Падение Святого города

развалин, отчаянно попыталась удержать равновесие, затем потянулась, чтобы взглянуть на запад.

Ее сердце застыло при виде имперских полков, выстроившихся в отдалении. Затем она увидела их: на хребте, на уровне кроны дерева, над землей парили четверо колдунов в черных одеждах, окруженные радужной каменной стеной. Они пели драконов. Они пели молнии, лаву и солнце. Земля дважды содрогнулась, сбивая Эсменет с ног.

Адепт Завета точно и быстро поразил всех четырех — одного за другим.

Святая вода Индара-Кишаурим наклонными потоками низвергалась на вздыбленную землю, водоворотом била из душ, ставших расщелинами. Десятки Багряных адептов, слишком занятых или испуганных, чтобы напеть себе защиты, вопили в испепеляющем свете. Целые отряды смывало блистающим потопом. Нарш-теба. Инрумми...

Смерть кругами спускалась на землю.

Кишаурим поражали хорами — быстрые беззвучные вспышки, словно ткань бросают в костер,— но и адепты тоже гибли под выстрелами тесджийских лучников, выскочивших из дымящихся руин. За несколько мгновений круг был разорван, и организованное сражение превратилось в колдовскую рукопашную. Теперь каждый адепт вместе со своим ошеломленным отрядом дрался за собственную жизнь. Крики заглушал смертельный грохот. Кишаурим были повсюду, они появлялись среди руин на грудах обломков, подобно ослепительно белым сигнальным огням. Между покосившихся кирпичных стен били гейзеры, оставляя глубокие рытвины, откуда летели пыль и каменная крошка. Кирпичи осыпались, как сухая штукатурка. Множество кишаурим, секондариев и терциариев, были уничтожены простыми Драконьими Головами. Но когда адепты обращались против старших кишаурим, раз за разом нанося удары поодиночке или вместе, они не добивались ничего, а лишь падали на колени и в отчаянии выкрикивали один защитный Напев за другим.

Багряные Шпили слышали о Девяти Раскаленных — старших кишаурим, несших на себе наибольшую силу Воды,— но понятия

не имели об их мощи. Теперь же на них наступали величайшие из адептов Псухе: Сеоакти, Инкорот, Хаб-нара, Фанфарокар, Сарт-мандри... И справиться с ними Багряные Шпили не могли.

Через мгновение после начала стычки с Инкоротом Саротен уже пел лишь защитные Напевы. Вокруг них полыхал ослепительный свет, сопровождавшийся таким грохотом, будто трещали кости мира. Джаврегские щитоносцы Саротена выли и пытались встать на ноги. Призрачная стена треснула и разлетелась, как листы бумаги. Напев стих, и все превратилось в сверкающую огнями агонию.

Элеазар оказался ближе всех к неожиданно появившимся кишаурим. Теснимый Фанфарокаром и Сеоакти, самим великим ересиархом, он тоже мог петь лишь защиты, одну за другой. Ересиарх парил над обрушенным оконным проемом прямо перед Элеазаром: его змеи изгибали шеи, осматривая окрестные руины, а силуэт полыхал белым пламенем от невероятных выбросов силы. Фанфарокар наступал справа, прикрытый обломками разрушенного храма. Слова. Слова! Великий магистр перековывал все свои умения и знания в слова, безмолвные и сказанные вслух. Мир за границей его обороны шатался и плавился в грохочущем огне. Он пел, чтобы защитить этот узкий пятачок.

Он не мог позволить себе роскошь отчаяния.

Затем произошло чудо. Мгновение передышки. Мир потемнел, лишь колдовской огонь продолжал пылать. Сквозь шипение и треск Элеазар услышал над руинами рог, одинокий и хриплый. Все, включая кишаурим, в смятении повернулись на звук. И Элеазар увидел их: подобно красным демонам во мраке, они выстраивались длинной цепью на искореженной земле — туньеры в черных окровавленных доспехах. Их жесткие бороды вздыбились от горячего ветра пожаров. Он увидел Кругораспятие, черное на алом фоне. Штандарт князя Хулвагры.

