Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1
Шрифт:
– Это второе издание, – заметил Джон. – Первое вышло еще при жизни красавицы Эмбер.
– Но ведь это же ничего не доказывает, – возразила я. – Только то, что у романа был еще один источник. И эта Эмбер, герцогиня Райвенспер, – такое же вымышленное лицо, как и Роксана, описанная Дефо.
Но я думаю, что, если бы герцогиня действительно существовала, она сочла бы такую книжицу просто клеветническим пасквилем, – я листала страницы, просматривая текст.
– Она и сочла, – спокойно сказала Эмили.
– И не только сочла, – подхватил Джон, – но даже и ответила, издав подлинные собственные воспоминания. К сожалению, сегодня это издание стало библиографической редкостью, и у нас, увы, его нет. Но зато мы владеем кое-чем более достоверным.
С этими словами Джон предложил
– Ну что, Кати? – спросила Эмили, стоявшая рядом со мной в накинутой на плечи шали. – Теперь поверила?
– Но мне же ничего другого не остается! – Я пожала плечами и рассмеялась. – Но я хотела бы все это прочесть!
– Все это принадлежит тебе так же, как и нам, – сказал Джон. – Но мне бы не хотелось, чтобы эта рукопись путешествовала слишком много.
– Она и так путешествовала достаточно! – нетерпеливо возразила я. – Я хочу прочесть все это. Сегодня. Ночью! Дома! Ведь я все равно не смогу заснуть после всего, что случилось!
– Джон, – Эмили повернулась к брату, – мы можем дать Кати экземпляр, отпечатанный на машинке.
Она ведь и вправду сегодня ночью, наверное, не сможет уснуть.
Джон согласился и через несколько минут я стала счастливой обладательницей нескольких папок.
– Кати, ты как ребенок увлеклась этой старинной игрушкой, – Джон улыбался. – А между тем, нам еще так много нужно обсудить. Или ты забыла?
– О, Джон! – обиделась я. – Как ты можешь так говорить! Послушай, а где вы так хорошо изучили немецкий?
– Еще в детстве, с гувернанткой-немкой, – ответила Эмили вместо брата.
Уже совсем стемнело, я опасалась, что мои родители тревожатся. Мы решили, что Джон быстро проводит меня до дома, а завтра мы снова встретимся и все обсудим.
Джон быстро вел меня под руку по темным хмурым улицам, по улицам военного времени. В свободной руке он держал мою сумку с заветными папками. У дверей моего дома мы наскоро поцеловались. Родителям я решила пока ничего не говорить.
Всю ночь я просидела над машинописным текстом. Это даже помогало мне отвлечься от сумбурного водоворота мыслей о своей собственной судьбе. Я – графиня Элмсбери! Нет, нет, пока не надо об этом думать. Я всячески старалась отвлечься и, кажется, это мне удалось. Постепенно повествование захватило меня. Английский я знала хорошо, а некоторые старинные обороты не мешали понимать все остальное. Но все-таки в этом тексте было что-то странное. Тот ли это текст, который был написан золотистыми чернилами, гусиным пером? Кажется, все же тот. И заглавие. Но нет, это не может быть настоящим, это подделка. Или… Я ничего не могла придумать, никаких объяснений.
А, в сущности, почему меня так волновал этот, казалось бы, сугубо филологический вопрос: подлинник или подделка? Но ведь это непосредственно касалось Джона и Эмили. Не могу я лукавить наедине с собой. Меня волнует вопрос: кто они такие? И за этим вопросом следуют другие, еще более коварные и мучительные: кто они – подлинник или… Нет, и думать не хочу…
Утром в университете я не застала Джона. Спрашивать прямо, не знает ли кто причину его отсутствия, мне было неловко. Но из каких-то косвенных ответов у меня сложилось ощущение, что никому не известно, почему Джона сегодня нет. Я едва дождалась конца лекций. Первым моим желанием было кинуться в квартиру Джона и Эмили и узнать, что же случилось. Но что-то останавливало меня. Ведь вчера я, по сути, призналась, что люблю его. А сегодня… Нет, я должна дождаться его. Я не хочу, чтобы он считал
меня навязчивой. А, может быть, он передумал? Я поймала себя на том, что в глубине души мне почти хочется этого. Мне было страшно. Меня страшила сама эта возможность внезапно и резко выбиться из привычной колеи… Итак, я не пошла к Джону и Эмили…Прошло несколько нескончаемых тоскливых дней, несколько ночей, заполненных слезами – почти истерическими – лицом в подушку, печальным отупением, странными надеждами…
В тот день меня неожиданно остановил Томас. Я посмотрела на него с изумлением. Я чувствовала, что вместо живого и подвижного лица, у меня какая-то застывшая маска. Глядя на Томаса, я смутно припомнила свою прошлую жизнь: искренний интерес к философии, игру в неразделенную любовь к Томасу. Где все это? Где прежняя я? А ведь прошло всего несколько дней и ночей.
