Падение

— Я сегодня в комнате не ночую, так что не вздумайте меня терять, — между делом бросает нам Света. Журавлев оказался довольно серьезным парнем и обогнал всех предыдущих кавалеров Ивановой, задержавшись в ее жизни на столь продолжительный срок. Мы не задаем лишних вопросов, радуемся за подругу и надеемся, что за летние каникулы в их отношениях ничего не измениться.

— Я тоже не приду! С Сашкой поедем на дачу, там и заночуем…

— Да ладно! Решила дать ему допуск к телу? Я уж думала парню придется тащить тебя в загс, чтоб перейти на новый уровень! — смеется надо мной соседка.

— Светка! Не все такие легкие на подъем, так что по себе не меряй! — Ира пресекает все ее попытки развить эту тему одним грозным взглядом. Я молчу, стараясь отогнать от себя мысли о том, что же ждет от меня сегодня Сашка, прекрасно понимая, что в его двадцать три, парню мало простых объятий, поцелуев и, лишь изредка, вольных касаний, которые так ни к чему и не приводят. Я не знаю, зачем я тяну, я не невинна, на первом курсе полгода встречалась с парнем с потока, и не устояв под его напором, отдалась без остатка, но когда его интерес ко мне поостыл и он пал жертвой красоты Жени Самсоновой, я зареклась быть разборчивей, орошая потрепанную подушку душившими по ночам слезами.

— Ой, куда деваться, еще в монастырь уйдите и день и ночь молитесь о спасении моей развратной души! — беззлобно отозваtncz Иванова. — Ты всерьез веришь, что ему с головой хватает твоей болтовни?

— Я… Не хочу это обсуждать, лучше пойдемте уже, а то на сборы всего два часа осталось… — отвечаю, а сама раз за разом прокручиваю в голове ее вопрос. Действительно, разговоры рано или поздно утомят и рядом может оказаться менее словоохотливая девушка. Вернувшись в общежитие, я вновь обрабатываю коленку, заклеиваю ее бежевым пластырем, натягиваю джинсовые шорты, свободную белую майку, собираю свои кудри в неопрятную гульку и критичным взглядом оцениваю свое отражение. Цвет лица стал свежее от наложенного тонального крема, глаза выразительней под слоем туши, брови аккуратно подкрашены, губы тронуты бальзамом. Если сегодня Саша решит, что время для сближения подходящее, я не стану упрямиться. Девушка в зеркале дарит мне мимолетную улыбку, подтверждая правильность принятого решения.

Я не спускаю глаз с Саши, который в третий раз за последние десять минут наполняет свою рюмку и, выпивая ее, тянется за сигаретой. Он и еще трое ребят, перекрикивая друг друга, делятся впечатлениями от сегодняшней защиты, периодически срываясь на дикий хохот. Я не знаю его с этой стороны, впервые за время, проведенное вместе, наблюдаю за ним в привычном для него окружении, под изрядным градусом. В очередной раз, когда он грубо целует меня в губы, обдавая алкогольными парами, я ловлю себя на мысли, что начинаю страшиться приближающейся ночи, которую мы должны провести в одной из спален. Комната насквозь пропиталась запахом табака, серый угловой диван залит непонятным соусом, в кресле спит тощий паренек по имени Максим, около двадцати минут назад его стошнило в большую напольную вазу, стоящую рядом с лестницей, ведущей на второй этаж. Из соседней комнаты грохочет музыка, уверена, в эту самую минуту две девушки с электротехнического факультета отплясывают на резном журнальном столике, другого объяснения для несмолкаемого мужского свиста я найти не могу.

За моей спиной раздается звук бьющегося стекла и сотни осколков вылетают из межкомнатной двери.

— Эй, парни, всё, угомонитесь! — пытаются разнять двух дерущихся, так внезапно ворвавшихся в гостиную, трое ребят, что потрезвее. Я не уверена, что данное определение уместно, но на ум почему — то приходит слово вакханалия. Вокруг меня невменяемые, ни кем не сдерживаемые обезумевшие самцы, дошедшие до нужного состояния, чтобы начать меряться достоинствами. Стоит поставить под сомнение их звание дипломированных специалистов. Я встаю со своего места и кладу руку на плечо своего парня, готового к приему очередной порции спиртного, наклоняюсь к нему и тихонько шепчу на ухо:

— Саш, тебе, наверное, хватит на сегодня. Может быть, вызовем такси? — не знаю, как выгляжу со стороны, но даю голову на отсечение, в моем взгляде ясно читается мольба. Сашка, пошатываясь, выдает нервный смешок, вырывает руку из моего слабого захвата и подносит рюмку к губам.

— Расслабься, малыш, хорошо ведь сидим! — берет в руки кусок шашлыка и макает в кетчуп. — Иди вон к девкам подсядь! Ээээ, — сунув два пальца в рот оглушительно свистит. — Агапова, Машку мою в компанию возьмите!

— Конечно. Иди к нам давай, — протягивая стаканчик водки с колой, улыбается его одногруппница.

