Ожерелье из крокодильих зубов

Поздним вечером в жилую двухместную палатку Стрешнева наведался подполковник Санчес-Романтеев, тот самый Федор Аверьянович – «советник по разведке и контрразведке», которого Аркадий считал «добрым хитрованом, рядящимся в шкуру простецкого парня». За плечами у контрразведчика был потертый от времени вещмешок, в котором что-то аппетитно позванивало и булькало.

– Ты, того-самого, – прохрипел малорослый мужчина, который все время еще и сутулился, будто хотел всегда оставаться незаметным, снимая с плеч мешок, – на стол накрой. Требуется твоя... нет, ваша, медицинская консультация. Как говорится, боль врача ищет.

– Сначала дело, а потом посиделки, – веско ответил Аркадий, вставая с походной койки, на которой лежал поверх одеяла до визита Романтеева. Приход контрразведчика его не слишком обрадовал.

– А где майор Винсан? – кивнув на соседнюю раскладушку, поинтересовался Федор Аверьянович.

– На дежурстве в приемном отделении.

– Да, там не соскучишься, – сочувственно покивал головой подполковник, начиная снимать с себя верхнее обмундирование и продолжая путаться в обращении к хирургу на «ты» или на «вы». – Вы, того самого... обрати внимание на эту дрянь у меня на спине. Нашел? Под правой лопаткой...

– Воспаленная атерома, – сразу выдал свой диагноз хирург. – Надо оперировать!

– Надо-то надо... Того-самого! Да только мне ее уже дважды оперировали в нашей спецполиклиннике в Москве. Ну и что? Хватает максимум на два-три месяца, а потом все по новой. Понимаешь, выделяется из нее какой-то червяк...

– Вы скажете тоже, «червяк», – усмехнулся Стрешнев. – Просто нарушается под кожей жировой обмен, протоки потовых желез забиваются и секрет капсулируется, а когда его переизбыток, начинает разлагаться и нарывать, то...

– Точно! Так распирает, что хоть волком вой. Пока кто-нибудь не вскроет и не отсосет... В смысле, не выдавит «червяка», просто места себе не нахожу. Сам-то я туда дотянуться никак не могу! Руки, понимаешь, коротковаты. Жена помогает, когда рядом. А когда жены нет, то...

– Понятно. Неуспех предыдущих оперативных вмешательств обусловлен тем, что плохо вычистили проблемный участок. Тут нельзя оставлять даже споры этого жировика...

– И ты того-самого... вы абсолютно правы! – перебил врача контрразведчик. – Но самое интересное, что эта гадость началась у меня еще во время службы в Туркмении. Там же жара хуже, чем здесь. Опять же питьевой режим. Вот в чем загвоздка! Хотя здесь, в Африке, еще хуже...

– Надо оперировать! – подвел итог капитан медицинской службы.

– Как только, так сразу, – согласился Романтеев, надевая обмундирование. – Только вот, того-самого, разгребу ворох своих дел и сразу к вам на операционный стол. За этим дело не станет.

– Что будем пить? – взял быка за рога Аркадий. – Чай, кофе, медицинский спирт?

– Нет. У меня тут все с собой. Хорошая водка и закуска прямо из Москвы от Елисеева. Кстати, вы знакомы, того-самого, с Елисеевым?

– Не имел чести, – пожал плечами Стрешнев, расставляя на прикроватной тумбочке оловянные кружки и другую посуду. Потом, подержав в руках бутылку водки, восхищенно поцокал языком: – О! «Столичная»! Это штука знатная.

– Ну да, ты же у нас будешь уроженец Ленинградской области. А Елисеев – штучка московская. Был такой купец в Москве еще той, дореволюционной. Стало быть, он-то в самом центре столицы и организовал большой хороший магазин. Его до сих пор москвичи называют «Елисеевским».

– Да, я что-то об этом слышал.

– Наливай по первой! – как старший по званию приказал подполковник. – А закусим балычком на черном хлебушке... Дефицит, между прочим, даже для Москвы.

– В Ленинграде черный хлеб называют просто хлебом, а белый – булкой... – заметил Аркадий.

– Эх, мать его, как приятно вспомнить про Родину, когда от нее далеко-далече, – вздохнул Романтеев и поднес кружку с водкой ко рту.

Они выпили по первой, закусили.

Стрешнев посидел немного с закрытыми глазами, вспоминая подзабытый вкус русской водки, – ведь последнее время пить в основном доводилось только ром да джин, не считая, конечно, неразбавленный медицинский спирт.

