Падение Левиафана

"Состояние вашего сына стабильное", - сказал врач. "Дежурный по детскому саду сообщил, что он вел себя странно. На какое-то время он совсем перестал реагировать".

"Я не знаю, что это значит", - сказал Кит.

"Я думаю, у него был какой-то припадок. Мое предварительное сканирование не выявило никаких врожденных аномалий или опухолей, так что это хорошо. Но была... какая-то странная активность в его островковой коре".

"Но он в порядке?"

"Сейчас он в порядке", - сказал доктор. "Мы будем наблюдать за ним, и я бы хотел провести несколько тестов. Просто исключить все, что можно".

"Но с ним все будет в порядке". Кит сказал это не как вопрос. Он утверждал это так, как будто Вселенная должна была получить от него указания.

Доктор остановился, и Кит прошел еще два шага, прежде чем остановиться и обернуться. По лицу доктора было видно, что он испытывает дискомфорт.

"У нас есть постоянный приказ Лаконского научного управления. Любые проблемы или аномалии, возникающие у людей, которые были на Прейссе, должны быть задокументированы, а данные отправлены в Лаконию".

"Из-за того, что произошло?" сказал Кит.

"Там тринадцать сотен систем. У Лаконии даже нет официального политического офицера на Ньивестаде", - сказал доктор. "Если отчет доктору Очиде ускользнет от моего стола? Могут пройти месяцы или годы, прежде чем я замечу. Учитывая, кем является ваш отец, я подумал, что, возможно..."

Доктор наклонил голову. Он поседел на висках, глубокие морщины обозначили уголки его глаз и рта. Он был достаточно стар; возможно, он знал Росинанта еще до образования Транспортного Союза. Возможно, он был частью подпольного движения Наоми Нагата.

"Спасибо", - сказал Кит.

Улыбка доктора была спокойной и успокаивающей. Он подвел Кита к стеклянному проему, где при настройке конфиденциальности прозрачное стекло покрылось легким инеем. Кит проскользнул внутрь. Мягкий гул и хлопки медицинских сканеров были подобны ветру в деревьях. Кровать была рассчитана на взрослого человека, Рохи лежала на боку, а Бакари прижался к ее груди. Его глаза были закрыты, а правая рука свернута в кулак под подбородком, словно он глубоко задумался. Ее голос был мягким и певучим. Она говорила так, когда убаюкивала ребенка.

Муравьед сказал: "Конечно, мы друзья. Почему бы и нет? А хитрый умный мальчик, похожий на Бакари, сказал: "Потому что ты ешь муравьев, а муравейник сделан из них"".

Кит опустился на ножку кровати, положив руку на ее лодыжку. Она улыбнулась и продолжила.

"Ты тоже сделан из многих вещей, - сказал Муравьед. Ты состоишь из кожи, волос, глаз, костей, крови и широких, сильных мышц. Разве ты ненавидишь доктора, когда он берет у тебя кровь на анализ, чтобы поддержать твое здоровье? Ненавидишь ли ты парикмахера, когда он отрезает тебе часть волос? Я люблю муравейник, потому что он помогает мне жить, а он любит меня, потому что я помогаю ему поддерживать здоровье, забирая измученных муравьев. Если ты сделан из чего-то, это не значит, что это все, что ты есть". И тогда умный мальчик, похожий на Бакари, все понял. И на этом история закончилась".

Рохи погрузился в молчание. Бакари тихо вздохнул и глубже зарылся в кровать. Он выглядел хорошо. Он выглядел здоровым.

"Я не знаю этой истории", - сказал Кит. "Откуда она?"

"Эзоп?" Rohi said.

"Я так не думаю."

"Может быть, я ее придумал. Я больше не знаю".

Я думаю, это был философ, - пробормотал голос в глубине сознания Кита. Я не могу вспомнить его имя. Голос не принадлежит Киту. Он никого не узнает, но помнит книгу оранжевого цвета со сложным рисунком на лицевой стороне и тонкими страницами из высококачественной бумаги. Это не та книга, которую он читал. Было время, когда эти блуждающие воспоминания беспокоили его. Теперь они кажутся почти нормальными. То, чего нельзя избежать, нужно принять. Кто-то сказал ему это. Его бабушка. Кит никогда не встречал свою бабушку. Комната вокруг него немного закружилась, но только немного.

