас получают на руки свой дневной заработок.

Изя тем временем не спешил предлагать, а сосредоточенно всматривался в толпу, вычленяя из нее отдельные компании. Вполуха, но двачер все же мог уследить за его мысленным процессом. Он искал группы молодых людей, не старше двадцати, но главное - тех, кто не заберет деньги сразу и уйдет, а останется просаживать все на выпивку. Таких было несколько. Изя как бы случайно проходил мимо них, вслушивался в разговоры. У некоторых останавливался, бросал пару малозначащих фраз, выслушивал ответ и шел дальше.

Наконец, он подсел к одному столу и непринужденно поздоровался. Его встретили настороженно, но без агрессии, благо улыбался Изя во все тридцать два желтых зуба. Дальнейшие события продвигались настолько быстро, что темп восприятия двачера за ними попросту не успевал. Изя говорил одновременно со всеми четырьмя приключенцами разом, говорил обо всем на свете, от непомерно высоких цен и пожеланий доброго здравия родителям до форм местных официанток. Его нескончаемый поток слов сплетался в какую-то чудовищную липкую паутину, которая не позволяла уследить за какой-либо логикой, и сознанию, попавшему в нее, оставалось только бессильно трепыхаться и медленно тонуть в трясине пустословия.

– Что до меня, я всего лишь скромный художник, – он многозначительно потряс рулоном.
– Я давно был наслышан, как неустанными трудами отважных приключенцев, рискующими своими жизнями ради мирного сна простых людей, город Аксель процветает. Как веселит местное вино и как прекрасны и чувстенны девушки, украшающие себя цветами. И вы знаете?

Он заговорщицки наклонился к центру стола.

– Я не был разочарован! – громким шепотом проговорил он.
– Одна из них вдохновила меня на этот портрет...

Он развернул лист и продемонстрировал приключенцам рисунок. Те восхищенно присвистнули. Непуганые люди, не знакомые с порнхабом и Браззерс, не способные отличить Сашу Кейн от Мии Малковой по одной лишь части тела... Изя выждал секунду и свернул "портрет" обратно.

– А с кого рисовал?
– привстав, спросил один.

– А это, прошу прощения, коммерческая тайна. Если я буду разглашать имена своих моделей - чего будет стоить мое имя? – Изя любовно погладил рулон.
– Этот портрет мне особенно дорог, ведь он первый и единственный, написанный в Акселе. Да еще на листе бумаги, купленном на последние десять эрис. У меня не осталось денег, и я умираю от голода. Когда опустится ночь, моя душа покинет этот прекрасный мир. Но я не буду горевать из-за этого, потому что я сумел узреть подлинную красоту. Мне будет горько лишь от того, что этот прекрасный портрет останется неизвестным миру, сгинет вместо со мной.

Изя поднатужился, и пустил скупую мужскую слезу.

– Я вижу, что вы только что вернулись из-за городских стен, – прошептал он.
– Вы рисковали жизнью, смерть дышала вам в лицо, и вы должны меня понять. Нищего вроде меня просто зароют в общей яме. Прошу вас, пожертвуйте немного денег мне на похороны! Не подумайте, я не попрошайничаю! Я... я отдам этот портрет! Часть моей души...

Изя уронил голову на стол и задергал плечами.

– Эй, что тут происходит?
– поинтересовались рядом.

– Это художник, он собирается умирать и просит денег на похороны.

– А чем он докажет, что художник а не попрошайка?

– Да вон, у него портрет есть.

– А дай-ка взглянуть.

Изя шмыгнул носом и продемонстрировал рисунок. Теперь восхищенный свист раздался уже из-за нескольких столиков.

– Кто-нибудь помнит, сколько стоит гроб с рытьем могилы?

– Вроде, пять тысяч эрис.

– Ну и куда ты эту картинку повесишь? Ты же в конюшне ночуешь. Эй, художник! Вот восемь тысяч, еще и на надгробие хватит.

– Можно подумать, ты живешь в особняке!

– Ха! А ты знал, что после смерти художника его картины взлетают в цене в десять раз?

– Десять тысяч эрис!

Поднялся шум, который быстро перерос в гвалт. Изя старательно изображал подавленность и безучастность, но двачер чуял, как он фисирует каждое изменение цены и настроение собравшихся людей. Цена росла медленно. Деньги у приключенцев водились, не богатство, но и нищими их назвать было нельзя Однако доставались им деньги нерегулярно и с большим риском, судя по оружию. Короче, нечего было и надеяться на появление мецената с мешком золота.

– Друзья! – Изя встал на стул, и натянул на рожу двачера растроганную мину.
– Я глубоко тронут вашим участием. Но я вижу, что заинтересованы многие. Многие мои коллеги, движимые жаждой наживы, продают свои творения богачам, которые прячут картины в своих дворцах. Но я не таков! Я понимаю, что картина живет тогда, когда на нее смотрят! И у меня есть предложение: приобретите эту картину вскладчину, и повесьте ее в вашей гильдии! Это будет намного дешевле, всего пара тысяч с каждого...