Падение драконов

— Он не любит об этом говорить, — пояснил Том.

Габриэль кивнул, но де Бозе продолжил:

— У меня был амулет. Очень древний. В последний раз он сломался. Думаю, когда я в следующий раз поймаю копье, мне конец.

— Как и любому из нас, — сказал Габриэль. Том кивнул, соглашаясь.

— Я думал, что я храбрый, — де Бозе вздохнул, — а теперь понимаю, что боюсь смерти.

— Добро пожаловать, — сказал Габриэль.

— Что? — нахмурился Том. — Ты боишься смерти?

— Постоянно. Смерти, разложения, унижения, пыток, агонии, неудачи, успеха… да чего угодно.

— В этом я не сомневался, — хмыкнул Том.

Габриэль кивнул и улыбнулся де Бозе.

— Раз ты жив, оставайся со мной. Эткорт с ног сбивается.

— Мне нужен новый лучник, — сказал де Бозе, вставая, — но я в игре.

— Бери боглина, — предложил Том.

— И возьму. — Де Бозе улыбнулся. — Мне нравится этот жучок. Вы не против иметь его при себе?

— Потерплю, — сказал Габриэль по-горски.

Том не обратил на это внимания.

— Ладно. Думаю, мы все не влезем на твою летающую тварь?

— Нет. Готовьте войско к переброске, а имперцев отправьте по дороге, с едой. — Он указал на схолариев: — Комнина и Майкла я оставлю с Бланш охранять Арле.

— Ага. Это почему? — спросил Том.

— Потому что Майкл — заместитель меня как капитана, а Комнин — меня как императора.

— Ну и короновал бы юного Георгия, — сказал Том.

— Забыл, насколько горское общество похоже на империю, — улыбнулся Габриэль. — Надо было.

— У нас есть выборный наследник, — осклабился Том, — и мне не надо отвечать за весь мир. Так, по мелочи.

Габриэль засмеялся. По-настоящему, как не смеялся очень давно.

— Что насчет еды? — спросил Том.

— Прямо сейчас через перевал идет обоз из четырех сотен телег. Ты не думал, где Сью?

— Она велела мне не спрашивать. — Том слегка улыбнулся. — Мы все еще вместе… ну, ты знаешь. А как врата?

— Я не думал, что мне придется кормить беженцев. Хотя бы не так много. В остальном все хорошо. Ну, кроме того, что Эш побеждает, Некромант никуда не делся, а Гармодий с месяц назад решил, что есть еще и третья сила, которую пока не видно. Ну и чума не побеждена. И что-то мы еще забыли. А так все хорошо.

— Я бы поболтал с тобой еще, — засмеялся Том, — но у меня куча дел.

Габриэль вернулся к Ариосто, который обгладывал уже не узнаваемые останки жирного тельца. За ним никто не пошел: войско всегда было семьей и оставалось ею, здесь ему придворные не требовались.

На Ариосто уставились два мальчика. Один предложил поймать грифона за поводья.

— Не вздумай, — улыбнулся Габриэль.

Мальчики убежали и оставили его одного. К счастью.

— Ты их убиваешь, прежде чем съесть? — спросил он.

Ариосто мурлыкнул. «Обязательно».

Габриэль кивнул и оперся спиной на седло. Посадочная площадка служила также плацем, и он видел почти весь лагерь. Долговязая женщина целовалась с Безголовым, думая, что их никто не видит. Двое лучников дрались, обмениваясь сильными и резкими ударами, — но, кажется, не всерьез. Дубовая Скамья болтала с Цаплей. Кто-то шел в нужник, кто-то стирал белье, ел, стрелял из лука или махал мечом. Двое кузнецов подковывали коней.

Пока он смотрел, все начало меняться. Раздался свисток; в центре лагеря, рядом с командирскими шатрами, разом рухнули палатки целого копья — раз, два, три. Шатер примипила качнулся взад и вперед, и с него начали снимать полотнища внешних стенок. Зазвучала труба. У них появился новый трубач — из Харндона. Габриэль никогда не видел этого парня, и ему вдруг страшно захотелось пойти и познакомиться с ним.

Новый трубач был чертовски хорош. Сигнал «снимайте лагерь» летел над травой, и палатки опускались одна за другой. Некоторые из ветеранов увидели императора и сделали правильный вывод.

Харальд Деркенсан, одетый в одну только длинную красную тунику, подбежал к началу строя льняных палаток и дунул в золотой свисток. Из палаток повыскакивали здоровенные вояки.

У Габриэля при виде всего этого рвалось сердце. На глазах выступили слезы.

«У меня никогда этого больше не будет, — подумал он, — будут любовь и власть, но этого не будет».

«Почему ты грустный?» — спросил Ариосто.

Габриэль забыл, что чудовище чувствует его эмоции, а иногда даже мысли.

«Я люблю этих людей», — пояснил Габриэль. Он никогда не позволял себе так думать.

«Конечно, любишь», — радостно согласился Ариосто.

Габриэль рассмеялся. Глаза жгло, он вытер щеки и почувствовал себя дураком. Они взлетели без лишнего шума, и, пока Ариосто медленно набирал высоту, Габриэль смотрел на вереницу телег, миновавших перевал чуть южнее. Одна тяжелая повозка потеряла колесо, и весь обоз остановился прямо в горах. Вокруг повозки собрались люди.

Он не видел перевал, ведущий в Этруссию, но знал, что в ста пятидесяти лигах к югу новый патриарх Рума, Люций ди Биччи, продвигался на север так быстро, как только мог. Он хотел присоединиться к армии герцога Митлийского, который спрятался за четырьмя лигами укреплений, окопов и бастионов в начале длинной долины у озера Дард. Их объединенные силы составляли двадцать тысяч человек.

У герцогини и Изюминки вместе набралось бы около восьми тысяч.

Но позади него, на равнинах Галле, оказался в ловушке древний колдун, которого люди называли Некромантом. По крайней мере, на пергаменте дело обстояло именно так. Никто точно не знал, что он может сделать на поле боя. Превратить армию людей в нежить?

Габриэль покачал головой, сидя в седле. Он не знал, но собирался узнать.

Под великолепными крыльями Ариосто граф Зак отсалютовал золотой булавой и двинулся на север, в сторону Арле. Его всадники составляли острие длинного копья людей, которые выстроились в лагере, почти исчезнувшем за час. Костры погасли, кузнецы подковали последнюю лошадь. Габриэль коснулся бока Ариосто, и грифон лениво повернул на север. Сразу за следующим гребнем клубилась пыль.

Изюминка и ее люди шли принимать командование.

Справа развернулось войско Святой Екатерины, готовое к походу. Кости были брошены.

Габриэлю хватило времени поесть и сменить летный костюм на красный камзол и шелковые шоссы. Держа под руку Бланш, он вернулся в большой зал и низко поклонился леди Клариссе, которая была, если уж на то пошло, даже моложе императора. От голода ее каштановые волосы и чистая кожа почему-то сияли еще сильнее. Она казалась такой же худой, как и все ее люди, а коричневое шерстяное платье было почти таким же простым, как у служанок, если не считать вышивки коричневой шелковой нитью. Как и Бланш, леди Кларисса надела рыцарский пояс с бляшками как символ власти, но, в отличие от Бланш, привесила к нему меч.