Падшие в небеса.1937

Колонна по дороге поднялась на пригорок, а затем опустилась в небольшое ущелье среди сопок. Этап миновал деревушку. Одинокие избы и слабый и тусклый свет в окнах. На первый взгляд, село было небольшим. Но это было обманчивым впечатлением. Когда строй арестантов вывернул вправо и растянулся вдоль длинного оврага, у которого и стояло село, Клюфт рассмотрел: деревня не такая уж и маленькая. Дворов пятьдесят-шестьдесят. Добротные избы с покатыми крышами и традиционными для Сибири четырехстенными кирпичными трубами посредине, из некоторых валил дымок. Лаяли собаки. Блеяли овцы и кое-где даже мычали коровы. Значит, есть скотина. Значит, деревенские живут не голодно!

Пока зэки украдкой смотрели на деревню, топая по укатанной дороге, она как-то незаметно вновь свернула в тайгу и, провалившись, пошла под уклон. Идти вниз непросто. Снег в ложбине глубокий. Ноги проваливались в сугробы. Арестанты замедлили ход. Где-то сзади заурчали машины, им ехать тоже было не под силу, колеса буксовали в белой вате. Павел огляделся по сторонам. Стало совсем темно. Только спины зэков и белые кляксы теней от полушубков конвоя. Солдаты нервничают. Уйти в побег зэку сейчас – раз плюнуть. Шаг в сторону – и растворишься в темноте тайги…

Лагерь показался неожиданно. Он надвинулся. Навис над дорогой, как замок злого колдуна. Высокие стены и паутина колючки. Яркие всполохи прожекторов с боковых вышек, возвышающихся по периметру забора.

Луч от слепящих и мощных ламп пошарил по колонне. Он, ярко-белый, выжигал глаза. Резал и щипал силуэты арестантов. Конвойные замахали руками, матерясь в сторону своих коллег-вертухаев, стоящих на вышках. Впереди злобно залаяли собаки. Целая свора. Судя по непрерывному гавканью, вою и рычанью, не меньше пятидесяти псов.

– Эй, опусти прожектор! Этап!..

– Кто идет?…

– Сколько?… – кричали из лагеря.

– Да пошел ты!.. Видишь, этап!..

– Почему поздно?!.. Кто старший?!.. – напористо гнусил вертухай с вышки.

– Капитан Молоков. Молоков!.. А ну, открывай ворота!.. – заорал за спиной Павла солдат из конвоя.

Этап остановился. Зэки немного взбодрились. После утомительной и длинной дороги лагерь некоторым из них показался спасительным оазисом! Арестанты начали пихать друг друга в бока. Некоторые довольно шептали:

– Дошли все-таки! Дошли!

– Теперь уж не пропадем!

– Не замерзнем!

– Вот сейчас, наверное, и погреемся!

– А может, и ужин дадут!

– Должны дать, как же голодными спать ложиться?! Не имеют права…

Конвоиры кричали своим сослуживцам по ту сторону колючки. Офицеры выскочили из машин. Автомобили, урча, развернулись и поехали за угол высокой стены. Она была сделана из стальной проволоки, натянутой между столбов. Словно струны огромной арфы, светилась тут и там в лучах прожекторов. Металлические колючки в полумраке смотрелись особенно зловеще. Неожиданно несколько солдат бросились к колонне и с размаху начали крушить арестантам головы прикладами. Конвоиры колошматили винтовками по черепам ничего не понимающих зэков.

– А ну! На колени! Садись, мать твою! Что вылупились?! Садись! Мать свою! На колени! На колени!

Люди с ужасом падали в снег. Слышны стоны и хруст костей. Солдаты топтались по телам, усердно нанося удар за ударом. Этап пал как подкошенный. Послышался скрип. Огромные ворота, тоже оббитые колючей проволокой, раскрылись. С территории лагеря выскочили еще десять «вертухаев» с собаками. Цепные псы хрипели и рвались на лежавших арестантов. И вновь стон и крики! Крики ужаса и негодования…

Павел лежал, уткнувшись лицом в снег. Он старался не дышать. Щека от кристалликов холодного порошка быстро занемела. Краем глаза Клюфт видел, что рядом с ним ходит один из часовых. Он методично опускает приклад своей винтовки на спины зэков. Всхлипы и мольба. Плачь и стон.

