Ожерелье Иомалы

Лунд слушала Рейе. А он рассказывал ей о нувеградах, о том, какие у них дома, лодки, оружие. Он сказал, что девушки у них круглолицы и красивы, глаза у девушек такие же светлые, как у детей Богини Вод. Иногда их ладьи проплывают по Вине мимо этих берегов, и нувеграды поют свои грустные песни.

Рейе ласково гладил холодные мягкие волосы Лунд, рассыпанные по плечам, черные, как ночь.

А богиня Далага мудро улыбалась им с неба.

***

Вейкко бесшумно, как лиса на охоте, приближался к храму Богини Вод. Ни одна ветка не хрустнула под его ногами, ни одна птица не выпорхнула вспугнутой из кустов. Он задумался и не подал условного знака. Из-за деревьев послышался окрик, и тотчас с тихим жужжанием пролетела стрела. Старик присел и поторопился отозваться:

— О! Иомала!

Подойдя к ограде, он сказал сторожам:

— Хорошо слушаете ночь. Я принес вам еду.

В лесу заухал филин. Сторожа затихли, прислушались. Лакки — низкорослый молодой биарм в теплой оленьей куртке с кожаным щитом в руке — и другой сторож Тыгу приняли пищу и, сев на обрубок бревна, стали есть.

Вейкко поднялся по шаткой лестнице на дозорную площадку, устроенную на сосне. Сухи ли дрова, приготовленные для сигнального костра? Хворост был сухой. Под ним ком пряжи, пропитанный тюленьим жиром, куски бересты. В берестяной коробке — трут и огниво. Тут же, на суку, висел большой бубен из туго натянутой кожи.

Вейкко обернулся к храму. За высоким частоколом из заостренных бревен высилась статуя Иомалы. Богиня Вод смотрела перед собой на верхушки сосен и елей, на белый лик луны. На губах ее навечно застыла таинственная усмешка. Руки Иомалы, опущенные на колени, держали серебряную чашу с дарами. С плеч до земли спускалось одеяние из драгоценных шкурок соболя. На шее статуи — золотая цепь. В свете луны все блестело и переливалось голубыми огоньками.

Вейкко, приложив руки к сердцу, обратился к Богине Вод. Он просил, чтобы племя биармов жило без нужды и горя, чтобы чужеземцы не причиняли зла. Чтобы леса были полны дичи, озера и реки — рыб, море — моржей и тюленей. Он просил, чтобы никто никогда не болел злой хворью и чтобы биармы жили до ста лет здоровыми и сильными.

Потом Вейкко спустился с площадки. Оставив одного сторожа у ворот, он с другим обошел вокруг ограды. Но никого возле храма не было.

Тихая ночь плыла над древней тайгой.

***

Лунд и Рейе стояли над обрывом. Перед ними на реке стлалась серебряная дорога в неведомую даль. Чуть колыхалась под берегом трава-осока.

Лунную полосу пересекла большая тень.

Это была ладья.

На ней можно было различить головы и плечи людей. Поблескивали мокрые весла.

— Кто там плывет? — вырвалось у девушки.

— Это, наверное, нувеграды, — приглядевшись, отозвался юноша. — Одна, две, три ладьи… На каждой — десять гребцов. Они плывут к морю.

С поморских ладей приметили парня и девушку на берегу.

На головной ладье кормщик сказал гребцам, на минуту осушившим весла:

— Глянь, братцы! На берегу стоят двое. Видать, биармы.

— Парень да девка! — заметил гребец.

— Им и ночь не в ночь!

Гребцы снова налегли на весла, и ладья стремительно скользнула вперед, к низовьям реки.

Рейе и Лунд провожали поморов взглядами.

Новгородские поселенцы-ватажники шли в Белое море на промысел. Они только еще вечером расстались с женами, с малыми детишками.

С ладей донеслась дружная песня. Она разлохматила тишину и заставила юных биармов прислушаться:

Как по морю, как по морю, морю синему

Плыла лебедь, плыла лебедь с лебедятами,

Со малыми, со малыми дитятами…

Ватажный староста Владимирко, кормщик последней ладьи, веером распустив по широкой груди черную, как уголь, бороду, громким басом поторапливал гребцов:

— Налягте, братцы, на весла! Поднатужьтесь! Дорога не близкая, а прошли мало!

