П. Ш.

На «Чкаловской» было несколько ларьков и павильончиков. Цветочный павильончик, прямо рядом с метро, был как оазис среди пустыни. Стоило туда зайти даже, чтобы погреться. Теплый желтый свет и яркая зелень цветов манили как дудка Нильса – крыс. Я зашел в павильон. Увидел знакомую продавщицу. Она не обратила на меня внимания – собирала букет для мужчины в костюме и с дипломатом. Сейчас дипломаты носят, наверное, только военные и преподаватели. Я стал двигаться вдоль ряда цветов, рассматривая ценники. Мужчина побалагурил с продавщицей, похохотал с одесским акцентом и вышел из павильона. Тут же я услышал резкий голос продавщицы: «Мужчина, вам что надо?» Она наверняка не смогла точно определить, к какому классу меня отнести – к бомжам или пролетариату. Бомжа можно было выгнать, не спрашивая, а у пролетариев иногда хватало денег на гвоздичку на сдачу со стольника, после бутылки портвейна.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Я не хотел, чтобы она меня узнала, а она и не узнала бы. Мне показалось, ее взгляд смотрит куда-то сквозь меня. Она говорила не со мной, а с моим старым пуховиком и мокрыми ботинками.

Я спросил, нет ли у нее какой-нибудь работы для меня.

«Ты что, сдурел? Какая работа в двенадцатом часу? К тому же у нас уже все вакансии мусорщиков и что-нибудь-помогальщиков заняты. Подачек я не даю! Дуй отсюда, пока милицию не вызвала».

Я не обиделся на нее. Я чувствовал в ее голосе не столько злость, сколько страх. Ей приходилось быть решительной, работая одной в этой стеклянной точке. Хотя нет, обиделся, если честно. Больше не буду покупать здесь цветы.

Я вышел из павильона. Через дорогу еще работал только павильон-закусочная. Остальные были закрыты. Я зашел туда, но из-за прилавка сразу выбежал таджик и со словами: «Давай, давай отсюда», начал оттеснять меня обратно к выходу. Я не мог понять, в чем дело. За столиком в зале сидели два товарища, одетые не намного лучше, чем я. Они явно чувствовали себя хозяевами жизни в этой забегаловке. У них на столе стояли какие-то салатики, кура-гриль, а в сумке на стуле – початая бутылка водки. Они одобрительно смотрели на действия продавца. Он продолжал приговаривать: «Не пугай посетителей. Давай. Давай».

Когда я оказался на улице, я спросил у него: «Почему ты меня выгнал? Может, я пришел купить у тебя курицу?» Он ответил: «Э-э, Вася, я вижу – у тебя нет денег! Зачем обманываешь? Я десять лет уже работаю! Если есть – покажи, извиняться буду!»

В лицо хлестал холодный ветер и мокрый снег. Я развернулся и пошел. Неужели по мне видно, что у меня нет денег? Раз по мне видно, значит, сейчас я нищий. Раз я нищий – попробую просить милостыню. Мое психическое состояние в тот момент соответствовало этому определению.

Я пошел снова к метро. Я вглядывался в лица немногочисленных спешащих прохожих. Не встретил ни одних глаз. Носы. Мобильники. Подбородки. Губы. Сигареты. Но глаз не было. Слепой город не хотел видеть меня. Я подошел, наверное, к двадцати прохожим с заранее заготовленной речью, что, мол, не хватает пяти рублей на метро. Почти все постарались убежать и отмахнуться от меня. Один пожилой мужчина начал отчитывать и стыдить, крича, как мне не стыдно, молодому человеку, просить деньги, а не зарабатывать их. Один студент без разговоров дал пятерку, видать, и сам был в такой ситуации. Одна пожилая женщина сочувственно остановилась, внимательно выслушала меня, достала из плащевой хозяйственной сумки старенький кошелек, открыла его и достала десять рублей. Я видел, что в кошельке у нее было еще несколько десяток и полтинник, возможно, ее последние деньги. Мне стало стыдно. Я сказал, что обязательно верну ей и спросил адрес. «В доме напротив, во дворе, первая парадная, вторая квартира, – сказала она. – Не волнуйся, мой сын сейчас на чужбине скитается, может, и ему кто поможет в случае чего!». «А где скитается-то?» – спросил я. «В Америке. Павлом зовут. Ефимовым. Пишет, что все хорошо. Но я все равно волнуюсь. Он мне хотел, этот, как его, «Интарнет» провести, деньги прислал на компьютер. Большие деньги. А мне-то зачем? Я уж старая. Я себе на похороны отложила. А он ругается, когда звонит. Правда, нечасто. Он у меня солидный такой. Вот, смотри», – она показала фотографию. С нее смотрел чуть седоватый мужчина, лет сорока, в пиджаке и рубашке с американской улыбкой. «Красивый. Правда? Ну ладно. Можешь и не возвращать, у меня деньги-то есть, хоть и на книжке. А мне много-то и не надо. Так, на еду. Лекарства сынок присылает. На еще десятку! – она достала еще одну бумажку. – Серафима Степановна, кстати, будем знакомы!» – «Олег». Она не побоялась рассказать все незнакомому мужчине в промозглую погоду. На душе стало теплее. Двадцать пять рублей уже есть. «А почему вы не испугались меня?» – спросил я. – «А чего тебя бояться-то? Ты ж не хулиган и не бандит. Я-то вижу!» – «Спасибо вам огромное, Серафима Степановна! Я обязательно отдам!» Я смотрел вслед этой доброй женщине, мысленно благодарил ее и со стыдом думал, что ни за что бы не обратил на нее внимания на улице раньше.

