Озеро в лунном свете

– Это все в прошлом, Корделл.

Он поднял голову и обхватил ее лицо ладонями, не сводя с нее глаз, в которых стояли слезы.

– Что-то очень дорогое ушло из моей жизни с потерей твоей дружбы. Но мне всегда казалось, будто было что-то еще, неизмеримо большее. Я никак не мог понять, что же это. И никогда не понимал, почему одна мысль о том, что ты могла быть с другим, приводила меня в ярость.
– Он погрузил пальцы в ее шелковистые волосы.
– Когда в то лето мы с Дейзи приехали на озеро, я еще был ослеплен любовью к ней. Но и тогда при виде того, как ты бежишь по пляжу навстречу, чтобы обнять меня, такая прекрасная в своей чистоте, сердце у меня болезненно сжалось. Я не мог логически объяснить эту боль. В тот момент я лишь подумал: не хочу, чтобы ты когда-нибудь стала другой. Теперь я понимаю: то, что я тогда испытывал, и было любовью. Самой прекрасной и истинной любовью, которая начинается с дружбы и чудесным образом переходит в нечто большее. Мне бы задуматься тогда, дорогая, но я этого не сделал. Никогда не прошу себе, что посмел заподозрить тебя! Теперь я хорошо знаю, Уна, что люблю тебя такой любовью, которая не идет ни в какое сравнение с тем чувством, которое я испытывал какое-то время к Дейзи.

Уне казалось, что от счастья у нее вырастают крылья, которые возносят ее в вышину, где она сможет дотронуться до звезд.

– Я уже в раю, Корделл?
– шепнула она.

Его широкая улыбка могла бы осветить даже безлунную ночь.

– Да, мой ангел, мы оба в раю, в нашем раю.

В глазах Уны, еще блестевших от слез, светилась любовь, которую она вынуждена была долгие годы скрывать глубоко в своем сердце.

– Как долго я ждала, пока ты повзрослеешь, Корделл Паркер!

Он засмеялся так радостно, так молодо, что сердце Уны запело от восторга. Свершилось! Чудо свершилось!

– И ты никогда не уставала ждать?
– Он нервно теребил перламутровую пуговку глухого ворота ночной рубашки, не сводя с Уны любящих глаз.

– Никогда.

Он насмешливо поднял брови.

– А как же Патрик Трентон? И все те любовники по пятницам, которые так раздражали твою бабушку?

– Приятели, Корделл. Все они просто приятели.

– У меня кулак чесался по твоему хирургу, когда он поцеловал тебя в ресторане. Ты моя женщина, только моя, черт возьми, и я никому на свете тебя не отдам!

– Так вот что заставило тебя передумать и принять мое предложение!
– Сердце Уны забилось сильнее, как только Корделл начал расстегивать пуговки ее ночной рубашки.
– Ты так же приревновал меня к Патрику, как я тебя к Розали.

– Значит, я был прав? Ты разозлилась, когда она…

– Разозлилась? Господи, да я готова была выцарапать ее бесстыжие глаза!

– Именно эту цель я и преследовал!
– самодовольно проговорил Корделл.

– О Корделл!
– Уна счастливо улыбнулась и обвила руками его шею.
– Никто никогда не встанет между нами, моя летняя любовь!

– Моя вечная любовь!
– Глаза его затуманились желанием, он поднял Уну на руки и понес на кровать.

– Если бы я знала, что мы будем сегодня вместе, - шепнула она, - я бы нарядилась в черный шелк.

Горящий взгляд обжег ее.

– Черный шелк может надеть любая, - хрипло сказал он.
– Ты говорила, что у тебя нет подарка для меня?
– Он бережно опустил Уну на постель и притянул ее к себе.
– Ты не понимаешь, что твоя невинность - самый драгоценный для меня подарок.

Ночная рубашка соскользнула с плеча. Корделл бережно, но властно ласкал душистую кожу шеи, плечи, грудь.

– Ты помнишь, - тихо спросил он, - как я говорил, что хочу, когда буду любить тебя, чтобы твои волосы, разметавшиеся по подушке, серебрились в лунном свете?

– Помню, милый.

Корделл расправил шелковистые пряди на подушке.

– Ты прекрасна, - шепнул он, - ты еще прекрасней, чем я представлял.

– Ты мечтал об этом?

Он перецеловал каждую прядь ее волос.

– С тех пор, как мы снова встретились, много, много раз!

– А о чем еще ты мечтал?
– лукаво и одновременно застенчиво спросила Уна.

– Я мечтал об этом.
– Он поцеловал ее в лоб.
– И об этом.
– Он поцеловал ее в нос.
– И об этом…

Губы Корделла приникли к ее губам. Уна и не представляла, что можно целовать так, как он. С восторженным всхлипом она обвила руками его шею и отдалась настойчивой властности его желания. Он овладел ею с любовью и утонченным искусством, увлекая за собой в чувственный рай, где прошлым обидам и старым летним секретам места не осталось.

Но позже, когда на небе заалела утренняя заря, а Уна почти заснула в объятиях Корделла, тревожная мысль вдруг разбудила ее.

– Ты спишь?
– шепотом спросила она.

– Нет, - сонным голосом ответил он, - не сплю.

Уна прижалась губами к его уху.

– А что с тетей Элисон? Твой адвокат уверен, что теперь все будет в порядке?

С сонным ворчанием Корделл приподнялся на локте. Хотя глаза его были полузакрыты, она углядела в них не только вновь пробудившуюся страсть, но и какое-то затаенное лукавство.

– Корделл, в чем дело?

– Элисон… э… прекратила дело. Собственно, ее решение возбудить дело об опеке было необдуманной реакцией на новость, что я поселюсь здесь. Как только у нее появилось время все обдумать, она поняла, что меньше всего ей хотелось бы обременять себя заботами о ребенке.

Уна прищурилась.

– И когда ты это узнал?

Корделл пожал плечами, избегая встречаться с ней глазами.

– Накануне свадьбы.

– Накануне свадьбы? Почему же ты не сказал мне?
– Внезапно ее осенило. Она села на постели и пристально посмотрела на Корделла.
– Значит, тебе не обязательно было жениться? Ты мог бы отменить свадьбу! Или ты думал, что уже поздно?

– Никогда не поздно отменить свадьбу.

– Тогда почему?

– Потому что, любовь моя, ты сказала мне в тот день, когда сделала предложение, что я - последний мужчина на земле, за которого ты вышла бы замуж. Я боялся, что если бы ты узнала об Элисон, то все бы порушила.
– Корделл смотрел на нее так серьезно, что Уна забеспокоилась.
– Я не мог рисковать. К тому же, - в глазах его появились подозрительные огоньки, - я ведь обещал, что заполучу тебя в свою постель до конца лета, а я - человек слова.

О боже! Уна внимательно всматривалась в черты любимого лица, снова и снова удивляясь чуду, которое привело его к ней.

– Ты обманул меня, негодник!
– Она пыталась говорить недовольным тоном, но не могла скрыть охватившей ее от этого признания радости.
– И за это, Корделл Паркер, тебе придется расплачиваться.

От его чувственной улыбки сердце Уны сладко заныло. Они вновь скользнули на подушки, и Корделл притянул ее к себе.

– Разумеется, - пробормотал он, - если я правильно понимаю, кредит вас не устроит, мэм?