Глава девятая. ТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ

Той же серебряной ночью купчишка Рутан устроил у себя пирушку в честь того, что ему исполнилось пятьдесят лет. Гости сидели застольем перед очагом, славили хозяина и желали ему удачи в торговых делах.

Посреди земляного пола потрескивали смолистые дрова в выложенном камнями очаге. Над раскаленными угольями на вертеле жарился огромный кусок оленины. Виночерпий Сантери, низенький толстый человечек с хитрыми глазками на заплывшем от жира багровом лице, в лисьей безрукавке, надетой на голое тело, едва успевал наполнять деревянные кубки дорогим иноземным вином, много лет хранившимся в погребе купца. Гостями Ругана были родовые старейшины, охотники и воины. На почетном месте в середине застолья высилась нескладная крупная фигура Лайне — военачальника дружины. Этот храбрый сорокалетний муж с носатым грубым лицом и зеленоватыми глазами был мудр, опытен и хитер. Его лоб наискосок пересекал шрам от удара мечом в схватке с норманнами, случившейся много лет назад.

Старейшина Хальмар не пришел на пир, сославшись на болезнь жены. Он недолюбливал Рутана.

Гости уже успели попить, поесть и снова проголодаться и теперь посматривали на вертел, на оленину, жарившуюся на огне. Длинный и тощий повар в такой же безрукавке, как у Сантери, поворачивал вертел, суетливо и часто заслоняя лицо рукой от жара. С оленины капал жир. Уголья шипели и потрескивали.

Жарить мясо на вертеле повара научил Сантери, побывавший десять лет назад траллсом-пленником у норманнов. Он бежал из плена с железным ошейником. Рутан снял с него ошейник, и Сантери отковал из него кинжал и говорил всем, что этим оружием отомстит викингам, когда они явятся сюда.

Ровно в полночь Рутан ударил в ладоши, и перед гостями появились девушки в соболиных накидках. Их было десять — по числу гостей. На головах девушек бронзовые обручи-диадемы с подвесками из рыбьих зубов-талисманов, на запястьях — золоченые браслеты-змейки. Все эти украшения Рутан достал из своих сундуков.

На земляном возвышении по другую сторону очага девушки стали в ряд и, подняв руки над головами, начали мерно раскачиваться в танце. Движения их были легки и красивы. Девушки пели песнь Богине Вод:

О Иомала! Ты добра и прекрасна.Ты вышла из вод и вывела людейК солнцу — Ораулу.О Иомала! Ты славна и щедра.Ты сопутствуешь людямВ счастье!

Темп танца нарастал. Гости, забыв об оленине и кубках, стали прихлопывать в ладоши.

Повар и Сантери сняли мясо с очага и положили его на стол, на большое резное деревянное блюдо. Затем вытащили вертел. Девушки, закончив танец, как полагалось по ритуалу биармов, обогнули очаг, и каждая стала за спиной гостя. Гости подняли кубки, и каждый из них угостил танцовщицу. Потом они сели так, чтобы возле них справа оставались свободные места. На эти места сели девушки. Гости, взяв ножи, стали делить мясо, не забывая и девушек. Пир продолжался. Слуги вносили новые блюда — печеных на огне глухарей, зайчатину, соленую и вяленую рыбу, приправленную кореньями.

Рутан сидел довольный. Лицо его расплылось в хитрой улыбке. Завтра старейшины и охотники пришлют ему дары — меха и моржовый зуб. Так было принято у биармов — после пира в честь того, что соплеменник прожил половину жизни, одаривать его. Полотняная рубаха Рутана была расстегнута. Жирная грудь лоснилась от пота. Рутан взял кожаный мешочек и раздал девушкам по две серебряные монеты.

Девушки бесшумно поднялись со своих мест и скрылись за дверью.

Пир продолжался до утра. Когда все было выпито и съедено, гости стали расходиться. Рутан остался один. Он сел к очагу с озабоченной полупьяной улыбкой.