«Хорошо сидим, – подумалось ему. – Прямо как с Игорьком в курсантском общежитии. Добрые старые времена в академии! Но нет, брат, шалишь! – настраиваясь на критический лад, сказал себе Аркадий. – Не только из-за атеромы приперся ко мне этот Романтеев. Что-то ему от меня еще нужно. Вот только что именно?»

– Ну что, того-самого, после первой и второй перерывчик небольшой? – улыбнулся подполковник, беря в руку бутылку и теперь самостоятельно разливая ее содержимое по кружкам. Однако сразу пить не стал. Захотел что-то рассказать собутыльнику. – Видал, как бомбят мост? Того-самого, есть сведения, что в Претории порешили закупить у америкосов новейшие бомбы, которые те, в свою очередь, приобрели во Франции. Называются эти бомбы «Дю-ран-даль», – по слогам произнес Федор Аверьянович. – Тьфу на них! Язык сломаешь. Они куда эффективнее обычных фугасных бомб и предназначены для приведения в негодность взлетных полос на военных аэродромах. Одна такая двухсоткилограммовая зараза спокойно пробивает бетонное покрытие и взрывается на глубине, образуя большую воронку и вздыбливая поверхность земли на довольно большом расстоянии. Так вот, в Претории хотят с помощью такой дуры взорвать наш мост. Там старинные каменные опоры, быки, возведенные еще португальцами, и никто из инженеров до сих пор толком понять не может, чем там каменюки эти скреплялись, каким таким раствором. Секрет, видишь ты, утрачен. Но раствор тот стойкий, доложу я тебе, и обычной взрывчаткой его хрен возьмешь. Ну, вздрогнули!

Выпили по второй.

– Жарко здесь до чертиков! – наливая по третьей, пожаловался подполковник. – Ты сам-то как эту хренову жару переносишь?

– Как в танке, – зачем-то брякнул Аркадий, решив, что и ему пора рассказать что-нибудь в свою очередь. – Вы что-нибудь слышали про «холодных людей», которые подобную жару вообще на дух не переносят? Мне в свое время пришлось заниматься одним таким человеком на Байконуре. Я служил там в госпитале ракетных войск стратегического назначения.

– В отделении ожоговой хирургии под началом полковника медицинской службы Лозового... Я в курсах! – вставил контрразведчик.

– Правильно... – Аркадий поежился от излишней осведомленности собеседника о его личном деле. – Так к нам на освидетельствование поступил молодой воин, только что призванный на службу в ряды Советской армии. Он, как сказали его командиры, «симулировал неизвестную науке болезнь». Представляете, этот бедолага вообще не мог находиться под жгучим знойным солнцем Южного Казахстана. Мы его обследовали и выяснили, что у него температура тела не тридцать шесть и шесть десятых градусов, как у всех нормальных «гомо сапиенсов», а сорок один и шесть десятых. У парня были нарушены теплообменные характеристики тела. Во как! И в армию его, конечно же, брать было никак нельзя. Не доглядели медики из призывной комиссии! Этому парнишке нормально служилось бы только где-нибудь на Северном полюсе. Короче, мы его комиссовали по состоянию здоровья. Но сделать это удалось не сразу, поскольку в специальных документах на подобный случай нет ни одной ссылки. Указаний нет! Но полковник Лозовой – светлая голова – предложил комиссовать воина по статье, связанной с язвой желудка. Правда, тут пришлось всем пойти на подлог, поскольку у нашего пациента оказался всего лишь гастрит с повышенной кислотностью. Но чего не сделаешь, чтобы спасти человеку жизнь...

«И зачем я это ему рассказываю? – попробовал остановить собственный “словесный понос” Стрешнев. – Он и так знает обо мне слишком много...»

– Тут ты прав, – поддакнул Романтеев. – Жизнь солдата надо беречь. Давай выпьем за простого солдата. За все его героические муки ради родной страны, родных людей! – произнес Романтеев. – Того-самого, тост сказал, мать его! За это и выпьем.

Когда водку допили, Аркадий, не сдержавшись, поведал Романтееву всю подноготную про свою неудавшуюся личную жизнь, про то, что от него ушла жена, не захотела, видишь ли, «таскаться за мужем по дальним гарнизонам». Хотел он рассказать и другие подробности, но тут вдруг заметил, что подполковник больше его не слушает, будто узнал от Аркадия все, что хотел и теперь больше в нем не нуждается. Однако в этом он ошибся. Стрешнев очень даже был нужен Романтееву, чтобы сыграть отведенную ему роль «одинокого холостяка» в одной серьезной оперативной комбинации, задуманной в управлении контрразведки при главном штабе вооруженных сил Анголы, в котором Санчес-Романтеев был не последней фигурой, являясь советским военным советником.