Озорство

— Попробуй вкус детской крови! — верещал священник. — Попробуй вкус крови невинных младенцев, убийца, привыкшая убивать их! Попробуй вкус крови нерожденного невинного младенца, убийца, позволяющая вырывать их из священного материнского лона! Попробуй вкус крови своих беззащитных потомков, уничтоженных убийцами, не позволившими им родиться! Пей кровь несчастного нерожденного младенца, плода матери, чей священный сосуд испоганили убийцы! Попробуй вкус крови, пей кровь, утопи проклятую добычу убийц в невинной крови потомков, лишенных женской святости и чистоты! Убийцы, дайте детям жить! Убийцы, дайте детям жить! Убийцы, дайте детям жить!

Небольшая кучка противников абортов столпилась тесным полукругом за спиной своего вожака. Их взгляды были устремлены на Тедди, они смотрели, как по ней струилась кровь. Они выбрали ее, одну из всех своих противников, облили кровью. В их глазах она была символом убийцы невинных младенцев, на нее одну была обращена их ненависть.

Восемь человек стояли плечом к плечу, с укором показывали на нее пальцами и хором кричали:

— Убийцы, дайте детям жить! Убийцы, дайте детям жить! Убийцы, дайте детям жить! Убийцы, дайте детям жить!

Она так и не нашла носового платка в кармане.

По ее лицу текла кровь.

* * *

Сонни Сэнсон — так назвался он Картеру, но Картер был не такой уж простак, чтобы поверить ему. Высокий, стройный, светловолосый, со слуховым аппаратом в ухе. Тип мужчины-лидера, если бы только не его глухота. Прошу прощения, плохой слух. В наши дни нужно уметь выражаться правильно, но деликатно. Это иногда сводило Картера с ума, в те минуты, когда он пытался вспомнить, что приемлемо, а что нет. Проклятые бабы, это все из-за них. В тюрьме глухой так и назывался глухим.

— Вся беда в том, — говорил Глухой, — что форменная одежда, которую вы берете напрокат в костюмерных, выглядит ненастоящей.

Картер поспешил согласиться с ним.

Прежде всего Картеру не нравилась сама идея участвовать в качестве мусорщика в предстоящем событии, и он поспешил согласиться, что вещи, которые Глухой собирался взять напрокат, действительно выглядели как ненастоящие.

Словно предназначались для спектаклей летнего репертуара:

«Моя сестра Эйлин», «Мышьяк и старое кружево», «Цена», «Ребята и куклы», «Вестсайдская история». Ни в одной из этих пьес не было роли мусорщика. Картер это знал. До того как он стал сбытчиком наркотиков, причем самого низкого пошиба, он служил актером. Играл роль офицера Крупке в «Вестсайдской истории» и офицера Брофи в «Мышьяке и старом кружеве». Карьера оборвалась, когда он готовил роль брата полицейского в пьесе Миллера. Забыл вот только, как звали этого персонажа. Представление состоялось, если ему не изменяет память, в Провинстаунском драматическом театре. Ему вдруг пришло в голову, что ты можешь сыграть сотню ролей полицейских на сцене, но это вовсе не помешает настоящим полицейским сцапать тебя на месте преступления, если они сочтут это нужным.

Этот глухой — Сэнсон или как там его звать — знал, что Картер отбыл срок в тюрьме за одно неблаговидное дело.

Продавал мальчишкам наркотики в забегаловке «Звуки музыки». Знал он также и то, что Картер играл в театрах. Именно это, думал Картер, и привлекло к нему внимание Глухого.

Его актерский опыт, коли уж на то пошло. Из этого Картер сделал вывод, что в сценарии Глухого были роли фальшивых мусорщиков. Вот для них-то и нужны были униформы. Поэтому Глухой и решил встретиться с ним наедине — прямо как в театре. Нельзя, чтобы униформы выглядели ненастоящими. Картер ждал что Глухой скажет еще об этом. Сейчас не следует ничего говорить самому — только слушать. Он хорошо знал, что лучшие в мире актеры были также и хорошими слушателями.

