Паганини / Paganini

ПАГАНИНИ. Подозреваю, что так.

ЧАСОВЩИК. Я не могу помешать моей дочери делать то, что ей хочется. Она у меня такая волевая, и все существа должны выбирать собственные кошмары, если мир услужливо не снабдит ими. Но я должен предупредить вас, мой молодой друг, насилие по отношению к невинным существам в итоге возвращается, чтобы уничтожить нас.

ПАГАНИНИ. Я надеюсь, это не какая-то угроза.

ЧАСОВЩИК. Мне нет нужды угрожать.

ПАГАНИНИ. И у меня только добрые намерения.

ЧАСОВЩИК. Которыми, как я помню, вымощена дорога в ад.

(Они смотрят друг на друга. Потом КУКУШКА выскакивает из часов, в очередной раз пугая ПАГАНИНИ).

КУКУШКА. КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! КУ-КУ! (Скрывается в часах, возвращается с тринадцатым «ку-ку). Ку-Ку!

(ПАГАНИНИ смотрит на ЧАСОВЩИКА под меркнущий свет и 24-й каприс)

Картина 5. Гостиница «Красный череп»

(Звучит 24-й каприс. Свет зажигается в таверне гостиницы «Красный череп». ПАГАНИНИ и СОЛДАТ пьют за столом. ГУССИ, отвратительного вида, опустившаяся старуха [1] , пьет за соседним столиком и не сводит с них глаз. ОФИЦИАНТКА обращается к зрительному залу).

ОФИЦИАНТКА. Впервые я увидела Паганини в таверне гостиницы «Красный череп». В компании бывалого, симпатичного солдата и какое-то время они пили вместе. Паганини напился. Солдат – нет. Я чувствовала, в эту ночь случится что-то ужасное.

1

В те далекие времена старухой считалась женщина лет сорока.

ПАГАНИНИ. Из чего, по-твоему, создается музыка?

СОЛДАТ. Из шума?

ПАГАНИНИ. Музыка создается из другой музыки, которая создана из другой музыки, которая создана из птичьего пения, криков джунглей, детского плача, стонов женщины, совокупляющейся в темноте. Музыка движется, как мысль, но без нагромождения слов. Это эмоции без содержания, точнее, содержание возникает, когда ты слушаешь.

ГУССИ (подходит ближе). Кто-то что-то сказал насчет совокупления? Хотите хорошо провести время, мальчики? (Рыгает).

ПАГАНИНИ. Нет, благодарю.

ГУССИ. Я тебя осчастливлю. Один стакан, и я вся твоя.

ПАГАНИНИ. Предложение заманчивое, но, боюсь, этот вечер у меня полностью занят.

ГУССИ. Ты не знаешь, от чего отказываешься.

СОЛДАТ. Мы можем себе представить. А теперь уходи.

ОФИЦИАНТКА. Гусси, оставь синьоров в покое, а не то я попрошу Бруно вышвырнуть тебя.

ГУССИ. Слабаки. (Волоча ночи, возвращается к своему столику).

СОЛДАТ. Вот. Выпей еще. (Наполняет стакан ПАГАНИНИ).

ПАГАНИНИ. Музыка – как вино. Она заполняет тебя полностью, и на мгновение ты захвачен экстазом, сравниться с которым может только оргазм. Музыка создается потиранием и вдуванием, рубкой и царапаньем, ударами по сухому дереву, металлу, животу, любовью и горем.

ГУССИ (возвращается). Кто-то что-то сказал насчет потирания и вдувания? Сегодня цены снижены.

СОЛДАТ. Уйди, наконец, а не то я засуну тебя в бочку с дождевой водой.

ГУССИ. Я работала с твоей матерью, знаешь ли. (Отходит).

ПАГАНИНИ. Музыка создана из ветра и шума, как ядреный, сильный пердеж. Но, если все сделано правильно, музыка – это Бог, легким дуновением пролетающий в ночном саду.

ГУССИ. Мой третий муж пердел знатно. Словно стрелял из мушкета. Однажды на улице даже сшиб женщину с ног. (Солдат смотрит на нее). Ухожу, ухожу. (Отходит).

СОЛДАТ. Вижу, ты много об этом думал. Даже слишком много.

ПАГАНИНИ. Но в красоте музыки и ее опасность. Когда мы соблазняемся музыкой, эмоциями, мы теряем душу.

СОЛДАТ. Как дьяволу?

ПАГАНИНИ. Именно. Но что значит, потерять душу? Что в искусстве истинная форма демонического экстаза и проклятия? Чтобы создавать, необходимо просто добавить Сатану с его нацеленностью на уничтожение? Чтобы подарить ему праздник?

СОЛДАТ. Должен признаться, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я – простой, честный солдат. Я убиваю за деньги.

ПАГАНИНИ. А у меня совершенно нет того, за что ты убиваешь. Это означает, что мне пора ползти наверх, к моей любимой Ангелине.

СОЛДАТ. Подожди. Позволь мне угостить тебя еще стаканом вина. Два, пожалуйста.

ПАГАНИНИ. Ты знаешь, моей любимой Ангелине всего восемнадцать лет. Она нежная и невинная, если только не в постели со мной. Ах, эта женская плоть, эти женские глаза. Бог прячется в них, и дьявол тоже. Вся страсть, весь экстаз и ужас, заключены в женских глазах и в ее животе. Правда в том, что она слишком хороша для меня.

(Усаживает на колени ОФИЦИАНТКУ, которая принесла два стакан и только что поставила их на стол).

ОФИЦИАНТКА. А-А-А-АХ! Синьор!

ПАГАНИНИ. Ты знаешь, дорогая моя, что ты, такая нежная и теплая, вместилище всего самого ценного, что есть во вселенной?

ОФИЦИАНТКА. Нет, синьор, я никогда не подозревала об этом. Позвольте мне принести вам орешки. (Выскальзывает из его рук и уходит).

СОЛДАТ. Тебя послушать, так ты – счастливый человек.

ПАГАНИНИ. Так и есть. У меня великолепный инструмент, за который я еще не заплатил, и Ангелина каждую ночь в моих объятьях, обнаженная. Но все-таки червь сомнения гложет мой разум.

СОЛДАТ. От сомнений пользы никакой. В битве сомнения – это убийца.

ПАГАНИНИ. Иногда я не могу не задаться вопросом, а такая ли она невинная, какой кажется? Иногда я спрашиваю себя, а не изменяет ли она мне.

СОЛДАТ. Изменяет тебе? Благочестивая Ангелина?

ПАГАНИНИ. Я знаю, знаю. Недостойные это мысли, когда я так счастлив. Но иной раз она уклоняется от ответа, отводит свои прекрасные глаза, а когда мы что-то пробуем в постели вроде бы в первый раз, создается ощущение, что она это уже проделывала, знает, как дарить наслаждение и получать его. Может, у нее есть другой любовник. Тот, кто… ну, не знаю.