Озаренный Солнцем

– Иногда, – заметила Вдумчивость, – доказательства добыть невозможно. Предлагаю временно положиться на нашу веру и последовать ее велениям. Элегия, наша избранная Путеводная Звезда, верила. Ей Высшее Благо поручило вести нас во тьме. В этом состояла ее цель, и мне не нужно иных доказательств.

– Странно слышать подобное из твоих уст, Вдумчивость, и трудно поверить ушам, – сказала Уверенность. – А как же твое призвание – научный подход и здравый смысл?

Вдумчивость с трепетом взяла диск. Лицо пожилой женщины выдавало радость, глаза сияли в предвкушении нового знания. Выкрашенные в черный волосы можно было бы счесть пижонством, но Скиталец видел здесь проявление самообладания. Эта женщина четко представляла себе, как должна выглядеть. Пусть даже остальные знают, что ее внешность – результат приложенных усилий, а не истинный облик. Позволяя себе самовыражаться, она делала искусственное более правдоподобным, чем натуральное.

– Даже в науке, – заметила Вдумчивость, – вера играет важную роль. Каждый проведенный эксперимент, каждый шаг на пути познания – это шаг во тьму. Никогда не знаешь, что удастся найти и удастся ли найти хоть что-то. И только вера ведет нас вперед, – вера в то, что где-то там существуют ответы.

Она обвела взглядом всех, кроме Скитальца. И то, с каким уважением Вдумчивость относилась к Ребеке, Пылу и Джеффри-Джеффри, показывало, что в этом сообществе важно не только решение лидеров, мнение каждого имеет значение.

– Полагаться на легенды о землях, неподвластных солнцу, – огромный риск, – признала она. – Но тут нужно задаться вопросом: как долго мы продержимся в темноте? Элегия поступила верно, приведя нас сюда. Но это была отчаянная мера. Наши люди уже падают духом. Мы не можем выращивать пищу самостоятельно, и каждый раз, отправляясь навстречу рассвету, теряем корабли и рабочие руки.

Я вынуждена озвучить горькую правду: здесь мы все погибнем. Если же вернемся в прежний коридор, Рдеющий король сотрет нас в порошок. У нас недостаточно знаний о воинском деле и искусстве убивать, чтобы сражаться с ним; мы лишены столь жестоких животных инстинктов.

И вот еще одно безрадостное предположение: его больше не удастся застать врасплох, как сегодня. Подвластные ему убийцы теперь начеку, они ждут новых враждебных действий. Рдеющий король ни за что не позволит еще раз взломать систему наручей, а его люди не увлекутся своими играми настолько, чтобы ослабить бдительность охраны.

Сегодня мы, народ Маяка, одержали величайшую победу. Но я с прискорбием предрекаю, что сегодня же, в день, когда мы поднялись на эту вершину, и начнется наше увядание. Мы погибнем, если не найдем выход. И потому я спрашиваю: Уверенность, разве капелька веры и чуточка времени, потраченного в погоне за легендой, не стоят шанса избежать такой судьбы? – Вдумчивость повертела диск в руках. – Мы верили Элегии до сих пор. Надо лишь поверить ей еще немного и найти Убежище.

– Зайдя уже так далеко, мы просто обязаны испробовать ключ в деле, – сказала Отзывчивость. – И следует выразить благодарность отряду Пыла за готовность выкрасть его для нас.

– И вновь смею напомнить о неприятном, – предупредила Уверенность. – Рдеющий король будет преследовать нас из-за этого предмета.

– Позволь не согласиться с тобой, – мягко возразила Отзывчивость. – Он будет преследовать нас в любом случае. Рдеющий король жаждет нас погубить, а сегодняшние события лишь подхлестнут его в этом стремлении. Теперь он вынужден нас уничтожить в назидание, чтобы другие подданные не посмели задуматься о том, как далеко простирается его власть.