— Вот почему нам нужно украсть их, — произнес Глухой. — Униформы.

— Вы затеваете кражу униформ служащих департамента санитарии, — уточнил Картер.

Нужно держаться невозмутимо, словно это в твоем характере. Эту истину Картер узнал давно. Ты равнодушно повторяешь слова собеседника и тем самым обессмысливаешь их.

— Да, — продолжал Сонни. — Вернее, я надеюсь, что вы украдете их для меня.

— Вы хотите, чтобы я украл униформы служащих департамента санитарии, — повторил Картер.

Ни одно слово не выделяется, с бесцветной интонацией повторяется сообщение собеседника, невозмутимо, глаза не выражают никакой мысли. «Вы хотите, чтобы я украл униформы служащих департамента санитарии». Словно эхо.

— Да, — подтвердил Глухой.

— Снять их с мусорщиков? — спросил Картер и улыбнулся своей шутке. Хе-хе.

— Если потребуется, да.

— Их нужно заполучить каким-нибудь другим способом, — сказал Картер.

— Я не уверен, что этот способ существует.

— Никаких краж.

— Кража иногда — простейший способ заполучить то, что нужно.

— Кражей можно за одну минуту свести на нет всю работу. Кража униформ мусорщиков — невероятная глупость. Все взлетит на воздух и замарает вас. Не думаю, что вы жаждете, чтобы это случилось с вами.

— Нет.

— Сколько вам нужно униформ?

— Их наденут четверо из нас.

— Кто эти четверо? Мне нужно знать размеры. Понимаете?

— Разумеется.

— Так кто же они?

— Вы, я и еще один мужик по имени Флорри Парадайз.

— Флорри Парадайз.

Его лицо снова приняло непроницаемое выражение.

— Да. Четвертого нужно еще выбрать.

— Велика ли степень риска в этом деле? — спросил Картер и бросил на Глухого Взгляд.

Этот Взгляд он отработал, когда играл эпизодическую роль сбытчика наркотиков в спектакле «Зло в Майами». Это было до того, как торговля наркотиками ненадолго стала, эпизодом его собственной жизни. За нее он схлопотал пять лет и десять месяцев. Срок ему скостили до двух с половиной лет за хорошее поведение и постановку спектакля, который мог бы удостоиться премии Академии искусств. Он предстал перед комиссией по досрочному освобождению, и ему удалось убедить полицейских, что актерство является законным и достойным способом вносить свой посильный вклад в развитие общества. Он вышел на свободу шесть лет назад и с тех пор даже не вспоминал о сцене. Ему больше нравилось заниматься ночными кражами со взломом. В тюрьме можно всему научиться, было бы только желание. Его Взгляд говорил: «Человек я рассудительный, так что не вздумайте морочить мне голову».

— Потому что, — продолжал он, сверля собеседника Взглядом, — чем рискованнее предприятие, тем больше денег я хочу получить за свое... гм... участие в нем.

— Само собой разумеется, — подтвердил Глухой. — Я вам подробно расскажу, что мне от вас нужно. А вы ответите мне, соответствует ли, по вашему мнению, риск вознаграждению, которым я рассчитываю оплатить ваше участие. Так вы, кажется, изволили выразиться?

— Да, — сказал Картер.

Ему показалось, что этот болван с плохим слухом плутует.

— Итак, говорите, что вам от меня нужно, — проговорил он.

— Прежде всего униформы. Всего четыре комплекта. Мне наплевать, как вы их достанете. Купите, украдете или найдете под камнем. Свои размеры вы знаете. Я дам вам мои размеры и размеры Флорри. Размеры четвертого нашего компаньона я смогу дать вам только в конце недели.

— Как вы себе мыслите все это? Один человек за рулем, а остальные трое непосредственные исполнители?

— Что-то вроде этого.

— Это я спросил потому, что у меня есть на примете отличный водитель. Я с ним познакомился в притоне. Прекрасный парень. Руки у него, как у нейрохирурга. Он привезет вас туда и увезет оттуда за скромную плату и гроша лишнего не потребует.