– Лежать, мать вашу! Ишь вы, на курорт, думаете, вас привели?! На курорт?!

Павел втянул воздух в легкие и зажмурил глаза. Еще мгновение и удар по его спине,… а там. Там он потеряет сознание. Еще немного и…

Но пронесло. Конвоир, вдруг как по команде отскочил в сторону и вытянулся по стойке «смирно». Рядом с солдатом краем глаза Клюфт увидел силуэт человека в зеленой или серой фуфайке. Какого цвета была одежда, Павел не разобрал. Было уже совсем темно.

– А ну! Прекратить! Капитан, что за костоломы у тебя? А ну! Хорош молотить мне рабочую силу! Завтра кто пойдет на лесосеку? – раздался суровый бас незнакомца.

– Есть, прекратить! Взвод, слушай мою команду! В шеренгу становись!

Зэки медленно, с опаской, вставали с земли. Но некоторые этого сделать не смогли. Кто-то стонал, а кто-то вообще не двигался. Видно, удары прикладами стали для них роковыми. Солдаты оттащили «потери» в сторону. То ли уже мертвые, то ли еще раненые, зэки черными кучками лежали в сугробе, рядом с воротами. Арестанты с ужасом косились на своих товарищей.

– Колонна, налевооооо!.. По одному на территорию лагеря шагом маршшшш!..

Зэки подчинились этому протяжному крику. Толпясь, поочередно зашагали в сторону вышек. Яркий луч прожектора, словно струя из пожарного гидранта, лупил в лицо при входе. Тут же два солдата бесцеремонно мазали каждого новичка по рукаву кистью с известкой. На одежде оставался желтоватый след. Конвоиры, едва не сбиваясь, усердно считали вновь прибывших:

– Сто пятнадцать! Сто шестнадцать… сто сорок шесть!

Павел попытался осмотреться. Лагерь был большой. Сбоку виднелось несколько прямоугольных, длинных, словно спичечные коробки, бараков. Они отделены колючей проволокой. В некоторых зарешеченных окнах мерцал тусклый свет. Справа виднелось двухэтажное каменное здание, судя по всему, штаб колонии или администрация. За ним невысокая коробка деревянной постройки с длинной и немного покосившейся железной трубой, которую поддерживали стальные распорки. Из трубы валил дым. Это явно была баня или кочегарка. Прямо у ворот высился еще один двухэтажный серый дом, но не каменный, а из бревен. И наконец, слева топорщились еще какие-то строения, больше похожие на склады. От внешнего, свободного мира лагерь был отгорожен тремя рядами колючки. В каждой по полсотни нитей проволоки. За колючкой стоял небольшой заборчик из штакетника. На каждом изгибе этой страшной проволочной стены по высокой вышке, с грибком вместо крыши. А на каждой вышке по прожектору. Их лучи, падавшие с замысловатых башенок, поднятых на длинные и высокие ходули бревен, переплетались в темноте и словно играя, бегали по черному лесу возле лагеря. Видно, часовые таким незатейливым образом развлекались во время несения службы.

На большой площади перед двухэтажным деревянным зданием строй арестантов уже сформировался в коробку. На этом месте проходили все торжественные и массовые построения в колонии. Это был плац. Он тщательно очищен от снега. Под ногами Павел почувствовал каменное покрытие. Брусчатка. Плац был покрыт брусчаткой! Тут, в тайге, брусчатка как на Красной площади в Москве!!!..

«А может, в Москве брусчатка как в далеком сибирском лагере?! Все по стандарту, страна как лагерь. Один большой и красивый лагерь…» – мелькнула мысль в голове у Павла.

На середину этого лагерного майдана вышел все тот же человек в зеленой фуфайке. На этот раз цвет одежды Павел рассмотрел. Плац освещался хорошо. Через каждые десять метров стояли столбы с лампочками. Человек в зеленой фуфайке лениво и небрежно переваливался с ноги на ногу и долго топтался, рассматривая вновь прибывших зэков. Этот коренастый ждал, когда арестанты угомонятся и хоть на миг обратят на него внимание. Словно паук, который наслаждался насекомыми, запутавшимися в его ловушке-паутине. Он предвкушал: все, кто к нему попал, уже обречены на длительные мучения.