"Ты можешь представить, на что это будет похоже?" спросила Рохи. "Нам и так тяжело, и мы уже знаем себя. Я был собой на протяжении десятилетий. Представь, что ты такой же маленький, как он. Все еще выясняешь, где заканчивается твое тело и начинается мир, и приходится иметь дело с... этим".

"Мы не знаем, что это так".

"Мы не можем этого доказать", - сказал Рохи. "Но я знаю. А ты?"

Он свернулся калачиком на кровати, прислонившись головой к ее бедру. Медицинский матрас шипел и сдвигался, принимая его вес. Ее тело было теплым у его щеки. Он вспомнил, как во время беременности она всегда была теплой, как печка, даже зимой. Неважно, насколько прохладно было в спальне, она сбрасывала простыни. Он подумал, что это была она. Он думал, что это был он. Но, возможно, это была чья-то память. Кто-то с "Прейсса" или с другого корабля. Было так трудно быть уверенным.

"Я так испугалась, когда они сказали, что привезли его сюда", - сказала Рохи. "Я все время так боюсь".

"Я знаю. Я тоже".

"Ты когда-нибудь захочешь отпустить его? Я все думаю, каково это - стать муравейником и больше никогда им не быть. Даже если я умру, мне будет все равно. Я мог бы не заметить".

"Я бы заметил".

"Нет, если бы ты тоже был там".

"Я всегда буду заботиться о тебе", - сказал Кит. "Я всегда буду заботиться о нем. Ничто и никогда не изменит этого. Неважно, сколько всего произойдет. Это не сотрет меня, и это не сотрет то, как сильно я тебя люблю".

Рохи издала тихий звук, едва ли больше, чем выдох с намерением, и положила пальцы на голову Кита, нежно поглаживая его, потому что они оба знали, что он лжет.

Глава тридцать третья: Наоми

Наоми парила в своей каюте, ее мысли витали над работой. Подполье было сложным и громоздким даже в те дни, когда им управлял Саба, а она была лишь одним из его лейтенантов. После падения Лаконии и ее собственного бегства перед бурей оно еще больше погрузилось в хаос. Секретные верфи в системе Ларсона молчали так долго, что она решила, что их обнаружили или произошла какая-то катастрофа. Затем в ее очереди появился отчет, который начинался с краткого, пренебрежительного извинения и продолжался, как будто ничего странного не произошло. Одна из ячеек в системе Сол была обнаружена и задержана, но шесть других начали собственную контр-операцию, не дожидаясь одобрения от остальных членов организации. На Калипсо Тео Аммундсун, бывший директор Лувра на Земле, собирался создать учреждение для каталогизации и сбора образцов инопланетных артефактов. Он предоставлял лишь спорадические и неполные отчеты. Записи вроде "Образец из Сан-Исидро активен" - Движение к изоляции наполняло ее больше страхом, чем информацией.

Это была ее сеть, и каждый день, когда она отводила от нее глаза, каждый час, когда она не забрасывала ее сообщениями и не привлекала к власти лучших местных лидеров, каждый момент, когда она не доказывала ценность централизованного координатора, сеть рвалась. Возможно, это было неизбежно. Все, что у нее было, это ее имя и репутация, имя и репутация Джима. Это был тонкий рычаг для того, чтобы сдвинуть с места людей, которые хотели видеть в переделке Лаконии свободу, а не ответственность.

Она подготовила сообщения в те места, которые, по ее мнению, могли быть полезны: Грегор Шапиро на Ганимеде проделал наибольшую работу с протоколами нелокальной сигнализации; Эмилия Белл-Кават (которая то ли опоздала на три недели, то ли ее последние сообщения затерялись) была одновременно секретным координатором подполья в системе Новой Греции и экспертом по суперорганизмам, не относящимся к насекомым; Качела аль-Дин работал с прямой связью между мозгом и мозгом в медицинском контексте, прежде чем стать конструктором кораблей. Это были ее соломинки, и она тянулась за ними. Ощущение того, что она движется слишком медленно, что она слишком отстала, даже когда начала, заставляло ульевой разум Дуарте казаться почти соблазнительным. Если бы на всем пространстве человеческой расы она могла просто задать свои вопросы, услышать ответы, быть с теми, кто ей нужен и с кем она не была...