Ой, зибралыся орлы...
Шрифт:
Турок нанес сильный удар, и едва Сидловский успел отбить его, как ятаган сверкнул уже в левой руке врага. Однако нанести свой коварный удар противник не успел — казачья сабля молнией обрушилась ему на голову. С разрубленным черепом турок рухнул в траву, а полковник тут же ухватился за чужой повод. Быстрей к своим! Но не тут-то было! Огненно-рыжая кобыла поверженного турка, лишившись хозяина и не слушаясь руки чужака, закусила удила и стремглав помчалась к неприятельской лаве.
Вздумала лишить казака законной добычи? Черта лысого! Он справился с твоим хозяином, справится и с тобой! А турецкая лава все ближе, ближе. В конце концов, кобыла замедлила бег и, повинуясь сильной руке Сидловского, начала делать разворот к Дунаю. А вражеская лава уже так близко, что можно различить лица ближайших всадников. Когда полковник с рыжей кобылой в поводу, наконец,
И вот он с двумя пулями — одной в боку, другой под лопаткой — лежит в чайке и не может двинуть ни рукой, ни ногой. Только и хватает его, чтобы с трудом водить пером по бумаге. А с кормы чайки лезет в уши голос войскового старшины Проневича, заменившего раненого Сидловского:
— За победу под Дуянами, особливо за добытые вражьи знамена и плененного пашу, генерал фон Боур все войско Запорожское благодарил и обещался о наших действиях их сиятельству графу Румянцеву и Государыне написать…
Рука отдохнула, полковник опять в состоянии вывести несколько слов. Писать трудно, однако картелюшку [18] своему старому другу, кошевому Петру Калнышевскому, он обязательно должен закончить сегодня.
«…Вельможности вашей от меня и от всей команды в поклон с добутых на той стороне Дуная вещей: шаблю, под серебром ножны, попередник конский с серебряными ручками; пану писарю войсковому Ив. Я. Глобе часы карманные, тоже тамо добуты, серебряные, чрез атамана поповического куреня Петра Мовчана посылаю…»
18
Картелюшка — письмо личного содержания.
Сидловский опустил руку с пером, в изнеможении закрыл глаза. Прислушался к голосу Проневича:
— Завтра нам велено выступить в гору Дуная, под село, прозываемое Черноводы, дабы отбить оное у неприятеля. К команде нашей на срок похода причислен Венгерского гусарского полка капитан барон Эренберг…
Значит, опять в поход, навстречу новым боям.
Несколько слов в заключение.
По его (подполковника Кутузова М.И.) желанию Войска Запорожского Низового в курень Крыловский принят и для всегдашнего его при войске исчислении в компуты войсковые вписан, а для верности в том и сей аттестат ему №127 при подписи нашей и войсковой печати выдать повелели.
Над Дунаем, в Крыму и Причерноморье бушевали военные грозы. Засыпали друг друга ядрами и шли на абордаж суда, сходились в штыковых атаках колонны пехоты, на полном скаку сшибались в яростной рубке конные лавы. И победные русское «Ура!», украинское казачье «Слава!» все чаще заглушали турецкое и татарское «Алла!» Молодая Российская империя, не столь давно твердой ногой вставшая на Балтике, теперь прокладывала себе дорогу к Черному морю.
Позади была слава Рябой Могилы, громкие победы при Ларге и Кагуле, покорение Крыма, другие не менее доблестные сражения. Европа, обратившая пристальный взор к России еще в правление Петра Великого, затем потрясенная ее триумфом в Семилетней войне, сейчас с изумлением наблюдала за новыми успехами русского оружия: победами над армией султанской Турции и ее вассала, крымского хана.
Там, на холмистых придунайских равнинах, в солончаковых степях Крыма русские полководцы смело ломали устоявшиеся стратегические каноны военной науки, русский солдат и украинский казак побеждали в ситуациях, немыслимых для успешного ведения боя солдатами других армий. Россия, при императоре Петре сломавшая шею тогдашней грозе Европы — Карлу XII, усмирившая при дочери Петра Елизавете другое пугало континента — Фридриха Великого, теперь, при императрице Екатерине II, уверенно одерживала верх над Турцией, с которой уже несколько столетий ничего не могла поделать вся Европа. В который раз за последние полвека Россия учила Европу воевать!
