Падение Света

— Забудь, — посоветовала Лейза. — Я раздражена твоим невниманием, Ханако Весь-в-Шрамах. Отринуть ли все ограничения? — Она начала расстегивать рубашку. — Столь жадная до откровенности… — одежда соскользнула на землю, — вся распаленная желанием, раба чувственных похотей…

— Госпожа Огня! Твои мужья…

— Мои мужья! Плесень на скале! Оторванные руки и ноги! Гнилые тела, что уже никогда не родят скромной улыбки, не вздрогнут! Языки выклеваны воронами, не слышать мне жарких стонов или жалких упреков! Ах, пустое эхо моих ушей! А ты, юный смельчак, воин! Смотри, как я облизываю губы — нет, не эти губы, дурак! — иди ближе, прежде чем смерть накроет нас грудами валунов и грязной пыли!

Ханако сжал руками голову. — Довольно! Есть ли слава в легкой сдаче в плен! — Едва слова вылетели, он прикусил язык. Но было поздно.

Стон Лейзы Грач затих, оставив тишину. Он смотрел в костер и лишь слышал, как она подбирает рубаху. Наконец раздался голос. — Мой путь оказался ошибкой, увы. Хитрая ловушка не удалась. Щенок загнан в угол, хвост поджат, как и член, когти готовы рыть землю, лапы так и рвутся бежать. Глупая Лейза, ты ослепла? Он сам желает быть соблазнителем! Не для него подбегать к ноге! Нет! Как указал Гневный Владыка, он хочет быть завоевателем.

Ханако что-то пробормотал.

Раздавшийся хохот Эрелана Крида был ужасающе жесток; воин заговорил с ними в первый раз после возвращения памяти. — Сестра охотится за мной. Нет спасения. Мы должны странствовать по ночам, дети Килмандарос. Сука жаждет моего семени и заберет его из трупа Тел Акая, если будет нужно. Так бежим в безвременье, и поскорее.

Встав, Ханако шагнул к Эрелану. — Кто говорит твоим языком?

— В крови память, дитя. Нужда бессмертна. Мщение важней всего, не умирает, никогда не гаснет и не холодеет. В сердце моем пылает сопротивление, и пламя не погасить. Сопротивление и вызов, что за дикарские чувства, что за чистый… ужас. — Он оскалил им зубы. — Лишь среди Джагутов она испытает сомнение.

Когда стало ясно, что он ничего более не скажет, Ханако встретил трезвый, озабоченный взгляд Лейзы Грач. — Думаю, — сказал он, — пора поспешить.

Она спокойно посмотрела на него. — Для тебя, Ханако Весь-в-Шрамах, я закрыта. Гори от равнодушия, зри, как я отхожу все дальше. Я строю вокруг себя стену, даже в королевстве мертвых меня отделят груды трупов. Я в ловушке вдовства, навеки закрытая, навеки запечатанная…

— Лейза Грач, я предлагаю продолжить путь.

— … и жажда по мне будет расти, отравляя душу твою…

— За нами охотится дракон!

Она моргнула. — Я слышала. Сестра жаждет его семя. Как удивительно! Чтобы сестра жаждала семени брата? Долгая близость может породить лишь полное отвращение, наполнить океан обид и презрения! Ну, стоит подумать о брате в таком свете, как все живое в душе корчится и морщится, пятясь так ретиво, что горько во рту и хочется плюнуть. — Она глянула на Эрелана. — На ноги, смелый воин, омытый кровью дракона. Лайза Грач и Ханако Весь-в-Шрамах встают на защиту твоего достоинства!

— Лайза! Драконы!

Она пренебрежительно махнула рукой. — Они тоже смертны, щенок. Сам знаешь.

— Просто поторопимся, Лейза. — Ханако начал собираться. — Под защиту Джагутов.

— Я поведу, — заявила она. — Будешь смотреть на меня со спины, Ханако, ощущая уколы праздных сожалений. Но не слишком близко! У меня наготове клыки и когти! — Она пошла, через миг Эрелан Крид вскочил и увязался следом.

