Падшие в небеса. 1937
Шрифт:
– Мой внук никого не убивал! Я повторяю, никого,… его обвиняют в убийстве.
– Хорошо. Извини, – виновато пробубнил Андрон Кузьмич. – Так кто убит и почему обвиняют твоего внука?
– Я не знаю,… почему и зачем его обвиняют. Зачем кому-то это было надо. Убита его подруга. Они хотели пожениться. И вот…
– Хм, странно,… как это произошло? – Маленький смотрел, куда-то вдаль аллеи.
– Ее нашли зарезанной у нас в квартире, а рядом спал мой внук. Он был пьян. Милиционеры посчитали, что это сделал он. Сейчас он в тюрьме. Вот все что я знаю.
Маленький помрачнел,
– А почему ты считаешь, что это сделал не твой внук?
– Не смей! Я тебе еще раз говорю! Не смей! – вновь вскрикнул Павел Сергеевич. – Мой внук этого не делал. Он не мог это сделать. Он слишком дорожил этой женщиной!
– Ты не кипятись. Я тебя спрашиваю вовсе… не из-за того, чтобы сделать тебе больно, а потому что хочу понять, как это произошло и какие мотивы могли бы быть.
– Не было никаких мотивов! – зло огрызнулся Павел Сергеевич.
– Слушай, ты зачем меня тут ждешь? На мне злость срывать? Или что? – обиделся Маленький.
– Нет, я думал, думал,… ты поможешь, ведь ты из них из этих, ты наверняка знаешь туда вход и начальников их. Я думал, ты поможешь,… но видно ошибся. Извини, – Клюфт попытался встать с лавки и уйти, но Маленький удержал его.
Он как-то грубо схватил Павла Сергеевича за руку и заставил сесть на место:
– Сядь! Что рвешься?! Сядь и не психуй! Тут, психовать нельзя! Тут нужна холодная голова! Что есть на него у следователя?
– Я не знаю…
– Так, ладно. Где ты был в тот день, в тот час?
– Я, я уезжал… по делам. Я был за городом. В одной деревни, – Клюфт опустил глаза.
– Так, алиби у тебя есть. А у него нет ничего,… что бы его не подозревали. Пьяный без чувств. Она убита. Нож,… они нашли нож, которым ее убили?
– Я ничего не знаю. Мне ничего не говорят, – грустно ответил Клюфт.
– Так, уже хорошо. Есть возможность подумать, что ты должен сказать на допросе.
– А что я должен сказать?
– Ну, пока не знаю,… – тяжело вздохнул Маленький. – Это надо обсудить.
Клюфт ударил кулаком по лавке, он замотал головой, словно медведь и зло прохрипел:
– Ну, почему так? Почему все так в этой стране? Почему? Что на этот раз? Неужели опять, все будет как со мной?! Нет,… сейчас не те времена я верю, на суде все раскроется, его оправдают!
Маленький тяжело вздохнул и, махнув рукой, устало сказал:
– Ты что, веришь в справедливость? В справедливость этого суда?
– А ты?!!! – вскипел Клюфт – Ты-то,… что не веришь? Ты что мне сам-то говорил?! А?!!! Ты же верил, что ваш суд был справедливым и мудрым?! Ты-то, сам,… что не веришь?! Назад сдал?!
Маленький ухмыльнулся:
– Это не тот суд. Того суда уже нет.
– Ах, вот как? А тогда,… тогда вы тоже, обоймой невинных оправляли в Гулаг и считали, что они враги!
– Тогда… было тогда. А сейчас совсем другое.
– Ой, скажите, пожалуйста! Другое! Нет! Это тогда правды было не найти, а сейчас демократия и рот никто никому не закрывает. И адвоката можно нанять, и доказать невиновность, сейчас есть возможность!
– Дурак ты Клюфт! Тебе девятый десяток, а ума нет. Раньше все за идею делали, а сейчас за
деньги. Раньше идея была… святая между прочим,… а сейчас все покупается! Все продается! Дадут денег и закроют твоего внука на пятнадцать лет, вот и все!– Как это закроют?! Кому это нужно?! Вот тебе тогда было нужно меня закрыть! За идею говоришь? Значит, ты меня тогда в тридцать седьмом… за идею в морду давал и в лагерь отправил? Или…
– Не надо Клюфт,… не надо. Опять мы скатываемся в личное… Нам это сейчас не нужно. Разругаемся и, толку не будет. Мы лучше потом с тобой, как ни будь поспорим! Ты вот, на суд надеешься, дурак. До суда доводить не как нельзя. Приговор будет и, тогда,… хрен ты его сковырнешь. Никакие апелляции не помогут. Это ты мне поверь. Сидеть придется. До суда доводить нельзя, дело надо ломать на следствии. Вот так, ты уже мне поверь.
– Да уж,… как тебе не проверить?! Сколько-дел-то за свою жизнь ты сшил?! Сколько, таких как я, мой внук,… невинных на Колыму отправил? А?! – но тут Клюфт осекся, он увидел, что Андрон Кузьмич стал совсем мрачным и еще пара обидных слов о прошлом, и он уйдет.
Павел Сергеевич испугался, что перегнул палку и, виноватым голосом добавил:
– И все же его оправдают. Почему его не могут оправдать?!
Маленький ответил не сразу, он опять мрачно смотрел, куда-то вдаль аллеи, словно искал кого-то взглядом и лишь через какое-то время, словно очнувшись, сказал:
– Слушай, Клюфт, молчи! Ты не хрена не знаешь! Не хрена! Ты знаешь, какой процент оправдательных приговоров сейчас?! Нет, не знаешь! Так вот, я тебе статистику озвучу… слава Богу, владею закрытыми цифрами!.. При царе процент оправдательных приговоров был тридцать! При Сталине,… тобой нелюбимом,… процент оправдательных приговоров был десять! Десять процентов во времена Гулага и Колымы!
– Хм, и кого же оправдывали? Я что-то тогда, в тридцать седьмом, не видел! – зло огрызнулся Клюфт.
– Не важно,… даты прав,… в большинстве случаев оправдывали уголовников так сказать социально близких,… но было дело и, политических выпускали,… хотя и меньше, но ведь это было! Между прочим, твой внук, не по политической статье проходит, как ты, понял?!
Клюфт сидел и молчал, он тяжело дышал. Он не смотрел на Маленького, но Андрон Кузьмич знал, Клюфт слушает каждое его слово, поэтому Маленький уверенно добавил:
– Так вот,… сейчас, процент оправдательных приговоров около… ноль пять, ноль восемь! Меньше процента,… понимаешь,… меньше процента! Суд превратился в сплошной заказ! Если тебя завели в зал суда, то все, ты выйдешь обязательно в сторону тюрьмы под конвоем!
Клюфт покосился на Маленького и грустным голосом спросил:
– И что же теперь делать?
– Хм, надо бороться, но сначала надо все узнать, как там все было и если твой внук не причем, то кто это все сделал и кто это все подстроил?
– Ты мне поможешь? – с надеждой спросил Павел Сергеевич.
Маленький ничего не ответил, он встал с лавки и, поковыряв на асфальте кончиком своего зонтика, двинулся прочь. Пройдя метров десять, он остановился и, обернувшись, крикнул Клюфту:
– Сиди дома, и никуда не уезжай, я найду тебя!