Люди Бивня пришли им на помощь.

Толпы кианских всадников заполнили равнину. Они рысью шли в сторону разрушенного акведука. Люди Бивня ждали их, прикрывшись щитами и приготовив пики. Они различали знакомые штандарты врагов. Племена кхиргви, жаждущие доделать

то, что не успела свершить с айнрити пустыня. Гранды Ненсифо-на и Чианадини, претерпевшие столько мук у стен Карасканда. Гиргаши царя Пиласаканды с двумя десятками своих чудовищных мастодонтов. Остатки выживших при Гедее и Шайгеке под командованием Ансакера. Закаленные всадники Эумарны и Джу-рисады под началом Кинганьехои, без устали преследовавшего айнрити. И под собственным стягом падираджи — бесстрашные койяури, сверкавшие золотом кольчуг в пробивавшихся сквозь дым лучах солнца.

Все, что осталось от гордого и отважного народа. Все явились на последнюю битву.

Слева от айнрити, в самом сердце города, как кисея в воде, поднимался дым. Он закрывал Первый храм и Священные высоты. Изнутри сверкали молнии, ослепительное сияние прорывалось сквозь клочья черноты. Грохот и раскаты грома рокотали вдалеке и казались страшнее языческих барабанов.

Нангаэльцы с заплетенными в косы волосами запели первыми, к ним присоединились нумайнериши. Они затянули мистический гимн Воина-Пророка. Вскоре все войско айнрити пело глубокими голосами:

Мы — сыны былых печалей,Мы — сыны отцовской веры,Мы — грядущее восславим,Яростью сей день измерив...

Ритм кианских кимвалов ускорился, ряды их прочертили поле и пастбища черными полосами. Затем все когорты вдруг разом ринулись вперед. Скачущие впереди сапатишахи воздели к небу сабли и громко закричали. Гранды и самые яростные их родичи подхватили боевой клич, полный ярости и боли, а за ними и все войско.

Столько выстрадано. Столько смертей не отомщено.

Земля выскальзывала из-под копыт. Еще быстрее. Еще быстрее.

Люди рыдали от благоговения и ненависти. И казалось, что сам Единый Бог слышит их...

Перед ними протянулся Скилурский акведук, прямой линией уходящий от города к горизонту. Длинный ряд уцелевших и пол-

ностью обвалившихся арок. Айнрити столпились между обрушенными сваями и грудами щебня, окружили основание стеной щитов и отчаянных воинов. Расстояние сокращалось. Время распалось на мельчайшие мгновения. Какой-то миг песня звучала на фоне слитного шума боя...

Грядущее восславим!

Затем мир взорвался.

Ломались копья. Трещали щиты. Лошади пугались и пятились или проталкивались вперед. Люди кололи и рубили. Боевой клич и песня угасли, вместо них к небу поднимались вопли. С высот акведука айнритийские лучники непрерывно осыпали врагов стрелами. Другие воины отламывали камни и сбрасывали их на врага. То и дело язычники прорывались на дальней стороне, где их встречали тидонцы и айнонские рыцари. По всему фронту лилась кровь и шла рукопашная битва.

— Даже дуниане,— говорил Моэнгхус,— не до конца избавились от слабостей. Даже у меня они есть. Даже у тебя, сын мой.

Намек был ясен: «Испытания сломали тебя».

Это ли сдучилось под черными ветвями Умиаки? Келлхус помнил, как его сняли с тела Серве, как забинтовали руки льняными повязками. Он помнил, как жмурился от солнечного света, пробивавшегося сквозь листву. Он помнил, как шел, восставший из смерти, и видел тысячи Людей Бивня: они плакали от изумления, облегчения и восторга, от благоговения...