Ожерелье для дьявола

Вновь охваченный своей давнишней мечтой о белом домике в прериях Виргинии, он слегка разомкнул свои объятия, попытался поднять легкое тело девушки, но она так яростно его оттолкнула, что он покачнулся. Пощечина, которую она ему влепила, докончила дело, и он очутился на траве, а Жюдит вновь бегом устремилась по маленькой тропинке к низкому строению с освещенными окнами.

Выругавшись, он вскочил одним прыжком на ноги и побежал за ней, но Жюдит мчалась со скоростью испуганной лани. Он прибежал к двери как раз в тот момент, когда она захлопнулась перед его носом.

В бешенстве он хотел уже выломать дверь, но из-за нее раздался нежный женский голос:

– Я уже хотела идти за вами, дитя мое. Я уже начала беспокоиться. Вы не должны более так задерживаться в парке, особенно когда замок пуст.

Но что случилось? Вы вся в слезах!

– Ничего. Я упала, было немного больно. Не беспокойтесь, я больше не пойду в парк, никогда.

Мне показалось, что я там кого-то видела. Нужно было бы сказать Пьеру, чтобы он обошел окрестности.

– Хорошо, я ему сейчас же скажу.

Оставаться перед дверью дальше было бы опасно. Недалеко от домика Жиль заметил стену парка, устремился к ней, давая себе обещание возвратиться сюда завтра же. Дорога, должно быть, проходит вдоль стены парка.

Когда он достиг верха стены, он увидел широкую дорогу и вдалеке мерцающие огоньки. Вероятно, это была какая-то деревня. Спрыгнув на землю, он зашагал по направлению к этим огням, но шум быстро приближающейся кареты заставил его спрятаться в высокой придорожной траве.

Скоро эта элегантная карета поравнялась с ним. Лошади галопом пронесли карету к решеткам парка. Это, должно быть, возвращалась, как и обещала, Анна де Бальби. Мысль о ее разочаровании, когда она заметит его побег, вызвала у него усмешку.

Через несколько минут он достиг этих огней.

Это была перекладная почтовая станция у деревни Буасси-Сен-Леже. Он нашел там лошадь, один из кучеров показал ему дорогу. Жиль вскочил в седло и во весь опор поскакал по направлению к Версалю.

Когда он туда приехал, начинался летний день.

Восходящее солнце зажигало золото решеток и флюгеров дворца. Скоро солнце устремит свои лучи в заснувшие сады, где уже выходили на работу садовники, расчищавшие аллеи, трубы фонтанов.

Улицы были тихими и пустынными. Жиль чувствовал себя умиротворенным и спокойным, несмотря на все переживания последних часов.

Скачка ранним утром по свежему ветерку всколыхнула его кровь, приглушила все разочарования, причиненные пощечиной Жюдит. Теперь он улыбался, поскольку, поразмыслив, он увидел в этом лишь крайнюю и безнадежную меру самозащиты, девическую реакцию на собственную слабость. Она отомстила ему, потому что не смогла ответить на его последний поцелуй. В следующую же ночь он вновь отправится в Гробуа с Винклеридом и слугами. А уж вчетвером они смогут похитить эту непокорную и привезти ее в Версаль.

«Завтра же, – размышлял про себя шевалье, – я попрошу аудиенции у королевы, чтобы она взяла Жюдит под свое покровительство, и через неделю мы поженимся.»

Эти приятные мысли сопровождали его до самого конца пути, но когда он въехал на улицу Ноай, то отметил, что его появление вызвало почти революцию. Мадемуазель Маржон в своем неподражаемом головном уборе как раз закрывала дверь, намереваясь отправиться к ранней обедне, именно в тот момент, когда он спрыгивал с лошади в саду. Она выронила от неожиданности ключ и молитвенник и испустила мучительный возглас:

– Боже мой! Вот он!

На крик показался Понго. Он кубарем слетел с дерева, на которое взгромоздился с карабином в руках. Возник из зарослей маслины Николаус, слуга Винклерида, с пистолетом в каждой руке.

Одновременно раскрылось окно комнаты Жиля и оттуда высунулся взлохмаченный Ульрих-Август со шпагой в одной руке и с пистолетом в другой.

– Ну что же! – воскликнул он. – Это еще не самое плохое! Я уже начинал верить, что он мертв.

Откуда ты?

– Из ада и рая одновременно. Но клянусь тебе, что рая было больше!

Через некоторое время все собрались у Жиля за ароматным кофе, который так хорошо умел готовить Николаус, а мадемуазель Маржон, впервые в жизни забыв свои церковные обязанности, сообщила Жилю, что случилось во время его отсутствия. Все было объяснено в нескольких словах: темной ночью несколько мужчин в масках проникли в сад, заперли ее в комнате, угрожая сжечь дом, если она пошевелит хотя бы пальцем.

– Вы можете сказать, кто эти люди?

– Никакого представления. Я могу сказать, что у их предводителя блестели глаза через отверстия в маске и у него был вид дворянина! Это был человек высокого роста, с металлом в голосе, и у него был южный акцент. У меня было слишком мало времени, чтобы все рассмотреть.

– Должно быть, вы были сильно напуганы. Я так огорчен.

Но она рассмеялась и лукаво посмотрела на него из-под кружевного чепца.

– Не стоит огорчаться. Мне было страшно лишь какое-то мгновение. Видите ли, я не переношу запаха пороха и запаха табака. Я подчинилась им и пошла к себе по внутренней лестнице, а по пути предупредила Понго. Должна сказать, что у него была довольно интересная реакция.

– Что же это была за реакция?

– Он разделся. Очень быстро. У меня перед глазами появился настоящий предводитель индейцев, ну разве что без перьев.

– Одежда – это неудобно, чтобы тихо прятаться в листве. Понго легко вышел через окно на кухне, спустился в кустарник и вышел из сада, никем не замеченный.

– Он никогда не должен бы одеваться, как все, – заметил Ульрих-Август со смехом. – Костюм Адама подходит ему лучше всего. Когда он в таком виде явился передо мной, я единственно о чем пожалел, что не было красок либо пера.

– Он пришел к тебе, чтобы тебя предупредить.

– Ну конечно же. Я только что возвратился.

Я взял свою шпагу, Николаус – кухонный нож и пистолет.

– А затем, – снова заговорила мадемуазель Маржон, не желающая уступать первой роли, – господин барон и его слуга пошли к постоялому двору, где ужинали его сослуживцы-швейцарцы.

– И с вами был голый Понго? Вы, должно быть, имели большой успех.

– Я одолжил ему штаны, – добродетельно уточнил Винклерид. – Возвратились с подкреплением, и в минуту сад был очищен. Нападавшие в панике бежали, унося с собой свой позор и двух раненых, которые едва передвигали ноги.

Ульрих-Август сердечно поблагодарил своих товарищей, мадемуазель Маржон предложила им щедрые дозы настойки из айвы, а Турнемин по-прежнему не возвращался. Тогда они начали держать военный совет. Постановили поставить охрану до возвращения Жиля. Но ночь прошла, а его все не было.