Мне нужно было найти еще рублей пятьдесят-шестьдесят, чтобы взять какой-нибудь хот-дог и бульон.

Я решил попробовать их заработать. Я знал, что неподалеку есть магазин «24 часа». Направился туда. Я вспомнил события с утра сегодняшнего дня. Обычное утро в офисе. Разборки с секретаршей. Поход в турфирму. Женщина, разговаривающая с мусорным баком. Обида на нетерпеливого Михаила. Уход от воображаемой погони. Ситуация с бизнесом Евгения. Разговор с Михаилом. Кузница. Событий хватило бы на год вперед.

Почему меня гоняли продавцы? Наверное, всем было сразу видно, что у меня нет денег. Я вспомнил пословицу, которую услышал когда-то давно: «Кто выглядит голодным, никогда не будет накормлен». Я решил успокоиться. Придал себе решительный вид. Моя одежда ровно ничего не значит. Все дело во внутреннем состоянии. У меня есть двадцать пять рублей, а значит, я уже не буду голодным. Я не выгляжу как хулиган. Осталось добавить респектабельности во внешность. Я выпрямил спину. Улыбнулся и вошел в магазин.

«Здравствуйте! Бог в помощь!» За прилавком стояла молодая продавщица. Наверное, украинка. Темные волосы и карие глаза. Она улыбнулась в ответ: «Добрый вечер». У украинок есть особый блеск в глазах, который передается генетически. Он несет в себе цвет подсолнуха и тепло украинской ночи.

«Я хочу спросить, не могу ли я чем-то помочь вам? В юридическом плане? Я понимаю, что человек, предлагающий юридические услуги в двенадцать ночи, выглядит не очень убедительно, но, в крайнем случае, работу дворника я тоже осилю. Завтра у меня будут деньги и документы. А сегодня мне нужно просто заработать на еду».

Девушка захохотала. «Юристом или дворником… – передразнила она меня. – Ты прямо, как я! Два года назад я приехала в Россию, чтобы стать директором украинского ресторана или хотя бы администратором, в крайнем случае, официанткой. А сейчас работаю продавщицей. Официанткой не понравилось».

Девушку звали Оксана. Как она очаровательно улыбалась! Ведь я был здесь много раз, но не замечал этого, не слушал ее звонкий голос. А сейчас я был очарован ею.

«Для начала покажи, какой из тебя дворник! Пошли в подсобку! Видишь коробки? Сложи их и вытащи на помойку. Помойка в соседнем дворе. Да смотри – не стащи ничего! Ведется скрытое видеонаблюдение!» Я так и не понял, серьезно ли она говорила все это, но слова ее вызвали у меня улыбку.

В узкой подсобке едва хватало места, чтобы развернуться. Коробки были сложены друг на друга стопкой. Я старательно разбирал их и складывал. Минут через десять у меня образовалась аккуратная пачка, которую я за два захода вытащил в мусор.

«Что ж, десятку ты заработал!» – торжественно сказала Оксана.

Я заметил, что на прилавке лежала тетрадка в 48 листов и спросил, нет ли у нее еще такой. Она спросила, зачем она мне. Я ответил, что хочу написать книгу «Как стать дворником за 24 часа. Пособие для чайников». Господи, как искренне и как красиво она смеялась. Как хорошо быть таким открытым искренним человеком. Порой сдерживаешь улыбку, не говоря уж про смех, чтобы не показаться несерьезным. На самом деле – это так глупо. Почему у юриста должна быть маска безэмоционального чурбана? Нет, не так. Почему я решил, что у юриста должна быть такая маска? Откуда взялся этот контекст?

Я смеялся вместе с ней как ребенок. Это был какой-то очистительный смех. Все мое напряжение показалось мне таким смешным и неестественным. Оно ушло. Вместо него пришла радость. Радость от того, что я смог заработать еще десять рублей. Что познакомился с такой очаровательной девушкой.

«А ты и вправду юрист?» – спросила она. «А что, по мне не видно?» – спросил я. И мы снова посмеялись. «Я дам тебе тетрадку и даже карандаш, если ты дашь мне свой телефон и вспомнишь, что я тебе оказала услугу, когда я позвоню и попрошу у тебя юридическую консультацию», – нарочито серьезно сказала она. При этом глаза ее продолжали смеяться. «Да, донна!» – сказал я и продиктовал ей свой номер, который она записала в свой недорогой «Нокиа». «Прямой?» – спросила удивленно она. «Как шпиль Останкинской телебашни», – ответил я. Она тут же нажала кнопку вызова. Я вспомнил, что телефон остался у Михаила. Оксана поднесла к моему уху свой телефон, смешно уткнув вторую руку в бок и прищурив глаза. «The mobile phone is switched off…» – услышал я знакомый текст. «Скажи еще, что это твоя секретарша! Обманщик!» – выпалила она и слегка ткнула меня кулаком в живот. Ее непосредственность обезоруживала. «Нет! Это не моя секретарша! Секретаршу мою зовут Ксения. Почти как тебя, точнее, также как и тебя! А эту девушку я никогда не видел, но она за всех отвечает! Очень ответственная девушка. Или ответчивая? Как правильно?»