Скиталец слушал с интересом. Да, эти люди понимают, что за ключ у них в руках. Чего они не понимают, так это того, что их ждет. Он был абсолютно уверен: даже если маячане найдут нужную дверь и откроют ее… не окажется за ней никакого мифического Убежища. Диск – современное устройство. Такие носят скадриальские исследователи, чтобы определять свое местоположение. И этот же ключ позволяет им возвращаться на их маленький космический корабль.

Все усиливающийся ветер раскачивал летающий город, а разговор двигался дальше, и в нем упомянули некий вечный вихрь. Насколько Скиталец понял, это буря, которая всегда свирепствует на закате, во многом похожая на Великую бурю его родины. Значит, догадка верна: плотный облачный слой – последствие заката, сопровождающегося невероятной силы погодным катаклизмом.

Выходит, всю планету можно разделить на пять зон. Первая – та, где он побывал, где отраженный солнечный свет питает растения. Вторая – вечная пелена облаков, где то и дело льет дождь. Третья – вихрь на закате, где с заходом солнца из-за резких изменений во влажности и давлении начинается ураган. Четвертая – перегретая поверхность под лучами солнца. И наконец, пятая – рассвет, где людей оставляют на смерть.

Как странно оказаться в мире, чьи жители не прячутся от бури, а следуют за ней по пятам, укрываясь краем ее плаща.

Как бы то ни было, Скитальцу вдруг стало стыдно за собственную грубость, за то варварство, с каким он пробивался сюда, в эту комнату. Да, он изменился и уже не придает излишнего значения соблюдению порядков и правил. Скиталец отдавал себе отчет в том, что он, подобно подростку, впервые покинувшему родной дом, нередко заходит слишком далеко в попытках самоутвердиться. Все еще восставая против себя прежнего, нередко эгоистично крушит все вокруг, как слепой чулл.

Скиталец убрал сапоги со стола, испытывая отвращение к себе. И что характерно, уже не мог списать его на обстоятельства. Не в этот раз. Поднявшись на ноги, к удивлению присутствующих, он направился к двери и вышел. Сперва в коридор, потом в тамбур, а там и вовсе наружу.

В объятия бури.

9

На родине Скитальца в бурю гулять не ходят. Однако он уже достаточно попутешествовал по Космеру, чтобы понимать: даже самые сильные бури на других планетах не идут ни в какое сравнение с рошарскими.

И в самом деле, здешний ветер набрасывался, но от пола не отрывал. Вода обрушивалась ливнем, но кожу смыть не грозила. Молнии сверкали в небе, но били не так часто и близко, чтобы казалось невозможным избежать их смертоносного прикосновения. Да, Скиталец предпочел бы, чтобы на нем было что-то посерьезнее лохмотьев, украденных на пещерной планете, где он находился до прибытия сюда. Лохмотья согревали плохо. Впрочем, терзавший его холод по большей части шел изнутри, а не снаружи.

Скиталец зашагал по жалкой улочке. Подошвы скользили по мокрому металлу. Хоть сапоги пока не разваливаются. За время странствий он твердо выучил: можно сэкономить на рубашке, но только не на обуви. Скиталец продвигался в направлении края города, но медленно – приходилось дожидаться, когда очередная молния подсветит путь.

Тусклые фонари, замеченные раньше, пропали. Люди укрылись от ливня в домах, заперлись. Это повсеместная тенденция. От бури прячутся и в тех мирах, где дождь способен гнуть металлические пластины, и там, где он может лишь слегка намочить. Быть может, людям не нравится вспоминать, что их города, какими бы величественными они ни были, всего лишь пылинки в сравнении с погодными явлениями планетарного масштаба.

Скиталец вышел на улицу, надеясь под ливнем почувствовать себя лучше. Надеясь, что хлесткие струи обнимут, как старый друг; что в вое ветра послышатся разговоры у костра за вечерним рагу. Но сегодня эти мысли царапали душу. Ветер заставлял вспоминать, что раньше Скиталец был иным – человеком, который скорее бы умер, чем обошелся с другими так, как он сегодня.

Нет, буря не желала давать ему убежище. Как ни любил он дождь, каким бы правильным тот ни казался, память причиняла слишком много боли.