Озорной вампир

— Какого черта ты здесь делаешь?

Эван был ошарашен возмущенным тоном Саши. Его похоть быстро сменилась гневом. Он повернулся и запер дверь, прежде чем снова повернуться к ней лицом. Последнее, что ему было нужно, это чтобы какой-нибудь похотливый мудак ворвался сюда и попытался присоединиться к веселью. — Что я здесь делаю? Какого черта ты здесь делаешь?

— Мне не нужно твое разрешение, чтобы куда-то идти или что-то делать. — Глаза Саши вспыхнули серебром, показывая, что ее гнев вот-вот достигнет предела.

— Да неужели? — Эван знал, что лучше не дразнить ее, но ничего не мог с собой поделать. — Так ты говорила или нет, что я твоя пара? Часто ли ты делаешь такие заявления, прежде чем искать других мужчин, чтобы потрахаться?

Глаза Саши широко раскрылись. Она ухватилась за спинку кровати и наклонилась вперед, чтобы подчеркнуть свои слова. У Эвана пересохло во рту, когда он посмотрел на нее. Выражение ее лица… мертвенно-бледные глаза, сверкающие серебром, раскрасневшееся лицо, грудь, прижимающаяся к обтягивающей майке, которая грозила выплеснуться из глубокого V-образного выреза.

— Ты прогнал меня!

— Ты меня укусила!

Саша издала лающий недоверчивый смешок.

— Вампир! — Она ткнула себя пальцем в грудь. — Мы вроде это делаем.

— Как это? Вонзаете свои клыки в горло жертвы, не спрашивая разрешения?

Саша обиженно нахмурилась, и Эван почувствовал укол минутного сожаления. Она была права. То, что она сделала, было просто тем, что было в ее природе. Он не мог винить ее за это, и все же столетия ненависти и обусловленности убедили его поступить именно так. Между ними воцарилась тишина, такая густая и тяжелая, что он едва не задохнулся. Эван боролся с желанием потереть грудную клетку, но вместо этого сократил пространство между ними и прижался губами к ее губам.

Эван трахал Сашу, но еще не целовал ее. Ее губы были такими же мягкими, как он себе представлял, полными и шелковистыми, когда она поддалась ему. Эван углубил поцелуй, заставляя ее губы раздвинуться своим языком. Она все еще держалась за спинку кровати, создавая пространство между их телами, и в груди Эвана зародилось рычание. Он не хотел, чтобы между ними был хоть дюйм свободного пространства. Он хотел, чтобы ее руки были на нем. Любая оговорка с ее стороны была неприемлема.

Как бы ему ни было неприятно прерывать их поцелуй, Эван отстранился. Как раз достаточно, чтобы сказать:

— Прикоснись ко мне.

Саша откинулась назад в демонстративном вызове.

— Нет.

Разочарование Эвана нарастало. Пассивная агрессия никак не могла успокоить гнев, кипевший под самой поверхностью его контроля. До того как он оскорбил ее той ночью на складе, Саша не могла оторвать от него своих рук. Теперь же, в наказание, она утаивала то, что он хотел. Эван плохо реагировал на любую враждебность. И любые наказания. Черт возьми, он бросил вызов своему собственному лидеру, самому страшному военачальнику в сверхъестественной истории. Он не ожидал от Саши ничего, кроме полной капитуляции.

Этот кусок дерьма — перевертыш — взял Сашину руку и положил ее на свой член. Он толкнул ее, когда она не хотела, чтобы ее толкнули. Этому ублюдку повезло, что Саша удержала руку Эвана, иначе именно эта часть его тела ушла бы первой. Возможно, было неразумно выдвигать требования, когда всего несколько минут назад она столкнулась с такими же домоганиями. Эван хотел быть понимающим и нежным, как все те чувствительные мужчины, но это просто не было запрограммировано в его биологии. Он был дородным, требовательным, бесчувственным. Эгоистичным, грубым. Черт, может быть, он был так же плох, как этот кусок дерьма оборотень. Единственная разница заключалась в том, что за короткий промежуток времени он уже чувствовал собственнический инстинкт, когда дело касалось энергичного вампира. Он не хотел, чтобы руки, губы или что-то еще принадлежало другому мужчине, чтобы даже не смел смотреть на нее с интересом.

Эван хотел Сашу для себя. И эта всепоглощающая, невыносимая жажда наверняка станет его погибелью.

Он не станет ее принуждать. Он не возьмет ее руки и не положит их туда, куда он хотел, как это сделал оборотень. Но и он не станет просить об этой услуге. Военачальник никогда никому не кланялся, даже любовнице. Если он действительно был ее парой, Саше придется смириться с этим фактом.

Он снова поцеловал ее. Он не станет принуждать ее, но наверняка сделает все возможное, чтобы убедить ее сделать то, что он хочет. У Эвана был тактический склад ума, и он был более чем готов выиграть эту битву желаний. Она хотела его. Насыщенный аромат ее возбуждения проник в его ноздри. Она просто была слишком горда, чтобы признать это после того, как ей причинили боль.

Она крепче вцепилась в спинку кровати, как будто это было необходимо, чтобы не дать ей протянуть руку. Возможно, она и не хотела прикасаться к нему, но Эван не собирался накладывать на себя подобные ограничения. Он прижался к ней. Одной рукой обхватил ее сзади за шею, а другой скользнул по спине, чтобы обхватить ягодицы.

Эван уперся бедрами, и Саша издала сдержаный стон. Он оторвался от ее губ, поцеловал в уголок рта, вдоль подбородка, у основания уха.

— Прикоснись ко мне, — снова потребовал он.

Ее ответ был не более чем шепотом.

— Нет.

Она наказывала его за то, что он отверг ее укус. Если он не хочет, чтобы ее клыки впились ему в горло, она не доставит ему удовольствия своим прикосновением.

— Если ты не хочешь прикасаться ко мне, тогда, может быть, мне следует привязать тебя к этой кровати? — Эван скользнул руками вниз, чтобы обхватить ее запястья. — Может быть, это удовлетворит твое упрямство. — Он взял ее мочку уха зубами и нежно прикусил. — Или, может быть, это расстроит тебя до такой степени, что ты будешь умолять меня позволить тебе прикоснуться ко мне.

Она издала тихое фырканье, которое не несло и половины того убеждения, который он ожидал от нее услышать.

Его хватка усилилась, и она медленно выдохнула, тая в его объятиях. Значит, ей нравится перспектива быть связанной и отданной на его милость? Это наверняка удержит ее злые клыки на безопасном расстоянии. Жар поднялся в животе Эвана при воспоминании о том укусе, за которым последовал прилив восхитительного тепла. Но это вовсе не означало, что Эван готов был принять катастрофу, позволив ей повториться.

Он был более чем готов раздвинуть свои границы с Сашей. Она была женщиной, которая знала, что у нее на уме, и чего она хочет. Если ей не понравится то, что он собирается сделать, он не сомневался, она даст об этом знать.

Он убрал руки с ее запястий на талию и перебросил через спинку кровати на матрас. Она ахнула от удивления, но не пошевелила ни единым мускулом, когда он обогнул кровать и встал рядом с ней. Он уперся руками в матрас и склонился над ней.

— Прикоснись ко мне. — Она знала, чего он хочет, и он предупредил ее о том, какой будет альтернатива.