Ожоги

— Ты почему мне ничего не сказала? — ворчал он. — Шла на такое опасное дело… А я обо всем должен узнавать из газет. Ну куда это годится?! Открываю сегодня утреннюю газету и сразу натыкаюсь на этого переростка Райерсона. Ты только послушай: «Самый беспокойный частный сыщик в Чикаго». Читаю дальше и узнаю, что ты там кого-то спасала из горящего здания, получила удар по голове, а мне даже не удосужилась позвонить из клиники. И я сказал ей, сказал своей принцессе: «Знаешь, ты ведь могла осиротеть, а узнала бы об этом самой последней».

Пеппи виляла хвостом в подтверждение его рассказа. Ее влажные янтарные глаза смотрели на меня не отрываясь, а я медленно пережевывала кусок бифштекса.

— С тех пор как две недели назад в моей жизни появилась тетушка, вы мне житья не давали за то, что беспокою вас по ночам. Что же мне было — выслушивать еще одну нотацию?

— Это несправедливо, — сказал мистер Контрерас. (Он был удивлен и оскорблен. Мало того, что его оставили в стороне, так я еще пережила такие сказочные приключения.) — И это не в первый раз, киска. Ты что, забыла, как я помог тебе и Лотти, когда бандиты напали на ее клинику? Ты забыла, как я отделал тех молодчиков, которые ломились в твою квартиру? Мне уже семьдесят один, но я еще в хорошей форме. Вполне могу пригодиться в драке.

Я очень хорошо все помнила. И именно поэтому старалась больше не вмешивать старика в самые «привлекательные» моменты своей деятельности. Но сказать ему правду я, конечно, не могла. Вместо этого стала плести какую-то чушь о том, что не приняла всерьез слова Элины, зная, что она пьянчужка и могла все это выдумать. Он задумчиво кивал.

— Да-да, киска, я понимаю, что ты хочешь сказать. У нас на работе был один такой. Все время ходил пьяный. Если же когда и явится трезвым, то уж после обеда точно напьется. Да что там! С ним просто опасно было работать. Один раз он не выключил точильный станок и Джейку — ты ведь помнишь Джейка? — полпальца оторвало. Но Греншо — этот пьяница — свалил все на меня.

К мистеру Контрерасу вернулось хорошее расположение духа, он говорил и говорил. Его благодушный голос, тяжесть хорошего бифштекса в желудке, теплое чувство удовлетворения от того, что я снова в своем собственном доме, — все это сделало свое дело — я почти отключилась в сладкой полудреме. Рука свесилась с кресла, Пеппи легонько лизала мои пальцы, а сама я согласно кивала в такт словам старика.

Резкая трель телефонного звонка вывела меня из этого приятного полузабытья. Я протянула руку и сняла трубку. Мюррей.

— Привет, Варшавски! Только начал сочинять твой некролог, а ты снова выкарабкалась. Сколько там у тебя еще жизней в запасе? Три?

— Я слышала, ты назвал меня самым беспокойным частным детективом в Чикаго?

— Ну и что такого? Это не оскорбление, я узнавал в юридическом отделе. Можешь подать на меня в суд, если докажешь, что это неправда. Слушай, скажи лучше, кто это сделал? Из какого лагеря — от Роз Фуэнтес или той бродяжки, Сериз?

— Иди спроси полицейских, им платят за расследование поджогов и убийств из городской казны.

— А ты будешь сидеть дома и следить по телевизору, пока они все это раскопают? — Он ухмыльнулся, — слушай, ну между нами, старыми сыщиками, что ты там делала?

Его голос с такой силой отдавался в трубке, что перед глазами у меня снова заплясали черные точки. Я отодвинула трубку подальше от уха.

— Сама не знаю — потеря памяти. Это, наверное, тоже было в газетах?

— Ну ладно, скажи хоть несколько слов. Я ведь для тебя делаю довольно много. — В его голосе звучали льстивые нотки.

Здесь он прав: если я и впредь рассчитываю на его помощь, надо кое-что подбросить и ему. Я рассказала Мюррею все с того момента, как Элина позвонила мне, и кончая пожарной лестницей.

— Теперь твоя очередь. Как пожарные узнали об этом так скоро?

— Анонимный звонок, — сказал Мюррей.

Мистер Контрерас смотрел на меня во все глаза. Ему нужны были все подробности. Я дотянулась до кушетки, достала из сумки блокнот, вырвала листок и нацарапала специально для старика: «Анонимный звонок». Кто-то, оказывается, позвонил по 911 из телефона-автомата на углу улиц Сермак и Мичиган. Мужской голос, больше полиции ничего не известно.

— Значит, ты думаешь, что кто-то охотится за твоей тетушкой? — спросил Мюррей. — Кстати, как она?

— Во-первых, я пока ничего не думаю — голова болит так, будто по ней проехали все грузовики с цементом, идущие на Дэн Райан. А что касается тетушки, то вчера она уже сидела и ела, но говорить со мной отказалась и притворилась такой больной, что доктора отгородили ее от полиции каменной стеной. Позвони в Риз, может, доктора позволят тебе поговорить с ней. Но только не очень на это рассчитывай. Теперь ты знаешь ровно столько же, сколько и я. Спокойной ночи, я ложусь спать.

Я положила трубку прежде, чем он успел спросить что-нибудь еще. Телефон зазвонил опять, но я не прореагировала. Мистер Контрерас предложил постелить мне постель на кушетке, приготовить чай, оставить у меня собаку и еще кучу всего… Черные точки снова запрыгали у меня перед глазами и стали разрастаться в огромные круги.

— Я хочу остаться одна в своей собственной квартире и лечь спать в свою собственную постель. Я знаю, вы мне желаете добра; вы помогаете мне, как сумасшедший. Но если вы сейчас же не заберете собаку и не оставите меня в покое, я заору или потеряю сознание, а может быть, и то, и другое.

Старик был оскорблен в лучших своих чувствах. С другой стороны, он, конечно, понимал, что я нездорова; ему и раньше случалось видеть сотрясение мозга.

— Да-да, киска, мы уходим, успокойся, тебе сейчас главное — не волноваться. Отдыхай как следует. Тебе надо набираться сил. Ты выглядишь так, будто потеряла десять фунтов.

Он собрал посуду, поворчал по поводу того, как я мало съела, забрал собаку и вышел. Я заперла дверь на все три замка и поплелась в спальню. Черные крути перед глазами понемногу стали проходить, и я забылась в тяжелой полудреме. Элина была во всех моих снах. Конечно, она дыра в моей голове, но кто-то пытался ее убить, и я не могла этого так оставить.

Сегодня утром в клинике, перед тем как уйти, я пыталась с ней поговорить. Она притворилась спящей.

— Нечего разыгрывать из себя опоссума, тетечка. Тебе все равно придется когда-нибудь со мной поговорить.

А потом пришел доктор Хомерин, прервал мое наставление и вывел из палаты.

— У нее тяжелый шок, — пояснил он. — Это при том, что ее нервная система и до этого была не в лучшем состоянии. Я запретил впускать сюда полицейских. Хотите, чтобы и вас перестали допускать к ней? Стрессы ей сейчас категорически противопоказаны. Она нуждается в вашей поддержке, а не в укорах.