Ханако посмотрел на костер. Затоптать угли было делом мгновений.

Лайза Грач была уже в двенадцати шагах. Оглянулась и подмигнула через плечо. — Увы, истина побеждает! Я сдамся при первом натиске, юный щенок!

Ханако замялся и с рычанием сбросил тюк с плеча. — Хорошо. Эрелан, иди вперед. Возможно, драконица найдет нас первыми, желая подкормиться. Утром мы тебя догоним.

Поднимая брови, Лейза пошла к Ханако. — Правда? Ох, я прямо вся стесняюсь!

Он смотрел на нее. Хотелось кричать.

* * *

Кория Делат нашла Ота в обществе десятка соотечественников, в том числе Варандаса, Сенад и Буррагаста. Джагуты смеялись, но веселье быстро угасло — было спрятано, как что-то личное — едва она показалась перед ними.

Заметив девицу, От выпрямил спину. Пробормотал что-то Сенад и махнул рукой. — Майхиб, нужно поговорить. Тебя ждут задачи…

— Почему это вас заботит? — спросила Кория, оглядывая всех собравшихся Джагутов. — Вы скоро умрете. Что мертвецам до забот живущих? — Она ткнула пальцем в старого учителя. — Вы как-то сказали, что мы должны что-то сделать. Мы вдвоем, в ответ на убийство Азатенаями жены Худа. И что получается?

Лицо Ота чуть исказилось; Кории почудилось, что он готов присесть, уклоняясь от незримого выпада. Сидевшая рядом Сенад тихо и понимающе засмеялась, встретив холодный взор Кории усталой улыбкой.

Буррагаст тихо заворчал, сказав громче: — Столь много воздаяний, столь мало времени.

Фыркнув, Варандас подошел к Оту и положил капитану руку на плечо. — Из детского рта настоящий потоп нелепостей. Горе — кулак, но сжимать его слишком долго означает лишиться сил. Ты так постарел от потерь и отчаяния, но готов сотрясать воздух яростью паралитика. Отведи ее в сторону и… пусть разрез будет быстрым и чистым.

Кория уставилась на Варандаса, всматриваясь в худое, покрытое шрамам лицо. — Вы говорите себе, что я ничего не понимаю. Но я понимаю. Вы сдались. Наряжайтесь в шелка или, что более уместно, в кричащие одежды шутов. Уже не важно.

Варандас торжественно кивнул: — Отлично, Кория. Я шут, но не слепец. Мы поистине легион отчаянных, мы стоим, но между нами и тобой зияет пропасть. Возраст — осада, коей ты не испытала. Кости твои прочны, фундаменты еще не подрыты. Построенная тобой башня веры еще высока и горделива. Доспехи уверенности не залиты кровью, не выщерблены.

Буррагаст добавил: — От говорит, будучи раненым. Последняя рана из многих.

Долгий миг спустя От вздохнул и жестом велел Кории следовать за ним.

Они прошли к краю лагеря, стали, глядя на гладь ночной равнины; звезды прокололи пелену темноты иглами странно тусклого света. Луна прокралась на небеса до заката и, хотя прошло полночи, еще цеплялась за окоем, раздувшаяся и медная.

— Что случилось? — прошептала она. — Звезды…

— В последние дни жизни, — отвечал От, — на душу умирающего нисходит нескончаемо долгая ночь. Для большинства с ней приходит мир, и на заре лицо усопшего становится невероятно спокойным. Крайне редко эта ночь является другим. Это личный секрет, растянутое пространство, царство умирающего ветра и тяжких вздохов. — Он печально смотрел на нее. — Худ призвал Долгую Ночь, дабы открыть душам проход в смерть. Сейчас такая ночь, звезды не мигают, луна не ползет по небу. Скажи, давно ли ты дышала? Моргала? Когда в последний раз ударило сердце?