Я выдаю вымученную улыбку, принимаю напиток из ее рук, и спешу покинуть комнату. Тихонов не замечает мой уход, о чем- то спорит с другом, схватив его за шею и уткнувшись в его лоб своим. Не думаю, что владельцы дома погладят сыночка по голове. Убранство помещения явно выдает довольно зажиточных людей, приложивших не мало усилий для создания уюта в этом пусть и не большом, но современном коттедже. Меня кто — то грубо толкает к стене и, обернувшись, я вижу Вадима, старосту группы, который, шатаясь и проливая на пол жидкость из своего бокала, куда- то бредет. Хотите честно! Я всегда считала, что самым глупым поступком в моей жизни была попытка лизнуть металлическую опору от уличной качели. В мороз. На спор с мальчишкой в детском саду. Вокруг меня тогда столпились малыши, вышедшие на прогулку, а воспитательница поливала язык теплой водой, чтобы он наконец отлепился. А я плакала и ненавидела Темку — того самого задиру, что меня подтолкнул на этот шаг. Так вот, это просто цветочки! Сущий пустяк. Самый глупый и необдуманный поступок я совершила сегодня, когда в компании двадцати незнакомых парней отправилась за город. И присутствие среди них моего молодого человека, отнюдь, меня не оправдывает. Будем честными, кроме того, что он хорошо целуется, обожает шоколадный пломбир и в этом году закончил вуз, я толком ничего о нем не знаю. Я торопливо поднимаюсь на второй этаж, заглядываю в первую попавшуюся дверь, и, убедившись, что никого в ней не потревожу, прохожу и сажусь на кровать. Меня немного потряхивает, в голове проносится сотня мыслей, общая идея которых для меня сейчас очевидна. Нужно уносить отсюда ноги! Я достаю телефон и нахожу среди контактов номер своей соседки.

— Ир, привет! Не спишь? — надеюсь, в моем голосе не сквозит паника, хотя руки уже пробирает дрожь.

— Да нет еще, фильм смотрю. А ты чего звонишь, я думала ты там отрываешься на всю катушку, — удивляется она. — Маш, у тебя там все нормально?

— Да, в принципе, все не плохо, здесь довольно… весело, — ухмыляюсь, вспомнив какой хаос царит на первом этаже. — Ир, все нормально, но я не хочу здесь оставаться… Я думаю вызвать такси, но не имею не малейшего понятия, как называется этот дачный поселок.

— Черт, Машка! Он что тебя чем — то обидел? — наверняка вскочив с кровати, с легко читаемым в интонации беспокойством, спросила она. — Вы у Медведева?

— Да, у Сергея, и нет, меня никто не обижал! Может дойти до въезда? Наверняка там стоит табличка с названием?

Я засеменила по комнате и начала грызть ноготь указательного пальца. Глупая привычка, говорящая о том, что я начинаю нервничать.

— Подожди, я до Морозовой дойду, она с Медведевым почти год встречалась! Подожди, — слышу, как она к кому-то обращается, но слов разобрать не могу. Голоса внизу стали значительно громче, видимо кто — то устроил потасовку, и ничего лучше, кроме как закрыть дверь на встроенный в нее замок, мне в голову не приходит. Проходит пара минут, и я вновь слышу Иришу.

— Машка, Аграрник! Вызывай машину и едь сюда, я буду ждать! С тобой точно все хорошо? — немного истерично задает мне вопрос подруга. И в этот момент кто — то начинает дергать ручку в спальню. Я спешу ее успокоить и сбрасываю вызов, затаив дыхание, слышу настойчивый стук. Если сегодня я доберусь до города целой и невредимой, я больше никогда не приму подобное приглашение. Я закопаюсь с головой в книги и не отвечу взаимностью ни одному парню, о котором не узнаю все, что только можно, вплоть до группы его крови. От мыслей об этом меня отвлекает щелчок в замочной скважине и перед глазами пролетают сотни пугающих картинок, где я непременно становлюсь жертвой одного из обезумивших гостей этой вечеринки.

— Давай мадам, на выход, — злобно бросает мне крепкий подтянутый парень, в котором я узнаю Андрея. Того самого неразговорчивого пассажира темной иномарки, преградившей нам дорогу одним апрельским вечером. Он хватает меня за руку чуть выше локтя и ведет в коридор. Спускаясь по лестнице, я не могу не отметить странную тишину в гостиной, откуда ранее доносились разговоры. Ребята сидят на угловом диване, Саша прижимает к голове полотенце, в которое завернул пакетик со льдом. Костяшки его пальцев содраны, футболка разорвана на груди, а из носа течет кровь, капая на паркетную доску под его ногами. Рядом, полулежа, откинув голову на спинку и закрыв глаза рукой, сидит его друг Вова, с заплывшим глазом и ссадиной на скуле. Максим беззаботно спит в той же позе, что и двадцатью минутами ранее, и соседство с двумя вжавшимися в сидение одногруппницами, с ужасом следящими за устроившимися на стульях незнакомыми мне парнями, его совершенно не смущает. Андрей грубо толкает меня к девчонкам, но я и не думаю садиться, беру пачку бумажных салфеток и подхожу к Тихонову. Я не знаю, что здесь стряслось, не имею ни малейшего понятия, почему в комнате царит такая тишина, где остальные «гости» сегодняшнего мероприятия, но даже не пытаюсь задать Сашке вполне резонные в подобной ситуации вопросы. Он берет из моих рук пару салфеток и подносит к носу, который похоже сломан, а я терпеливо жду, когда кто — то заговорит. Проходит пара минут и тот же Андрей, схватив его за ворот толстовки, заводит в комнату хозяина дома — Сережу. Следом плетутся еще человек семь, трое из них уже изрядно захмелевшие девушки.