Падение Византии

Лицо его всегда веселое, несколько омрачилось.

— Спиридон, подожди, — удержал он слугу и задумался. Немного спустя, он сказал:

— Спроси у приехавшего из Ельца торговца, не знает ли он там Кутлаева, и если знает, то не сообщит ли он, может ли этот Кутлаев заплатить долг свой в двести дукатов или нет? Пойди спроси и передай мне его ответ сейчас же.

Спиридон вышел. Луканос встал из-за конторки и заходил по комнате; его что-то сильно волновало.

Спиридон вошел.

— Ну, что?

— Он очень обеспокоился и спрашивал: разве Кутлаев должен что-нибудь вашему господину, и просил повидаться, говорит, что лично все изложит вам.

— Хорошо. Позови его.

Лишь только Спиридон ушел, Луканос поспешно прикрыл окна, так что в комнате стало совсем темно.

— А, кирие Евфимий, прошу вас, войдите, простите меня, что я вас впотьмах принимаю, у меня глаза очень болят, я не могу оставаться при свете.

— Ничего, ничего, не беспокойся, сударь, и в темноте молено поговорить.

— Что же вы привезли хорошего?

— Много, сударь. Твои ребята там список составляют, я все деньги, которые получились от отца Стефана, употребил в дело.

— Очень приятно. Все, что вам еще следует получить, можете взять, когда пожелаете, товаром или деньгами. Все это вы в конторе уладите.

— Очень доволен, сударь, всеми нашими оборотами и вперед душевно рад служить.

— И я в свою очередь доволен, благодарю вас за аккуратность. А вот вы еще хотели что-то передать отцу Стефану. Я с ним месяца через два увижусь.

— Да, да, прими четки с золотою иконкою для передачи. Достопочтенный Стефан забыл в бытность свою у нас, дочь моя нашла и просила ему передать.

С этими словами Евфимий Васильевич передал Луканосу янтарные четки с золотою иконкою; тот положил ее в маленький боковой карман своей бархатной туники.

— Отец Стефан говорил мне, что у вас дочь премилая девушка и уже невеста.

— Да, сударь, вот только ты изволил меня несколько озадачить. Дело в том, что тот Кутлаев, о котором ты спрашиваешь, именно и есть ее жених. Я думал, что он богатый человек.

— Я ведь не знаю, может он и богат. Я его в глаза не видал, а только он в долгу у одного моего должника? вы немного повремените с вашей свадьбой, а я, когда узнаю доподлинно, то вас оповещу.

— Хорошо. Благодарю за твои заботы.

Весь разговор происходил по-русски, и Евфимий Васильевич решил спросить, откуда Луканос знает русский язык.

— Невозможно иначе. Приходится иметь дело с русскими, с татарами, а во всем полагаться на приказчиков нельзя, надо самому лично переговорить.

Затем приезжий отвесил низкий поклон и вышел.

Вслед за его уходом, вошел Спиридон, и ничего не видя впотьмах, остановился в недоумении. Луканос, заметив вошедшего слугу поспешил открыть окна и несколько смутился.

— А тебе что? — спросил он.

— Пришел посланный от консула и просит через час быть в заседании совета, дело спешное.

— Хорошо. Скажи, что буду.

Через час в доме консула, в центре Таны, стали собираться влиятельные танские купцы. Они были крайне озабочены созывом на заседание.

— Почтенные синьоры, — обратился консул к собравшимся, — я пригласил вас вследствие довольно тревожного известия наших сторожевых постов, которые сообщили, что вот уже два дня, как показываются группы татар, по три, по четыре и более человек. Это, по всей вероятности, передовые какой-нибудь перекочевывающей орды; может быть это мирные татары, а может нам грозит набег, поэтому следует принять меры предосторожности. Что вы на это скажете, синьоры?

Все задумались.

— Я полагаю, — заметил, после некоторого размышления, почтенный синьор Стаджи, — что следует всем нам и нашим рабочим вооружиться, занять укрепленные места в городе и защищать, если татары попытаются овладеть городом. Я думаю, что если бы в ту печальную годину, когда Тамерлан разрушил Тану, были приняты все предосторожности, то этот варвар не справился бы с нашими укреплениями. Можно в некоторых местах устроить мины.

— Все сказанное достопочтенным синьором Стаджи заслуживает внимания, тем более, что он человек опытный и проживает здесь около пятидесяти лет, а потому знает все местные условия, — сказал синьор Фереро, сравнительно новый человек в Тане.

— Что думают другие синьоры? — спросил консул.

— Одобряем мнение синьора Стаджи! — раздалось несколько голосов.

— Во всяком случае, синьоры, — прибавил Луканос, — надо постараться сначала предотвратить опасность.

— Конечно, конечно!

— На кого же возложить эту миссию? Первое условие для этого — знание татарского языка и вообще ловкость и хитрость. Не так ли, синьоры? — спросил консул.

— И при этом немалая смелость, потому что с татарами иметь дело это не с генуэзцами или другими цивилизованными народами, где права посольства уважаются, — сказал Стаджи.

— Не всегда они и там уважаются, — заметил синьор Фереро.

— Мое мнение, — продолжал Стаджи, — выбрать для этой цели синьора Андрео Луканоса, он решительно удовлетворяет всем высказанным требованиям. К тому же, он по происхождению византиец, а византийцы природные дипломаты, что, конечно, нисколько не мешает ему оставаться добрым венецианским гражданином, каким мы его знаем.

А потому мы должны убедительно просить его взять на себя эту трудную и опасную обязанность для общего блага. — Да, мы просим вас, синьор! — обратились со всех сторон к Луканосу.

— Извольте, синьоры, ваше доверие мне лестно; я сейчас же отправлюсь и постараюсь как можно скорее успокоить вас.

— Прекрасно, синьор Луканос, — сказал консул, — мы никогда не забудем вашей самоотверженности. Итак, — добавил он, обращаясь ко всем, — немедля вооружимся и будем ждать, что нам сообщит наш молодой благородный друг.

Заседание закончилось, но танские негоцианты еще долго толковали между собой о грозившей опасности; страшное разорение Тамерлана было еще у всех свежо в памяти.

Оставив заседание ранее других, Луканос поспешно приехал домой, накинул теплый широкий плащ, надел суконную шапочку и приказал немедленно приготовить лодку.

Было темно, когда он переехал через залив Азовского моря и высадился в Порто-Пизано. Довольно прохладная осенняя ночь уже наступила. Слышались крики перелетных птиц, которые неслись из земель Московских и Литовских на юг. Луканос постучался в довольно большую глинобитную хижину, ему отворил заспанный человек и, протирая глаза, спросил, кто он и что ему нужно. Наконец, распознав своего господина, он крайне удивился и растерялся.