За свои победы и славу Россия платила кровью и потом всех народов, населявших огромную империю, в первую очередь русского и украинского. Однако Санкт-Петербург, императрица и ее окружение желали знать, видеть, воздавать хвалу не народу, а отдельным конкретным героям, которые, по
их мнению, вознесли Россию как воительницу над остальной Европой. Тем более что таких героев не требовалось искать — они были на устах всей Европы.Этих героев было два: первый имел собственное имя — фельдмаршал граф Петр Румянцев, второй собирательное — запорожское казачество. Оба героя были известны Европе давно, но именно в последние годы полководческое дарование первого и непревзойденная отвага второго вызвали общее восхищение.
Фельдмаршал Петр Алексеевич Румянцев, сын генерал-аншефа [19] Петровской армии, ценимого императором за незаурядные военные и дипломатические способности… В восемнадцать лет — полковник, в двадцать — генерал-майор, в тридцать семь — генерал-аншеф, в сорок пять — фельдмаршал… Участник Семилетней войны, герой сражения при Гросс-Егерсдорфе, командир корпуса, взявшего сильнейшую прусскую приморскую крепость Кольберг, генерал, разгромивший под Кунерсдорфом у высоты Большой Шпиц красу и гордость Фридриховской армии — конницу его любимца генерала Зейдлица… Человек, позволивший себе смелость после свержения с престола императора Петра II не торопиться с принесением присяги на верность его жене Екатерине, за что был отстранен ею от поста главнокомандующего армией и позже постоянно чувствовал ее холодность по отношению к себе.
19
Генерал-аншеф — звание, соответствующее нынешнему генералу армии.
Первый в России кавалер ордена святого Георгия первой степени, учитель Потемкина, Суворова, Кутузова. Смелый новатор в военной стратегии и тактике, реорганизатор русской армии… Фельдмаршал, штаб которого был битком набит иноземными генералами и офицерами, прикомандированными к лучшему полководцу Европы для приобретения опыта современной войны… Военачальник, в бытность которого в Берлине Фридрих Великий осыпал его любезностями, приказал генералам своего штаба и членам Прусской Академии наук торжественно представиться Румянцеву, а сам лично командовал организованными в Потсдаме грандиозными маневрами своей армии, на которых было разыграно Кагульское сражение, выигранное в 1770 году его именитым гостем. Подобной чести не удостаивался ни один русский полководец, ни до, ни после Румянцева. Да что там полководец — ни один русский император! Военный и государственный деятель, слава которого была столь велика, что русско-турецкие войны последней трети XVIII века Европа звала Румянцевскими… Нужно ли добавлять еще что-либо к сему портрету?!
Войско Запорожское Низовое… Уже в 1768 году, с началом русско-турецкой войны, к армии графа Румянцева были причислены и запорожцы. Семь с половиной тысяч сечевиков с артиллерией примкнули непосредственно к русским войскам, а еще две тысячи отправились на чайках против турок вниз по Днепру. Всего в боевых действиях приняли участие десять тысяч запорожцев! Флотилия чаек под командованием есаула Филиппа Стягайло разгромила двухтысячный авангард турецких войск, пытавшихся форсировать Днепр, потопив при этом четыре вражеских судна, захватив множество пленных и богатые трофеи, в том числе четыре неприятельских знамени и пернач. Выполняя приказ П. Румянцева, запорожцы сражались с турками под Очаковым, отбив у них восемь знамен, под предводительством П. Калнышевского совершили глубокий рейд во вражеский тыл, вернувшись оттуда с 20 тысячами захваченных копей. А сколько было мелких боев и стычек! В 1769 году Государственный Совет получил из действующей армии две реляции об успешных боевых действиях запорожцев.
Активное участие приняли запорожцы и в кампании 1771 года. Уже ранней весной в поход под командованием кошевого Калнышевского выступили более шести тысяч конных сечевиков с 12 пушками. Боевые действия они вели в Причерноморье, где нанесли туркам три жестоких поражения в районах Очакова — Хаджибея: 24 июня, 15 сентября и 9 октября.
В марте к Первой армии фельдмаршала Румянцева примкнули 500 запорожцев-добровольцев во главе с полковником Афанасием Калпаком и полковым есаулом Евстафием Кобеляком. Это они, отчаянные рубаки и прекрасные разведчики, мчались впереди русских войск, «как степь гораздо знающие», во время знаменитого броска Румянцевской армии за Дунай и захвата Бухареста. Затем отряд Калпака отличился во взятии нескольких вражеских крепостей, за что Калпак и Кобеляк были награждены Санкт-Петербургом именными золотыми медалями.