Падшее царство
Шрифт:
Пролог
Легион потерянных душ
Минули тысячелетия с тех пор, как они ходили по Земле.
Люди изменились. Мир изменился. Всё двигалось быстрее, цвета казались ярче, а звуки — громче. Тем не менее, что-то очаровало их в этом странном новом мире. Люди не цеплялись за непоколебимую веру в надежде, что их спаситель восстанет и избавит их от беззакония. Нет. Они не жаждали спасения. Они верили в материальные блага — объекты, не имеющие реального значения.
И Легиону нравилось, что были рады пробудить греховные начала людей.
Легион
Их передёргивало, видя, как люди запихивают огромное количество дурно пахнущей пищи в рот, даже не переводя дыхание.
В этом мире не было ни скромности, ни порядочности. Люди извергали вульгарные мысли без цензуры или стыда. И когда они не упивались желаниями своей плоти, ублажали себя, чтобы подпитать свою другую зависимость: власть.
Это очень странная земля.
И Легиону потерянных душ она нравилась. Их план состоял в том, чтобы распалить хаос в каждом уголке мира. Шёпот злобы, прикосновение страха. И весь Ад вырвется на свободу, как они и планировали.
Люди прошлого казались простыми в богатстве и мирском, но их убеждения в отношении Создателя были сильны. А эти люди лишены какой-либо субстанции, кроме собственного эгоизма. Эволюционировали, да. Но они трагически слабые в вере
Будет легко. И весело. И именно это Легион планировали захватить. Немного повеселиться, прежде чем разорвать этот мир в клочья.
— Эй, сладенький, могу я угостить тебя выпивкой?
Они посмотрели на говорящего — усталая женщина, такая старая, что могла быть матерью этого тела — и слегка нахмурились. Шлюха, подумали они. Даже среди трагедии секс был в меню. Прошло всего несколько часов с тех пор, как они купались в крови человеческих марионеток Уриэля, но эти люди вели себя так, словно бойня не более чем сон.
Легион потерянных душ, спотыкаясь, вошли в тёмное, почти пустое заведение, чтобы скрыться от задержавшихся подхалимов, ожидая, что их встретят с трауром. Но, нет. Лишь несколько людей покачали головой и тяжело вздохнули в сторону телевизоров, висевших на стенах. Заголовки гласили о групповых насилиях и резни. И виной этому — они. Эта резня — одна из самых смертоносных в Чикаго за всю историю, но всё же… они были сведены к групповому насилию.
Им стоит сделать лучше. И сделают.
Они один раз осмотрели женщину — от её соломенных волос до неприглядной, слишком тесной одежды, которая казалась более подходящей по размеру для ребёнка. От неё несло вином, грязью и пеплом, а на лице много румян слишком тёмных для цвета лица. От неё разило отчаянием и ненавистью к себе.
Идеально.
Под их пристальным взглядом она немного передвинула ноги, обутые в потёртые туфли на каблуках.
«Повернись и беги», — подсказывали инстинкты.
«Нет, останься и поиграй», — уговаривал странный потусторонний голос.
Они ещё не отпустили её. И они ненавидели, когда совершенно хорошая, уязвимая душа пропадала впустую.
— Да, — ответили они, их слившиеся воедино голоса вызвали дрожь. Налитые кровью глаза женщины округлились от беспокойства и интереса. Она не отвернулась, потому что зло в них взывало к разложению в ней. Она показала два пальца человеку за тёмным деревянным барьером — баром. Через несколько мгновений человек вернулся с двумя маленькими стаканами жидкости
цвета древесного сока. Они подтолкнули бокалы в сторону женщины. Им не нужно пить. Они уже были пьяны от ликования.Женщина за пару секунд опрокинула оба стакана.
— И как тебя зовут? — спросила она скрипучим голосом, который просто пел о медленной и мучительной смерти от её многочисленных пороков. К счастью для этой женщины, они сделают ей одолжение и немного ускорят смерть. Может быть.
Что-то всколыхнулось внутри, словно горячие кинжалы, пронзающие внутренности, а затем странное, незнакомое ощущение, от которого они стиснули зубы. Они закашлялись, ощутив металлический привкус и гнилостную желчь на языке. Боль. Они чувствовали мучительную боль. Этого не могло случиться… Не должно…
Легион.
Он сражался с ними. Пытался вернуть контроль.
Они улыбнулись, слизывая кровь, которая окрасила зубы. У него был шанс. Теперь их черёд.
И этот мир станет царством падших.
— Ещё, — прохрипели они, хватаясь за стойку, чтобы удержаться. — Ещё. — И вновь боль внутри. Они чувствовали, как их внутренности разрывают ногти с огненными наконечниками. Он силён, но вместе они сильнее. Что нельзя сказать об этом теле.
— Ты в порядке, малыш? — спросила шлюха, заметив бисеринки пота на их лбу.
Они оттолкнулись от бара, выпрямляя спину, несмотря на агонию внутри.
— Ещё. Я сказал, ещё!
Бармен нахмурился на их требование, но поспешно наполнил два маленьких стакана.
— И повтори всем нашим новым друзьям. Живо! И не переставай разливать. — Они кивнули в сторону человеческих существ, питающих свою слабость и страдания дешёвым виски. Время близилось к обеду, а, судя по запаху, люди сидят здесь с рассвета.
Легион потерянных душ посмотрели на шлюху, которая неохотно взяла бокал дрожащей рукой и поднесла к потрескавшимся губам. Когда бармен попытался отступить, они поймали его руку, прижав к стойке.
— Где мы?
Крепкий желтокожий человек нахмурился, но ответил:
— Нью-Йорк. Куинс.
Куинс. Какое странное названия для столь унылого, удручающего места.
Бармен попытался отстраниться, но они не позволили.
— И куда это ты собрался?
— Эй, придурок, мне в баре проблемы не нужны.
— Проблемы? — Они улыбнулись, оскалив зубы. — А мы не хотим проблем.
— Тогда, какого хрена тебе надо? — выплюнул бармен, хотя страх в его глазах противоречил резкому тону.
— Твой мир. Что бы все вы встали пред нами на колени. Нам нужны ваши души. Мы хотим корону. Но пока довольствуемся небольшим хаосом. — Они подтолкнули стакан с янтарной жидкостью к потрясённому мужчине. — А пока выпивку.
Глава 1
Иден
Дети мои, не мстите за себя, уступите место гневу — ибо написано: отмщение моё; Я воздам, говорит Господь.
Отмщение моё.
Я очень долго сидела неподвижно. Я приказывала себе не забывать дышать, хотя втягивание воздуха через узел в горле причиняло боль. Мне следовало бы упаковывать вещи для поездки, из которой я не планировала возвращаться. Или можно вернуться к прежнему варианту — утопить презрение в бутылке чего-то крепкого, а затем лить упрямые, бесполезные слёзы на шёлковое бельё, словно так можно исправить ошибки, которые забрызгали тротуар Чикаго.