Падающая башня. Огнем на огонь

– Ну ты, шваль, чего не открываешь?!

Кто-то икнул, сморкнулся, ввалился в прихожую, сразу направился в комнату, остановился, заметил ее – в дрожащую руку вцепились грубые пальцы, оставляя на тонкой коже синяки.

Леони закричала и открыла глаза, но тут же зажмурилась, голова дернулась в сторону от удара – прямо в челюсть. В ушах зазвенело, кожа на губе треснула, потекла тонкая струйка крови.

Она не сразу расслышала шаги. Не сразу смогла распознать голос спасителя. Что-то происходило, но понять, что именно, не представлялось возможным: ее обволакивал липкий страх.

Наконец дверь захлопнулась, снова щелкнул замок.

– Эй.

Чья-то теплая рука осторожно прикоснулась к плечу, Леони отшатнулась в сторону, ожидая нового удара. И только мгновение спустя решилась открыть глаза.

Стиви!

– Он… ушел? Кто… кто это был?

– Это… я не помню, как его зовут, – махнул рукой Стивен, стряхивая с лица остатки сна. – Ошибся дверью. Точнее, этажом. Вроде с пятого. Думал, подруга не пускает.

– А-а-а-а, – протянула Леони, слизнула кончиком языка капельку крови и спешно по привычке пригладила волосы, зачесывая пальцами назад за и без того оттопыренные уши.

– Ты в порядке?

– Да, в полном, – выдавила из себя улыбку девушка. – Спасибо. Вот видишь – тебе нельзя уезжать.

– Ладно. Я пойду… – пробормотал Стивен, развернулся и вышел.

– Тебе нельзя уезжать, – повторила Леони и потерла пульсирующую болью губу. – Или мне нельзя тут оставаться.

* * *

Солнце щипало нос и щекотало глаза. Широкие джинсы, подвернутые до самых колен, натирали кожу, и Леони уже пожалела, что не смогла реанимировать заношенные вчера брюки или не надела платье, поглаженное еще на прошлой неделе как раз на случай жары.

Ноги упрямо крутили педали. Руки с силой сдавливали мягкую оплетку руля. Сегодня она выехала рано, поэтому действительно не спешила и могла выбрать пыльную дорогу, а не густонаселенное насекомыми поле.

Та же развилка – надо решать. По привычке закусив губу и тут же вскрикнув от боли в ранке, девушка вглядывалась в шелестящую вдалеке реку, хотя отсюда рассмотреть что-то было нереально.

«Можно искупаться. Время еще есть», – пришло вдруг в голову.

Вода в реке, источающая запах ила, освежала, покалывала еще не успевшее толком проснуться после беспокойной ночи тело, закручивала короткие волосы в упрямые завитки. Выйдя на берег, Леони присела на нагретый солнцем камень. По плечу, шее, щеке пробежал ветерок, заблудился в ресницах. Мимо пронесся жирный, накрахмаленный пыльцой шмель. Пальцы ног путались в чуть влажной траве. Она пыталась в тысячный раз прогнать зудящую все утро мысль:

– Мсье Этьен, у вас, я слышала…

Голову опустить, глаза поднять – так они кажутся еще больше.

– У меня гениальная идея! А что, если…

Разжечь огонек в глазах. Только не сжимать так нервно пальцы!

– Мсье Этьен, от вас зависит моя жизнь! Сжальтесь!

«Ты еще слезу пусти, актриса чертова».

– Я подумала: может, вы сдадите мне комнату наверху?

«Ага, а платить ты чем будешь?»

Звонко похлопав ладошками по голому, нарочно выпяченному вперед, насколько позволяло тощее тело, животу и ощупав еще влажное белье, Леони, скривившись от отвращения, натянула джинсы и вздохнула.

– Мсье Этьен… Мсье Этьен…

Он тысячу раз просил не называть его «мсье», но девушка то ли слишком стеснялась разницы в возрасте, то ли была на удивление хорошо воспитана.

Через пятнадцать минут она была уже рядом со знакомым темно-серым домом. Бросив велосипед на привычное место, девушка поднялась на крыльцо, заученным движением приложила правое ухо к двери, прислушалась, привычно дернула ручку и потянула на себя.

– Мсье Этьен! Мсь…

Сегодня он уже стоял в коридоре, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. В холодных глазах читалось раздражение, а на губах улыбка.

– Завтракать будешь? – нахмурившись при взгляде на разбитую губу Леони, спросил он, пригладил в сторону упавшие на лоб пряди волос и, не дожидаясь ответа, ушел на кухню. А вместо «Что с тобой случилось?» предпочел спросить: «Тебе джем достать?»

– Джем! – зачем-то выкрикнула Леони, осеклась, опять тщетно попыталась покраснеть от смущения, скинула стоптанные кроссовки в угол и пошла следом на кухню.

Опять ломти поджаренного хлеба, в этот раз на чесночном масле, знакомый заветренный паштет, баночка джема (или все-таки варенья?) из кислых яблок и шикарный воздушный омлет с помидорами на всю огромную сковороду.

– Мсье Этьен… – Леони понимала, что не в силах проглотить ни кусочка, пока не озвучит тот самый вопрос. – Я подумала: может, вы сдадите мне квартиру наверху? Только я заплачу позже. Я… собираюсь устроиться на работу. И у меня есть…

Этьен удивленно поднял брови, наливая приличную порцию молока в кофе, но промолчал.

– Я просто… я подумала… – залебезила Леони, проклиная себя за то, что начала этот разговор: даже аппетитно подрумяненные куски хлеба теперь выглядели на удивление омерзительно.

Он молчал. Молча мазал паштет, молча и бесконечно долго прожевывал поджаренный мякиш. Казалось, молчание, сгустившееся до консистенции этого самого паштета, тоже можно было намазать на хлеб.

Глоток кофе с молоком, взгляд прищуренных глаз.

– Оставайся. Только там не убрано. И жить будешь одна, я тут не живу, – еще немного помолчал, словно ему было мало. – Не боишься?

– Если никто не будет выкидываться с балкона на козырек прямо у моих окон или вламываться ночью, то не боюсь, – растянула губы в улыбке Леони и с жадностью вцепилась в одурманивающе пахнущий чесноком ломоть хлеба.

Этьен снова удивленно вскинул брови и снова промолчал. Встал, поставил чашку в раковину и вышел. Уже через пять минут послышалось перешептывание огня в печи и шелест виниловой пластинки.

«Если так пойдет дальше, я разучусь говорить», – вздохнула Леони. Но даже перспектива навеки замолкнуть и не слышать человеческую речь вовсе не могла омрачить клокочущую внутри вулканом радость – радость свободы!

Дело за малым – найти нормальную работу, чтобы платить за аренду.

2 До мелких хлопьев пепла

Просыпаться в абсолютной тишине одновременно упоительно и страшно. Леони узнает об этом позже, а первое утро в доме Этьена Ле Гро для нее начнется с тарахтения двигателя старого пикапа мастера.

Лениво потянувшись, девушка не торопилась открывать глаза и стряхивать с лица до неприличия довольную гримаску.

– Пам-пам-пам! – одними губами прошелестела она, скинула выстиранный вчера и пахнущий цветами плед, перевернулась на живот, утопила лицо в подушке, шумно вдохнула едва различимый запах пыли и взъерошила волосы: как могла, оттягивала момент пробуждения.