– Ты знаешь, Кати, умерла сестра Вахта, – начал Томас.
– Как? – тупо спросила я.
Не знаю почему, мое отупение показалось ему изумлением.
– Да, да, так неожиданно, – с готовностью продолжил он.
– Когда? – спросила я.
Оказалось, на следующее утро после того нашего примечательного дня. Эмили скончалась от неожиданного легочного кровотечения. Джон дал знать о трагедии уже после похорон.
Я была совершенно выбита из колеи. Почему Джон не ищет встречи со мной? Он подавлен смертью сестры? Он считает меня черствой и жестокой? Ведь я сама не искала его, не подумала о том, что Эмили больна, что могло случиться что-то плохое, даже страшное. Он больше не любит меня? У меня не было сил для ответов на все эти безысходные вопросы. Я решилась. Несколько раз я приходила в дом, где жили прежде Эмили и Джон, вместе, а теперь он, один. Я стучала, нажимала на кнопку звонка, прикладывала ухо к двери. Из квартиры не доносилось ни звука. Конечно, можно было бы найти домовладельца и спросить, в чем дело. Но на это я не могла решиться. Мне было стыдно и страшно. А вдруг Эмили и Джон все-таки оказались английскими шпионами и их забрали в полицию? Нет, нет, это нелепо. Но все же я боялась.
Кончилось все как-то странно и неожиданно. Да ведь и началось так же.
Я в очередной раз, уже безо всякой надежды, поднялась по лестнице, надавила на кнопку звонка. Из разговоров в университете я уже знала, что Иоганн Вахт решил не продолжать учебу. Он и Эмили старались не привлекать к себе внимания, и это им удавалось. Смерть Эмилии, уход Вахта из университета очень скоро перестали быть темой для обсуждения.
Прошло совсем мало времени. Всего несколько дней. Но мне казалось, что я сгибаюсь под бременем тоскливо, бессмысленно прожитых лет…
Я снова надавила на кнопку звонка. И вдруг – шаги. Я испугалась. Захотелось стремглав кинуться вниз. Почудилось, что сейчас из квартиры появится какое-то страшное существо; или еще хуже – странный, загадочный и зловещий человек, которого я знала под двумя именами: Иоганна Вахта и Джона Рэндольфа, затащит меня вовнутрь и там… произойдет что-то ужасное. Мне представлялось что-то вроде вампира, пьющего кровь из моей прокушенной шеи. Я готова была уже сейчас кричать от ужаса.
Между тем, дверь распахнулась. Я увидела Джона. Он был в пальто, осунулся, показался мне каким-то вялым и равнодушным.
– Здравствуй, Кати, – равнодушно поздоровался он. – Ты застала меня случайно. Я зашел взять несколько книг, чуть не забыл их.
Он не приглашал меня войти. Я растерялась; не знала, как мне держаться. Было странное нелепое ощущение, будто он и не помнит всего того, что произошло здесь, в этой квартире, всего несколько дней назад! Я хотела было выразить ему свое соболезнование, и вдруг удивилась тому, что сама не оплакиваю Эмили, словно она никогда не существовала, никогда не дружила со мной. Я вдруг каким-то наитием осознала, что не должна ничего говорить об Эмили, о ее смерти. Но что же делать? Просто уйти? О, господи, как все это странно, нелепо! Надо было уйти. Но я никак не могла себя заставить сделать это. Просто уйти. Просто повернуться и уйти.